Восхождение самозваного принца
Шрифт:
В один из длинных и темных вечеров из леса долетел совсем непонятный звук. Возможно, его слышал только Эйдриан.
— Кто-то зовет меня в лес, — объяснил он спутникам.
Де'Уннеро и певица переглянулись, умело скрыв свою обеспокоенность. Возможно, юноша имел в виду Смотрителя или кого-нибудь из прежних друзей погибшего отца.
— И кто же тебя зовет? — осторожно поинтересовалась Садья.
— Если бы я знал, — ответил Эйдриан. — Знаю лишь, что он меня зовет. Думаю, что только меня.
— Не обращай внимания на эти призывы, —
— Но…
— Говорю тебе, не обращай внимания, — уже жестче повторил бывший монах. — Леса вокруг Дундалиса — неподходящее место для прогулок. Там полно такого, с чем лучше не сталкиваться, включая госпожу Дасслеронд и ее соплеменников.
При упоминании об эльфах Эйдриан умолк и вскоре отправился на отдых, причем уснул очень быстро.
Проснулся он среди ночи: внутри опять звучал этот странный настойчивый зов. Юноша чувствовал, что здесь задействована магия самоцветов, но какая-то иная, несвойственная ни госпоже Дасслеронд, ни другим эльфам. Он мог с уверенностью сказать, что зовущий его не является ни человеком, ни эльфом. Тогда кем? Рейнджер хотел разбудить Де'Уннеро и настоять, чтобы они оба отправились на поиски, но потом вспомнил о его суровом предостережении. Нет, Де'Уннеро здесь ни при чем. Решать должен он сам.
Эйдриан поспешно оделся и тихо вышел из дома. На плече у него висел лук, к поясу был прикреплен меч. Днем он остерегался показываться с завоеванным в схватке с призраками оружием, но сейчас в городе все спали.
Лес по-прежнему тонул в снегу, однако юный рейнджер выбирал подветренные места, где снега скапливалось меньше. Он шел несколько часов подряд, испытывая непонятное возбуждение и потому совершенно не ощущая пронизывающего ветра. Наконец он добрался до поляны, где его усилия были наконец вознаграждены.
На поляне стоял конь. Таких лошадей Эйдриану еще никогда не доводилось видеть! Он даже не предполагал, что подобные животные могут существовать на самом деле, а не только в сказаниях и балладах. В лунном свете блестела иссиня-черная шкура жеребца. Между глаз пролегала белая полоса и такие же белые манжеты украшали сильные, мускулистые ноги коня. Буйная черная грива подсказала Эйдриану, что это отнюдь не домашний конь и хозяина у него нет.
Юноша вновь услышал призыв, несущий в себе и приветствие, и вопрос. Он почувствовал, что конь не меньше, чем он сам, удивлен их встречей.
Жеребец встал на дыбы, и рейнджер заметил, как что-то блеснуло на его могучей груди.
— Самоцвет, — прошептал Эйдриан, понимая теперь, что их беззвучное общение происходит благодаря этому камню.
— Кто ты? — спросил он, приближаясь к коню.
Тот вновь встал на дыбы и угрожающе заржал, однако юноша не отступил. Он достал камень души и направил в него свой дух.
Дар. Это конечно же был Дар — конь Полуночника, о чем Эйдриан еще не догадывался.
Однако Эйдриан не собирался отпускать его! Он уже решил, что теперь у него будет лошадь. Его собственная лошадь. Конь завоевателя — несравненный, как и сам завоеватель. Эйдриан вновь обратился к камню души, но теперь вместо увещеваний его мысли приказывали.
Дар ответил возмущенным отказом. От него исходили волны инстинктивного страха, смешанного с яростью.
Однако они оба находились сейчас в магическом пространстве, а там ни одно существо в мире не могло противостоять темной силе воли Эйдриана. Их борьба продолжалась. Дар сопротивлялся, как противится необъезженный жеребец, не привыкший носить на себе седло и всадника. Он отчаянно брыкался, но юноша не выпускал его из своей железной хватки. Конь пытался ускакать, но в том пространстве, где они сейчас находились, скакать было некуда. Рейнджер неутомимо, с нарастающей уверенностью в своих силах «объезжал» Дара.
Когда Эйдриан прервал магическую связь, Дар уже покорно подошел к нему. Благородное животное впервые в жизни обрело не друга и единомышленника, а хозяина.
Будущий король завоевал себе коня.
— Тебе никак не меньше двадцати зим, — вслух заметил юноша, оглядывая свое новое приобретение.
— А по-моему, так и все тридцать будет, — раздался сбоку чей-то звучный голос.
Изумленный рейнджер выхватил меч и быстро обернулся. Перед ним стояло диковинное существо с человеческой головой и торсом, вросшим в тело лошади!
— Кто ты, парень, и что тебе понадобилось от моего друга Дара? — спросил кентавр.
— Дара? — повторил Эйдриан, затаив дыхание.
Теперь все вставало на свои места. Из рассказов Белли'мара Джуравиля юный рейнджер знал и о Даре, и о Смотрителе. Значит, эльф говорил правду и даже не приукрасил действительность. Эйдриан приветливо улыбнулся кентавру. Смотритель улыбнулся в ответ, но улыбка мгновенно исчезла с его губ, когда он заметил в руках незнакомца меч Полуночника.
— Не похоже, что ты из породы осквернителей могил, — произнес кентавр.
— У меня нет ничего общего с ворами, — заявил юноша. — Я лишь забрал то, что принадлежит мне по праву. Сначала из могил, а теперь из леса.
С этими словами он потрепал коня — своего коня — по шее.
— Меч перешел от Мазера к Элбрайну, лук и Дар принадлежали Элбрайну. Теперь все это перешло по праву наследования мне — Ночному Ястребу.
Смотритель по-прежнему смотрел на него удивленно и недоверчиво.
— Ночной Ястреб? — переспросил он.
— Тай'маквиллок, — с гордостью произнес Эйдриан. — Я — Ночной Ястреб, рейнджер Фестертула, сын…