Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г.
Шрифт:
Он просит у Каина лист чистой бумаги, достает свой паркер и крупно пишет:
Е = mс2.
Корнелий усмехается.
— Вы хотите сказать,- уточняет его гримасу Диббль,- что это знают у вас даже дети?
— Да, мистер Диббль. Дети среднего школьного возраста.
— Я могу написать и такую формулу, прочесть которую не поможет вам даже кандидатская степень,- заметно сердится Диббль.- У меня ведь Ьопопз саиза…
— Простите, пожалуйста, мистер Диббль,- теперь уже серьезным
— Мне нужно знать, сумеете ли вы разобраться в некоторых бумагах, которые могут попасть вам на глаза. Понять, что в них такое. Хотелось поэтому, чтобы вы могли распознавать некоторые физические константы…
— Все ясно, мистер Диббль. Чтобы у вас отпали всякие сомнения на этот счет, я напишу вам сейчас одну формулу, которая лучше всяких слов должна свидетельствовать о моей эрудиции в вопросах физики.
И он небрежно пишет какие-то математические знаки.
— О!- восхищенно восклицает Диббль.- Это же знаменитое гравитационное уравнение Эйнштейна! Очень хорошо!
— Да, мистер Диббль,- скромно подтверждает Корнелий.- Вот тут у меня тензор Риччи, построенный из кристоффелей и их производных. А вот это тензор плотности энергии импульса натяжения.
— Так какого же вы черта с такими знаниями занимаетесь мелким жульничеством! — поражается Диббль.- Торгуете иконками! Нет, в Советском Союзе, видно, просто некуда девать ученых парней, если они вынуждены промышлять мелким бизнесом. Но мы это учтем и при расчете с вами повысим вашу ставку. Слушайте теперь внимательно, что нам хотелось бы узнать у профессора физики Леонида Александровича Крече-това.
…А спустя полчаса, когда Телушкин с Лаврентьевым возвращаются от Каина, Лаврентьев с восхищением говорит своему шефу:
— И откуда у тебя такие познания, Корнелий? Даже этого американского доктора потряс. Неужели ты и в самом деле все это знаешь?
— Эх, Миша, Миша!…- вздыхает Корнелий.- Кабы я на самом деле все это знал, я бы не только с такими подонками, как Вадим и Колокольчиков, но может быть, и с тобой не стал бы иметь дело. Прости ты мне такую откровенность…
— Но ведь формула была действительно эйнштейновская?
— Да, эйнштейновская, но я понятия не имею, из чего она выводится. Прочел ее в какой-то научной книге и заучил. Память у меня сам знаешь какая.
— Выходит, что обвел ты этого американского доктора наук еще поэффектнее, пожалуй, чем нашего простодушного русского батюшку!- не перестает восхищаться Корнелием Лаврентьев.- Одно только мне непонятно — чем привлек американцев дядя нашей Вари?
— Судя по тому, что сообщил мне Диббль, тут что-то связанное с тайной недр нашей планеты. Ты знаешь, наверное, что и мы и американцы бурим сверхглубокие скважины. Но это вряд ли даст что-нибудь существенное. Похоже, однако, что есть другой, более перспективный путь, нащупанный профессором Кречетовым. Вот их и интересует, чего он достиг.
Прощаясь с Лаврентьевым, Корнелий замечает:
— Вчера завершилась наша операция «Андрей Рублев», а сегодня начинается новая. Думается мне, что самое подходящее название для нее — «Нейтрино».
16
От завидного
— Ай-яй-яй, профессор Кречетов, почтенный доктор физико-математических наук, что же это вы так распускаетесь? Не знаете разве пагубного влияния отрицательных эмоций на нервную систему? Постеснялись хотя бы своего двойника…
Он стоит теперь перед зеркалом, с неприязнью всматриваясь в свое отражение.
— Хорошо еще, что зеркала способны лишь к геометрической симметрии. А если бы этот двойник из зеркального антимира болтал и ругался бы так же, как и вы, а может быть, еще и плевался бы оттуда?
Эта неожиданная мысль веселит профессора, и он начинает смеяться, представив себе свое плюющееся отражение.
— И вообще любопытно, что говорило бы оно, это потустороннее существо? По законам зеркального отражения, его слова должны были бы иметь перевернутой не только фонетику, но и смысл… Хватит паясничать, однако! Марш к столу!
И он идет к своему письменному столу, понуро сгорбив плечи. Сколько раз уже перечеркивал он написанное, комкал и бросал на пол страницы, вырванные из блокнота! Институт физики Земли предоставил ему на сей раз все необходимое, большего у них уже просто нет, а нуж ных результатов все не получается. В чем же ошибка? Считал ведь и сам и на электронной машине…
— Ни к черту не годятся мои попытки математического описания этих явлений!- раздраженно восклицает он и решительно встает из-за стола.- Математикой ничего пока не докажешь этому упрямцу Иванову… А что, если увеличить импульс нейтринного генератора? Хотя бы на один порядок… Чтобы не десять в пятнадцатой степени нейтрино пролетало за одну секунду через каждый квадратный сантиметр пространства, а десять в шестнадцатой степени!…
И снова страницу за страницей покрывает он формулами, пестрящими птичками греческой буквы — символом нейтрино. После нескольких часов работы начинает, кажется, что-то получаться. Можно, значит, попытаться сделать такое предложение Иванову. Он, конечно, пересчитает все сам, но профессор Кречетов теперь уже почти не сомневается, что результат у него не будет иным.
Жаль, что сегодня воскресенье — нужно было бы позвонить ему сейчас же. Но ничего не поделаешь, придется потерпеть до завтра. И он заказывает телефонный разговор с академиком на десять утра.
Академик Иванов приветствует его бодрым голосом:
— Рад слышать вас, дорогой Леонид Александрович! Хотелось бы и увидеть. Когда же вы собираетесь к нам? Как ваши расчеты? Не закончили еще? Ну, так отдохнете тут у нас, а потом со свежими силами… Нужно торопиться? А вот этого-то, дорогой вы мой, я положительно не понимаю. И если хотите знать — не одобряю. Не мне вам напоминать, сколь сложна задача. Я экспериментатор, а вы теоретик, и вам это должно быть виднее. И если бы я мог хоть чем-нибудь… Что?… Могу помочь новым экспериментом?… Не понимаю вас что-то…