Воскрешение
Шрифт:
Оказавшись снаружи, Дарк не спешил к дверям церкви, а некоторое время потратил, чтобы обойти площадь кругом и осмотреть все до единой подворотни. Если враги где-то и прятались, то уж больно искусно. Аламезу не удалось обнаружить следы их присутствия, хотя в подобных вопросах он был мастаком, по крайней мере ранее ему не раз удавалось приметить умело скрытые засады.
Сделав вид, что увлечен осмотром великолепных куполов храма, Дарк еще с четверть часа пробыл на площади, не решаясь войти внутрь церкви. Он не боялся, он просто ждал самого удачного момента для визита, то есть того времени, когда в земной обители святого Индория будет еще достаточно прихожан, но не совсем многолюдно. Вечерняя служба закончилась примерно с полчаса назад, но далеко не все верующие покинули храм, да и новые горожане нет-нет да и заходили в широко распахнутые
Теша себя надеждой, что дурное предчувствие всего лишь вызвано страхами, Дарк прошел остаток пути, и, осенив себя по-филанийски святым знамением, переступил порог храма. Правая же рука моррона после совершения духовного обряда сама собой потянулась вниз и переложила охотничий нож из-за голенища сапога в рукав. Держать ладонь на рукояти меча или хотя бы на поясе вблизи нее он не мог. Это тут же бросилось бы в глаза, поэтому в случае беды первый удар пришлось бы сделать ножом, что, впрочем, ничуть не отразилось бы на результате схватки, если ей, конечно, суждено случиться.
Зал для проведения служб занимал немалую часть храма, но сбитому с толку архитектурными изысками глазу с непривычки казалось, что по площади он раза в два, если не в три больше, чем вся церковь снаружи. Такой эффект был достигнут не только благодаря высоченному своду, но и шестью колоннами, устремляющимися ввысь и сходящимися лишь под куполом. В остальном же индорианский храм мало чем отличался от святилищ Единой Церкви, в которых раньше Дарку приходилось бывать. Все тот же алтарь для проведения священных ритуалов; немного иной формы и украшенный иной символикой, но все равно похожий на те, что моррону уже доводилось видеть два столетия назад. Площадка для хора, устраивающего многочасовые песнопения во время церковных торжеств. Высокий постамент, с которого обычно священник красивым голосом читал молитвы или произносил длинные-предлинные речи, обличающие человеческие пороки и наставляющие прихожан на путь истинный, путь Света и Добра.
Аламез с радостью пошел бы по этому пути, да только жизнь отучила его воспринимать что-то на веру, да и священные каноны с заповедями как-то не соответствовали тому, что ему довелось пережить. Он убивал, если этого требовали обстоятельства; воровал, когда не было иного выхода, и охотно возжелал того и сего, поскольку, если утруждаешь тело трудами, его следует и вознаграждать хотя бы небольшими радостями жизни.
Огромный зал показался моррону пустым, хотя на самом деле в церкви находилось еще довольно много прихожан, да и служек с монахами он насчитал около дюжины. Трое монахов меняли свечи, еще шестеро мыли полы, естественно, стараясь по мере возможности не мешать сидевшим на скамьях прихожанам наслаждаться музыкой, льющейся как будто из расписанного в бело-голубых тонах свода. Примечательно, что ни музыкального инструмента, издающего приятные слуху, успокаивающие звуки, ни игравшего на нем музыканта моррон так и не приметил. Видимо, они находились где-нибудь среди служебных помещений храма, притом на самом верхнем этаже, а иначе никак не удалось бы достичь впечатления,
Стараясь не мешать уставшим полотерам, Аламез медленно прошелся по проходу между рядами скамей почти до самого алтаря, а затем быстро устремился обратно ко входу. Дарк не знал, насколько умело у него получилось сделать вид, что он рассматривает расписанные эпизодами из жизни святых стены и разноцветные картинки искусно изготовленных из виверийского стекла витражей. На самом же деле его интересовали лишь посетители храма, среди которых он так и не заметил подозрительных лиц. Большую часть погруженных в свои мысли или просто слушавших музыку прихожан составляли женщины, притом преклонного возраста. Их испещренные морщинами лица уже не прельщали взгляды мужчин, и вполне понятно, почему они именно в церкви проводили свободное от домашнего хозяйства время. А сидевших на скамьях, сложив ручки, представителей противоположного пола почему-то у моррона и язык-то не поворачивался назвать мужчинами. Их всех объединяло одно – отсутствие стремления к жизни. По их отрешенному виду сразу можно было понять, что они устали от хлопотных тягот мирской суеты и только поэтому задумались о высоком и духовном. В выражениях их лиц чувствовались какая-то обреченность и пораженческий дух, совсем не свойственный тем людям, с которыми Аламез привык общаться.
В любой артели, в любом цеху, как, впрочем, и в любом отряде, всегда найдется парочка-тройка хитрецов, бездельничающих, пока их товарищи трудятся в поте лица. Троица монахов, к которой моррон приблизился, была как раз из их числа. Делая вид, что протирают тряпками скульптурную композицию из трех фигур неизвестных моррону святых, монахи бессовестно бездельничали и беззаботно беседовали о чем-то своем. Судя по веселым смешкам и подленьким ухмылкам, тема их разговора была недозволительно пикантного свойства. То ли они обсуждали похождения святых отцов, иногда переодевавшихся в мирские платья и совершавших неподобающие их духовному сану походы по злачным местам, то ли сами планировали посетить сначала винный погреб, а затем ближайший женский монастырь. Моррон точно не разобрал, о чем именно шла речь, поскольку сластолюбцы говорили тихо и практически все сразу. Впрочем, ни похождения высших духовных лиц, ни планы низших Дарка ничуть не волновали.
– Мне бы преподобного отца Арузия повидать, – вполне дружелюбно произнес Аламез, остановившись шагах в трех за спинами беседовавших.
Просьба прихожанина осталась безответной, однако явно услышавшие ее монахи перестали галдеть и, притворившись, что во время работы тихо нашептывают себе под нос молитвы, а не болтают на крамольные темы, нарочито интенсивно заорудовали тряпками.
– Послушайте, милейшие… – решил повторно обратиться к ленивцам Дарк, но был огорошен наглым ответом, во время которого заговоривший монах даже не соизволил повернуться к нему лицом.
– Ступайте с миром, милостивый государь! Сегодня не исповедуем! – пропел тоненький голосок, в котором проявились пренебрежительные нотки.
Аламез разозлился. Из уст монаха «ступайте с миром» прозвучало как «пошел ты к черту под хвост!», если не подальше… Лишь перепачканная, но все же внушающая уважение одежда дворянина да меч на боку благородного прихожанина удержали ленивого служителя храма от более агрессивной интонации и более оскорбительных слов.
– Я с отцом Арузием договаривался, – произнес Дарк, едва удержавшись от грубого физического проявления овладевшего им гнева, но его смирение не было вознаграждено; его слова остались без ответа. – Послушай, дружок, его преподобие будет очень недоволен, когда узнает…
Попытка уладить миром возникшее непонимание не увенчалась успехом. Как будто сговорившись, вся троица дружно затянула псалом, топорно намекая упрямому мирянину, что ему лучше удалиться и не мешать Божьим людям постигать священное таинство единения души с Небесами.
К сожалению, природа наградила Дарка всего двумя ногами; но в этот миг он остро ощутил, что третья ему бы весьма пригодилась. Если люди не понимают слов и уговоры бесполезны, нужно приступать к действиям. Двое певцов жалобно пискнули, а затем одновременно взяли самую высокую ноту, когда на торчащие из сандалий пальцы их ног наступили кованые каблуки моррона. Впрочем, стенания быстро прекратились: чуть не плачущие от боли монахи мгновенно смекнули, что если будут и долее раздражать слух рассерженного прихожанина, то он надавит еще сильнее.