Воскрешение из мертвых (сборник) 1980г.
Шрифт:
Ректор еще не дал слова Куравлеву, а тот уже ходит по кабинету, заложив руки за спину, будто он тут совсем один. Но даже после того, как ректор просит его изложить свою идею, он, словно по инерции, продолжает некоторое время молча шагать перед собравшимися богословами. Потом останавливается и, не убирая рук из-за спины, произносит глухим, простуженным голосом:
— Мне известно, что все вы или почти все не одобряете моего намерения моделировать мою идею с помощью одной только математики, это не будет достаточно эффективно. Но что касается эффекта, то в этом вы убедитесь сразу же после
Травицкому стоит большого труда сдержать себя от замечания, что укреплять в вере нужно сейчас простой народ, а не интеллигенцию.
— Ну, а если вы сомневаетесь в могуществе математики, — все еще раздраженно продолжает Куравлев, — то я приведу вам некоторые исторические примеры. Поль Дирак, как известно, чисто теоретическим путем создал свою знаменитую релятивистскую теорию электрона. Теория предсказала существование позитрона и обосновала возможность существования целого семейства античастиц. Все это подтвердилось экспериментами.
«Вот видите, все-таки экспериментами!» — так и хочется выкрикнуть Травицкому.
— А волны вещества разве не были предсказаны де Бройлем еще в тысяча девятьсот двадцать третьем году?
Куравлев будто чертит в воздухе какие-то математические знаки. Была бы тут доска, он мигом бы, наверное, всю ее исписал. Да, похоже, что он и в самом деле незаурядный математик, во всяком случае, явно одержим математикой.
Куравлев говорит еще довольно долго, то с энтузиазмом, то каким-то расслабленным голосом, будто отвечая на чьи-то нелепые вопросы, хотя никто ему их не задает. А когда кончает, наконец, свою речь, неожиданно сникает и направляется к выходу.
— Вы тут посоветуйтесь о моем предложении, а я не буду вам мешать, — бросает он на ходу.
Никто не произносит ни слова. Тогда ректор, нервно теребя свой наперсный золотой крест, обращается к Травицкому:
— Все это время мне приходилось сдерживать вас, отец Стефан. Теперь вы можете высказаться.
— Куравлев произнес блестящую речь в защиту математических методов исследования. Но вы представляете, как все это будет выглядеть, если ему удастся осуществить свой замысел? Кто сможет в этом разобраться? Напечатать все его формулы в «Журнале Московской патриархии» будет ведь просто невозможно.
— Но не отказываться же нам от его услуг? — произносит ректор. — Доверие к науке сейчас почти безгранично, и мы не можем упустить возможности с ее помощью подкрепить Библию математическими расчетами.
«Ого, как заговорил? — мелькает в голове Травицкого. — Но это уж не без влияния главы епархии».
— Не мешает вспомнить и слова Декарта, — замечает кто-то из преподавателей семинарии. — Он сказал: «Бог создал натуральные числа, все прочее — дело рук человеческих». Из этого следует, что все истинные идеи вложены в наш разум всемогущим богом с помощью математики.
— А верующим нужен не разум, все чаще склоняющий их к ереси, — вступает в разговор еще кто-то из богословов, — им нужно чудо, ибо всякое чудо есть свидетельство
— Благодарю вас, отец Александр, — почтительно кланяется в его сторону Травицкий. — Нам, конечно, более всего не хватает сейчас именно современного чуда, так как вера в библейские чудеса меркнет. И такое чудо возможно. Вот послушайте, что говорит об этом католический богослов Лелотт в своей книге «Решение Проблемы жизни».
Травицкий достает записную книжку и, торопливо полистав ее, читает:
— «Современная наука приходит к отрицанию строгой причинности законов и признает в их действии некоторую область случайности — область, в которой разыгрываются исключения из закономерности. В таком понимании чудо совершалось бы именно в этой области, расширяя ее или, наоборот, сужая. Чудо оказалось бы тогда вмешательством божьим, действующим на долю случайности в естественных законах с тем, чтобы повлиять на наши умы». Ну, скажите же, духовные отцы, разве не прямое отношение имеет это к задуманному Куравлевым? И разве не следует из этого, что нам нужен именно физический эксперимент, а не теоретические изыскания?
Слова эти производят на всех заметное впечатление, однако перечить ректору никто не решается.
— Ну, а вы чего так упорно молчите, отец Дионисий? — обращается ректор к Десницыну.
Старый богослов действительно не проронил еще ни слова, но слушал Травицкого с большим вниманием. Ему все еще непонятно, почему он с таким упорством настаивает на физическом эксперименте? Вообще-то эксперимент, конечно, убедительнее любых теоретических расчетов. Он подтверждает их и закрепляет. Но как же мыслит себе такой эксперимент здесь, в стенах духовной семинарии, магистр Травицкий?
Не нравится Десницыну и мысль о возможном вмешательстве божьем. Что под этим имеет в виду Травицкий? Нет, уж пусть лучше Куравлев занимается математическим моделированием.
— Я все слушаю, — отвечает Дионисий ректору. — Слушаю и размышляю. Конечно, не худо бы поставить физический эксперимент, но для этого придется попросить в аренду один из ускорителей в Дубне или Серпухове. Без их помощи не проникнешь ведь в субатомные пространства. Поэтому я за математический эксперимент, предлагаемый Куравлевым.
— В самом ли деле в этом таинственном атомном мире открытия делали математики? — спрашивает Дионисия ректор.
— Не все, конечно, но многие действительно были ими предсказаны на основании методов математической физики, — подтверждает Десницын.
Совещание у ректора длится еще некоторое время и кончается после того, как большинство высказывается за математический вариант вторжения Куравлева в предполагаемую обитель всевышнего.
А когда ректор докладывает о принятом решении архиерею, главу епархии оно вполне удовлетворяет. При всем его желании укрепить веру каким-нибудь современным экспериментом, он ведь не за всякий эксперимент. Скорее, даже он против эксперимента, таящего в себе элемент риска. А увенчается математическое моделирование Куравлева успехом или потерпит неудачу — ни вера, ни его, епархиального архиерея, репутация от этого не пострадают.