Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Однако до 1000 г. эти географические преимущества были в значительной степени потенциальными. Экономическая жизнь на севере Европы оставалась примитивной, а изделия, произведенные в различных областях континента, не отличались друг от друга настолько, чтобы появился стимул к торговле. Более того, первым плодом новшеств в кораблестроении и навигации была вспышка массового пиратства, в котором викинги играли основную роль. И все же именно в этот период культурного застоя, политического распада и экономического отставания в развитии были созданы методы и институты, которые со временем привели к небывалому возвышению средневековой Европы и сделали латинский Запад совершенно отличным от античного или византийского общества. Имеет смысл рассмотреть три грани этого внезапно появившегося общественного устройства:
1) достижения в сельском хозяйстве; 2) военные достижения; 3) особая роль пиратской торговли.
1. СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО. Во времена Римской империи большая часть Среднеевропейской равнины была покрыта болотами и девственными лесами. В этих условиях земледельцы могли возделывать лишь относительно сухие склоны холмов, а также быстро высыхающие песчаные почвы. Атлантический климат и ограниченность естественного дренирования пологих низменностей сохраняли повышенную влажность земель настолько долго в течение года, что методы обработки почвы, развитые в сухом климате Среднего
721
Основное доказательство этих утверждений базируется на изучении формы пахотных участков; тяжелый плуг с отвалом было трудно разворачивать, и он мог работать только на вытянутых в длину полях. Подробности см. в работах: Marc Bloch, Les Caracteres originatix de Vhistoire rurale frangaise (Paris: A.Colin, 1952); Lynn White, «Technology and Invention in the Middle Ages», 141-59; Cambridge Economic History of Europe, I, 127-32; Charles Singer (ed.), A History of Technology, II, 86-93.
При очевидных преимуществах такого плуга на влажных и глинистых почвах, которые преобладали на Среднеевропейской равнине, очевидна была и причина столь долгой задержки в его использовании. Вспашка таким плугом предполагала наличие тягловой силы в виде трех-четырех, а то и больше быков. Кроме того, тяжелые плуги с отвалом не могли эффективно использоваться на малых, квадратных по форме участках пахотных земель, свойственных сельскохозяйственным частям Европы. Немногие крестьянские хозяйства имели полную упряжку, чтобы воспользоваться преимуществами такого плуга, и только совместное использование тягловых животных (а также изменение формы полей и прав землевладения) могло сделать возможным этот более совершенный тип возделывания земли. Следовательно, во времена, когда разбой и грабеж разрушали установленные ранее права на земельную собственность, могли найтись люди, пожелавшие объединить свои ресурсы и перераспределить права собственности на землю в соответствии с новым способом ведения хозяйства. В этих либо в подобных обстоятельствах совместное ведение хозяйства давало существенные преимущества. Поэтому в IX-X вв., когда Северо-Западная Европа наиболее жестоко страдала от набегов викингов и венгров, возник новый тип организации сельскохозяйственного производства, известный как манориальный (или сеньориальный, вассально-ленный, поместный). Этим был создан определенный технический базис, который вскоре позволил европейским крестьянам производить значительный избыточный сельскохозяйственный продукт на землях, которые в прежние века лежали пустошью [722] . Таким образом, плотное заселение севера Среднеевропейской равнины крестьянами-земледельцами было вследствие этого гарантировано, и это означало, что средневековая Европа получила сельскохозяйственную базу, достаточно прочную, чтобы поддерживать и многочисленную военную аристократию, и сильные города [723] .
722
Тот факт, что историю поместий обычно изучали с юридической точки зрения, затемнял те фундаментальные технологические изменения, которые произошли в европейском сельском хозяйстве IX-X вв. Личная зависимость крестьян от хозяина поместья существовала еще в римскую эпоху и была сохранена при новом порядке; но вместо возделывания малых участков земли независимыми крестьянскими хозяйствами или эксплуатации рабов для обработки больших площадей зрелое средневековое поместье имело совершенно другую технологическую основу в виде тяжелого плуга с отвалом, предполагавшую объединение тягловых животных и возделывание длинных узких полос пахотной земли на открытых пространствах. Мое понимание значения технологической основы средневековой поместной системы получено в значительной степени из превосходной и чрезвычайно плодотворной дискуссии, представленной в работе C.S. and C.S.Orwin, Vie Open Fields (Oxford: Clarendon Press, 1938). См. также Lynn White, Medieval Technology and Social Change, pp.39ff.
723
Ровный климат и влажное лето Северо-Западной Европы - дар Гольфстрима - позволяли сеять зерновые и весной, и осенью. Это подразумевало, что сезонные характеристики, влияющие на обработку почвы под посев, заметно отличались от средиземноморских. Земледелец побережья Средиземного моря мог пахать лишь в течение трех или четырех месяцев, а средневековый пахарь Северо-Западной Европы не выпускал плуга из рук почти весь год. Останавливался он только зимой, когда без фуража животные не могли выполнять тяжелые работы, а земля замерзала. Летом, когда часть полей была засеяна зерновыми культурами, участки, оставленные под пар, требовали вспашки и подготовки к севу озимых; осенью и ранней весной поля с яровыми требовали такого же постоянного внимания.
В результате площадь, которую средняя крестьянская семья должна была вспахивать, увеличилась с 5-10 акров для афинской семьи в V в. до н. э. до 30 акров в средневековой Англии. Кроме того, поскольку рабочая сила теперь использовалась более равномерно в течение года, отдельная крестьянская семья могла произвести гораздо больший излишек зерна, чем в античные времена. Поставки зерна для столицы и городов всегда была проблемой и для древних греков, и для римлян; для средневековой же Европы только в случае местного неурожая возникала проблема с обеспечением городов питанием. Такое положение дел допускало более интенсивную урбанизацию общества, невозможную в античные времена.
Освоение Среднеевропейской равнины, а также покорение северных морей создали экономическую базу для возвышения Северо-Западной Европы до такого уровня процветания, власти и культуры, который превзошел древние центры средиземноморской цивилизации. Перемещение к северу политического и культурного центра западного мира стало не преходящим эпизодом изменения политической географии в VII-X вв., а постоянной особенностью европейского общества.
2. ВОЕННЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ Северо-Западной Европы в IX-X вв. напрямую зависели от производства сельскохозяйственных излишков, которые обеспечивала недавно созданная манориальная система. Для этого с крестьян взимались оброки и повинности на содержание многочисленного класса профессиональных военных, оснащенных и обученных по самым высоким меркам того времени, — тяжелой конницы. Поскольку потребности этого класса были поначалу достаточно просты, а новый тип ведения сельского хозяйства был относительно производительным, даже не слишком заселенная и экономически примитивная Европа получила возможность содержать сравнительно большое число рыцарей.
Эта социальная модель была далеко не нова в мире: Иран организовал подобную систему для защиты провинций от набегов кочевников почти на тысячу лет раньше; и как мы недавно видели, Македонская династия в Византии того периода развивалась в том же направлении. Однако создание института рыцарства глубоко изменило положение латинского христианского мира по отношению к его ближайшим соседям. Когда за крепкими латами профессиональных рыцарей укрылось сельскохозяйственное общество Северо-Западной Европы, разбойники и пираты очень быстро потеряли свое былое превосходство. Их бесчинства и грабежи ослабли и вскоре прекратились.
724
Полное падение авторитета королевской власти в этой области в IX в. облегчило создание систем местной самообороны. Более или менее условная система иерархии сеньоров и вассалов спускалась вниз от короля, придавая вид законности тому, что в эти времена было весьма жестокой реальностью. Другая причина того, что развитие раннего феодализма произошло именно здесь, на севере Франции, заключалась в том, что местное крестьянство в значительной мере происходило от римских колонов, не имевших племенной сплоченности и способности к самозащите. По этой причине они не слишком сопротивлялись принятию какого-либо достаточно сильного, а часто и просто самозванного рыцаря в качестве господина.
В чисто германских областях к востоку племенная сплоченность еще не была растеряна; соплеменники так легко не соглашались с зависимостью и подчиненностью. И это создавало трудности для племенных герцогов (или королей Германии) в попытках найти средства для содержания достаточного числа рыцарей. Крестьянин как основа армии, как это было в войске Карла Великого, не мог устоять против подвижных ударных сил противника - венгерских всадников, дружин викингов или, как теперь, рыцарей французского образца. Следовательно, старомодная военная организация Саксонских императоров (919-1024 гг.) постепенно уступила дорогу поместному рыцарству. Но рост феодализма в Германии предполагал и снижение эффективности власти короля, так же как это произошло ранее во Франции.
725
Это преимущество в значительной степени основывалось на уникальном использовании европейцами стремян и копья для усиления удара, при этом игнорируя лук, который в других армиях продолжал быть основным оружием кавалерии. См. Lynn White, Medieval Technology and Social Change, 1-38. Предпочтение, которое франки отдавали рукопашному бою и сокрушительному удару, перенесло в уже сформировавшееся средневековье древнюю, имеющую истоки еще в микенской цивилизации, традицию ведения войны. Необходимость сражаться на местности, где деревья были столь многочисленны, что мешали эффективному использованию стрел, так же могла укрепить традиционное европейское презрение к метательному оружию.
3. ПИРАТСКАЯ ТОРГОВЛЯ. Вполне очевидно, что пиратство быстро потеряло свою привлекательность, когда жертвы нашли способ отразить или даже разбить нападающих. Но когда захват ценностей силой себя исчерпал, торговля предложила альтернативный путь приобретения иностранных товаров, ранее добываемых пиратством. Колебание между грабежом и торговлей в истории [726] , конечно, происходило неоднократно, и это понятно, потому что даже удачливые пираты редко захватывали то, что было нужно им самим, излишки добычи следовало продать, чтобы затем купить что-либо необходимое, вплоть до оружия или еды [727] .
726
Обратный пример - карьера ранних последователей Мухаммеда, выходцев с окраин торгового города, однако начавших набеги и завоевания с невиданным успехом.
727
Поучительные заметки о торговле викингов см. A.R. Lewis, The Northern Seas, pp.282-86ff.
Следовательно, с развитием действенной местной самозащиты в Западной Европе корабли и десанты пиратов постепенно и предсказуемо уступили место торговому мореплаванию и вьючным обозам. Здесь важна духовная непрерывность этоса пирата IX в. и европейского купца X в. Несомненно, купцы и пираты часто менялись местами, переходя от одной роли к другой в зависимости от конкретных обстоятельств. Но даже когда торговля становилась все более благоразумным предприятием, организованные группы странствующих купцов, подобно их пиратским предшественникам, считали умение владеть оружием делом чести, сами заботились о своей безопасности и сами разрешали споры внутри своего круга. Они также относились к крестьянам и знати тех стран, где они находились, как к чужакам — потенциальным жертвам мошенничества, если уже не меча. Со временем купеческие ватаги находили себе удобное место постоянного пребывания — часто вблизи ставки епископа или реже под стенами аббатства либо феодального замка. Из такого центра, как из ядра, вырастал город Северной Европы. Рост городов происходил главным образом после 1000 г., но основные и наиболее существенные институциональные и психологические формы североевропейской городской жизни были сформированы в эру хаоса, когда пиратство постепенно перерастало в торговлю.
В Византии, на Ближнем Востоке, в Индии и Китае этос горожан существенно отличался от недавних разбойников, а ныне почтенных горожан Северо-Западной Европы. Торговцы и ремесленники цивилизаций Евразии прежде всего обслуживали вкусы высших слоев общества: чиновников, помещиков, правителей. В этом качестве они поддерживали стабильность и исправно платили налоги — а за это могли полагаться на авторитет политической власти и надеяться на ее защиту. Агрессивный, безжалостный и самоуверенный менталитет западноевропейских торговцев был совершенно иным. Отличительные характеристики более поздней истории Запада ведут свое происхождение именно из этого факта, потому что, как только основные задачи экономического и военного выживания были решены, в Европе, как и в других местах цивилизованного мира, именно города стали основными центрами и ускорителями развития культуры.
Это титульный лист Евангелия от св. Луки из Келлской Библии, расписанный красками в VIII в. в Ирландии. Таким образом, он создан во времена, когда христианская культура ирландцев достигла высшей точки развития, накануне набегов викингов, которые разрушили почти все, что было создано ирландскими монастырями. Великолепная геометрическая точность и сложность рисунка этой страницы, а также бьющая ключом, словно готовая прорваться через край тяжелых внешних полей игривыми водоворотами и орнаментами из завитков, многое говорят о самобытности стремительно развившейся в V—IX вв. ирландской цивилизации.
До 1000 г. христианская культура, как и все христианское общество в целом, находилось в состоянии обороны, разыскивая и пытаясь сохранить фрагменты прошлого, редко решаясь на что-либо новое, особенное либо способное привлечь внимание других цивилизованных народов. Ирландская культура, возможно, была исключением из этого правила, и до вторжения викингов, разрушивших островные монастыри в VIII-IX вв., ирландцы успешно соединяли кельтские устные литературные традиции с латинской и даже греческой ученостью. Аналогично героический эпос Скандинавии эры викингов и его христианизированный аналог, эпические поэмы «chansons de geste», свидетельствуют о привлекательном для современного вкуса буйстве первобытной силы. Все же эти явления были не центральными для европейского христианского мира. Обращенное мыслями в прошлое учение Византии, остановившее восхищенный взгляд на христианских отцах церкви, со случайными отблесками язычества и античной старины, а также наивные предания о чудесах и проповеди папы Григория Великого гораздо более характерны для культурной жизни христианского мира в целом.