Воскресенье - пришел лесник и (Риадан - 2)
Шрифт:
– - Может, ты по своему и права, но все же номер всегда ассоциируется с вещью, а не с живым существом.
– - Дело привычки. Ведь что такое имя, как не порядок букв. А что такое буква, как не та же цифра. Так почему цифры одной системы хуже цифр другой системы?
– - Тем, что такими их создали для себя люди.
– - А ты не забыл, что я ни на какую треть не человек?
– - Уси мы -- люды!!!
– - не выдержав, прошипел Загорский, вспомнив шуточку своей Шельмы.
Старик, более не вмочь сдерживаться,
– - Гэ-э-э-э! Ладно! Мы еще "Скат" осмотреть хотели.
Внутренняя капсула подвезла их прямо к шлюзу. За ним тянулись сумрачные коридоры призрачного корабля.
Множество ответвлений, ниши, полуарки, мрачновато-диковинные барельефы -- все это придавало какую-то торжественность происходящему вокруг.
А вот и центральный зал, где по-прежнему мерцают огоньки и кружатся изображения на кристаллах-дисплеях.
Снятая перчатка... Касание стенок, пульта...
Удивленный голос девушки-Диагноста:
– - Я не могу сказать историю этого материала... Я не могу прочувствовать его... У него... У него другая геометрия... Другая мерность... Этот материал не мог быть создан в нашем мире, в нашей Вселенной...
Глава 30
Шут, Король и Мерлин стояли на руинах. Король и Мерлин -- впервые за столько дней и месяцев -- в своих средневековых нарядах. Шут -- теперь он не в черном -- в белом своем ледяном одеянии, в колпаке, со шпагой в руке и автоматом за плечами. Принц обратился к нему:
– - Ты во второй раз спасаешь нашу власть и наше королевство.
Шут перебил его, не дав договорить:
– - И снова я ухожу. На этот раз -- навсегда. И не проси остаться -- не смогу. А захочешь вспомнить обо мне...
– - из нагрудного кармана рубашки он достал черную коробочку карт Таро, открыл ее: -- Держи на память!
– - и легким движением извлек на свет и положил в ладонь юного Короля одинокую карту.
Король пристально взглянул на картонную карточку. На ней на фоне голубоватых гор со снежными шапками стоял посреди зеленой полянки знакомый долговязый Шут в белом, и знакомая алая шапочка колпака с бубенчиками обрамляла до боли знакомое лицо со светлой, чуть грустной улыбкой. И белый пес прижался у ног. Вот только левая рука сжимает не Эстерниен, Шпагу Печали, а белую розу. Да за плечами не автомат землян, а дорожная котомка...
Нулевая Карта. "Шут". Но почему же раньше никогда не обращал внимание на это сходство? Почему?.. Но ведь... Словно из сна... Но...
Мальчишка вскинул голову, чтобы поблагодарить уходящего... Поздно... Он словно бы растворился в мареве дня, хотя -- место такое, что нигде не спрячешься, разве что за Гранью Мира.
– - Дорога... не отпустила... его...
– - прозвучал задумчивый вздох Мерлина.
Братья вернулись к друзьям-Игрокам, устроившим пикник прямо тут, на траве у
– - Менестрель, спой!
– - Ребята... Я спою, но не просите веселое, ладно? Погиб Броник, погибли еще два моих друга... Не Игрока... Я не хочу веселиться... Я лучше спою старую песню... О них, наверное...
Отложив флейту, он потянулся к гитаре. Зазвенел первый аккорд.
Над рекой закат -- как будто угли
Кто-то с неба на воду обрушил.
И глядится в воду древний Углич
С темно-красной церковью-игрушкой.
...А игра была -- не на свирели:
У крыльца толпой бояре стали.
"Покажи, царевич, ожерелье..."
И по горлу -- с маху -- острой сталью...
Вот и все. Легенда или сказка...
От заката взгляды поднимите -
Виден в небе храм в багровой краске:
"Жил да был на свете мальчик Митя..."
Жил да был... Над Волгою затишье.
Не спеша звезда в закат упала...
...А за что во все века мальчишек -
Топорами, ружьями, напалмом?
Жгли, травили, пулями косили!
А мальчишки -- всех невиноватей...
Если б всю их боль и все бессилье
Слить в одном-едином крике:
ХВАТИТ!
Тонкий крест стоит под облаками,
Высоко стоит над светом белым -
Словно сам Господь развел руками,
Говоря: "А что я мог поделать?"
– - И действительно -- словно о них... Но не такие уж и бессильные мальчишки, если верят в справедливость...
– - Прости, Том, но признаемся честно: нам просто фантастически повезло!
– - А могло бы и хуже окончиться!
– - мрачно добавил Крагер.
Менестрель вновь щипнул гитару... Песня, тихая и печальная, вознеслась из тишины, постепенно нарастая:
День ушел тихонечко, словно опасался
Путника усталого этим разбудить.
Все равно проснулся он, дров в костер подбросил,
Вскоре и товарищи стали подходить,
Старые товарищи, дороги исходившие,
Спину прикрывавшие не в последний раз,
Душами уставшие, радость позабывшие...
Вновь Дорога наша собирает нас.
Том подхватил песню, и его чистый голос вплелся в мелодию:
Пылью золотистою вновь подошвы тешатся,
Марево знакомое скрыло все вокруг.
Быть хотели чистыми, только уж мерещится,
Значит, снова Всадники за холмом идут.
Значит, снова кровь пролить... Сколько ж можно, Элберет!
Я устал, мне муторно от тысячи смертей,
Только пух от тополя кровь согреет верою,
Что от этой участи сохраним детей.
Выйду рано из дому, позабыв домашнее,
В путь себя настрою, как гитарный стон...
Нужен ли кому-нибудь этот плач о завтрашнем?
Мы живем сегодня, и путь наш -- марафон.
– - Марафон судьбы, -- нарушил очарование песни Крагер.