Восхождение тени
Шрифт:
Баррик застонал.
– Тогда почему же мой… товарищ продолжает вести меня по самым колючим местам этой страны? За целый день нам удалось пройти всего несколько сотен шагов. Таким ходом, когда мы принесём… – внезапно Баррику пришло в голову, что тёмный лес, в котором на каждом шагу может скрываться неизвестно сколько чужих ушей, не лучшее место, чтобы говорить о зеркале Леди Дикобраз, вещи, которую он поклялся доставить к трону кваров. – Таким ходом, к тому времени, как мы их найдём, даже бессмертные успеют помереть.
Скарн, кажется, несколько смягчился.
– С высоты не видать земли, потому что деревья больно густые, особенно эти их
– Силки? – Баррик продолжал продираться вперёд и, когда подлесок становился совсем уж непролазным, расчищал путь древним, покрытым ржавчиной наконечником копья, который он нашёл у дороги из Глубин. Это был не самый густой лес из тех, что ему доводилось видеть здесь, за Границей Тени, но он был полон упрямо цепляющихся колючих побегов, из-за которых каждый шаг давался так тяжело, словно принц пробирался сквозь грязь. Одних этих колючек да сумерек, царящих в здешних землях безраздельно, было достаточно для того, чтобы даже в самое храброе сердце проникло отчаяние.
– Ага, это Лес шелков, эти места, – прокаркал ворон. – Где энти шелкины и водются.
– Шелкины? Что это ещё за шелкины? – название на слух не было особенно пугающим, и это казалось приятной переменой после Джека Чейна с его чудовищными слугами. – Они что, фаэри?
– Если ты имеешь в виду Высшее племя, то не-а, – Скарн перепорхнул на другую ветку и дожидался, пока Баррик всё так же медленно и монотонно преодолеет новый участок пути вслед за ним. – Они не разговаривают, да и на рынок не ходят.
– Не ходят на рынок?
– Не-а, не как все правильные фаэри, нет, – ворон поднял голову. – Т-с-с! – резко прошипел он. – Слышу, кажется, тут помирает что-то мелкое и глупое. Время ужина!
Птица соскочила с ветки и, хлопая крыльями, скрылась за деревьями, оставив Баррика в одиночестве и сбитым с толку.
Он расчистил себе местечко там, где шипастые ветки казались тоньше всего, и присел. Его больная рука пульсировала уже несколько часов, так что принц даже почти порадовался нежданному отдыху, но ворон, несмотря на всё раздражение, что он вызывал у юноши, был единственным его собеседником в этом месте бесконечных теней и серого неба, и зловещих деревьев, увешанных чёрным мхом. И теперь, когда Скарн улетел, тишина сгустилась вокруг принца, словно туман. Он обнял руками колени и сжался посильнее, чтобы не дрожать.
Баррику подумалось, что прошло уже больше половины декады с тех пор, как Джаир и Вансен пали, а он сам еле спасся из подземного лабиринта-королевства Джикуйина. В бесконечном сумраке Границы Тени было трудно определять ход времени, но он знал, что спал с тех пор больше полудюжины раз – забывался долгим, тяжёлым, не дающим сил, но почему-то ослабляющим сном, который был почти единственным его отдыхом здесь. Кернейя наступила и окончилась во внешнем мире, пока они сидели в плену под землёй – Баррик знал это, потому что чудовище Джикуйин намеревался принести принца и остальных в жертву Повелителю Земли, чтобы отпраздновать именно этот день. Поскольку принц знал также, что он и его спутники покинули Южный Предел в Ондекамене, направляясь на битву с сумеречным народом, это значило, что он не был дома уже более четверти года. Что успело случиться за это долгое время? Достигла ли армия теней города? Терпит ли его сестра Бриони осаду?
Возможно, впервые за всё
Баррик не мог припомнить, каково было первое, которое она дала ему в тот день, когда пощадила его на поле битвы: ощущение было такое, как будто Ясаммез влила в него это знание, как масло в кувшин, и запечатала так крепко, что даже он сам не мог вытащить пробку. Другую же миссию он принял, положась исключительно на слово Джаира, безликого, доверенного слуги Ясаммез, который поклялся, что это послужит на благо людей так же, как и на благо фаэри, – прямо перед тем, как пожертвовал жизнью ради спасения Баррика. И теперь, когда принц был наконец свободен, он не бросился со всех ног к границе Страны Тени и дальше, за неё, в освещённые солнцем земли, как поступило бы любое благоразумное существо, а продвигался всё глубже и глубже в дебри страны туманов и безумия.
Баррик невольно отметил, что всё вокруг снова затягивает молочно-белой пеленой. С тех пор, как ворон улетел, заметно похолодало, и повсюду от земли заструились вверх дымчатые завитки. Казалось, юноша сидит в поле призрачной колышущейся травы; туман грозил через несколько мгновений накрыть его с головой. Баррику мысль об этом была неприятна, и он поспешно поднялся.
У земли туман сгущался, закручивался вокруг стволов серых деревьев, как вода – и даже взбирался по ним вверх. Скоро всё уже затягивала бледная пелена – и под ногами, и над головой.
Где же эта проклятая птица?! Как он мог вот так просто улететь и оставить своего спутника – что это за преданность? Когда он вернётся? И вернётся ли он вообще?
Эта мысль сжала его сердце ледяной рукой, сбив ритм. Старый мешок перьев не давал Джаиру никаких обещаний – в отличие от Баррика. Скарна мало заботили чаяния как Живущих-под-солнцем, так и кваров – а уж если начистоту, так его не заботило вообще ничего, кроме желания набить брюхо всякой пакостью, которую он обожал лопать. Возможно, ворон внезапно решил, что зря тратит здесь, с ним, время.
– Скарн! – позвал Баррик неожиданно слабым голосом, затрепетавшим, как стрела, спущенная с порвавшейся тетивы, и растворившимся в бесконечном туманном вечере. – Проклятье, дурная птица, где тебя носит? – он услышал сквозившую в своём голосе злость и постарался совладать с эмоциями. – Вернись, Скарн, пожалуйста! Я… я позволю тебе спать у меня под рубашкой.
Ворон пытался прятаться у него за пазухой и раньше – с тех пор, как похолодало, но Баррик всегда это запрещал: от одной мысли о том, что этот старый вонючий падальщик с боги знают какими паразитами в перьях будет прижиматься к его груди, у него по коже начинали бегать мурашки – так он ворону и сказал, причём очень грубо. Сейчас, однако, принц начинал сожалеть о вспыльчивости своей натуры.