Воскресшая любовь

Хантер Мэдлин

На Гросвенор-сквер стоял человек на часах. Кристиан еще издали заметил плечистую фигуру Тун Вэя.

Его трудно было не заметить. Он стоял неподвижно, будто статуя. Каменное изваяние в шелковом темно-синем халате. С бесстрастным выражением лица.

Когда конюх собрался увести лошадь Кристиана, неподвижная фигура ожила. Тун Вэй повернулся к Кристиану и одно мгновение смотрел на него не мигая, словно гипнотизировал взглядом.

– Вам пора ехать к ней, – сказал китаец. – Полагаю, она согласится с вами поговорить.

Кристиан

протянул конюху поводья.

– Уверен, Леона не станет со мной говорить. К тому же я не знаю, что ей сказать, чтобы она перестала на меня сердиться.

– Она не сердится. Если вы сейчас пойдете к ней, ей сразу станет легче. Я опасаюсь за ее здоровье. – Тун Вэй покачал головой. – Последнее время она сама не своя. Идите же к ней. Она согласится с вами поговорить, уверяю вас.

С этими словами Тун Вэй удалился, а Кристиан, войдя в дом, спросил у лакея, протягивая ему перчатки:

– Китаец долго ждал меня на улице?

– Два дня стоял как истукан, милорд. Не сходя с места. Заступил на свой пост вчера рано утром. Леди Уоллингфорд приказала нам его увести, но он притворился, что ни слова не понимает по-английски. Лорд Эллиот, который заходил после полудня, посоветовал оставить китайца в покое. Пусть, мол, стоит на часах у дома, если ему это нравится.

– Мудрое решение. – Кристиан не хотел, чтобы слуги в доме хоть в какой-то мере задевали самолюбивого Тун Вэя. Но если бы Тун Вэй счел нужным защищаться от их нападок, его обидчикам не поздоровилось бы.

Кристиан знал, что Леона не посылала к нему Тун Вэя с поручением передать, чтобы он ее навестил. Китаец пришел к нему по собственной инициативе. Тун Вэй далек от того, чтобы опекать и мирить поссорившихся влюбленных. Китаец искренне беспокоился за Леону. Если он два дня простоял на улице, чтобы попросить Кристиана зайти к Леоне, значит, у него была для этого уважительная причина.

– Мне нужно сменить лошадь. Седлайте мне моего гнедого.

Истербрук застал Леону в саду. Она сидела под деревом. Леона заметила, что Кристиан стоит неподалеку и наблюдает за ней. Она то ли грустно улыбнулась, то ли скривила губы, а затем опустила глаза.

Такой прием при всем желании нельзя было назвать радушным, однако Кристиан счел это хорошим знаком, потому что ожидал самого худшего. Он подошел к Леоне и присел рядом с ней на каменную скамью.

– Тун Вэй беспокоится за вас.

– Иногда Тун Вэй ведет себя как сварливая старуха.

– Вы не можете ставить ему в вину то, что он ответственно относится к своему долгу. Он обеспокоен тем, что вы все время молчите.

– Не могу же я болтать без умолку, – раздраженно сказала Леона. – И не могу все время крутиться как пчелка. Вам не кажется, что иногда и мне надо немного отвлечься от повседневных забот и поразмыслить о жизни? Вот, например, Тун Вэй только и делает, что размышляет. Вы тоже проводите свою жизнь в уединении, оставаясь наедине со своими мыслями. Почему я не вправе денек-другой

поразмышлять?

Кристиан спокойно отнесся к тому, что Леона критикует его привычки.

– Дело в том, что Тун Вэй не знает, чем вызвана ваша меланхолия.

– Это он отправил вас ко мне? Он к вам приходил? – смущенно спросила Леона и покраснела. – Нельзя навязывать человеку свою волю.

– Он не навязывал мне свою волю. Я бы и сам пришел. – Да, он бы все равно пришел. Под любым благовидным предлогом. Тун Вэй только ускорил события.

Леона устремила на него взгляд, она словно хотела спросить его: «Зачем?

И правда, зачем? Стоило ли беспокоить ее и ставить их обоих, в неловкое положение? Видеть в ее глазах подозрение? К чему снова возвращаться к их последней ссоре?

Кристиан и сам не знал зачем. Впрочем, он знал. Все эти дни после их ссоры он не мог думать ни о чем, кроме нее. Потому что в минуты, когда он оставался наедине с самим собой, он ощущал странную пустоту в душе. Потому что Леона ему нужна.

– Я прочла дневник, – сказала Леона. – Я знаю, почему вы его забрали и почему не хотели мне его возвращать.

– Да, я держал дневник у себя, но я не открывал его. Я прочел его недавно. Поэтому всего каких-то две недели назад я знал меньше вашего. А забрал я этот дневник с одной-единственной целью – чтобы защитить вас, Леона. Других причин у меня не было. Я уже говорил вам об этом. Ваш отец собирался продолжать расследование, не беря в расчет опасность, которой вы все подвергались. Поджог, который устроили на корабле, доказывал, что за свое расследование ваш отец мог поплатиться жизнью. Своей жизнью или вашей, Леона. Я увез дневник с собой ради вашей безопасности.

– Но вы догадывались, что содержали записи моего отца.

Кристиан предпочитал тогда не думать об этом. He строить догадки. Не знать.

– Вы никогда не задумывались о том, как я оказался в доме вашего отца? Почему он принимал меня у себя?

– Вы англичанин. Я полагала, что у вас были рекомендательные письма.

– Не было у меня никаких рекомендательных писем. Я назвал ему только имя. Я передал ему привет от маркиза Истербрука. Я прибыл на Восток до того, как стало известно о смерти моего отца, поэтому мистер Монтгомери думал, что мой отец жив и здоров и что я представляю его интересы и выступаю от его имени.

– Почему?

– Я прочел отчеты и другие документы своего отца. У меня были имена и фамилии людей в таких местах, как Гуанчжоу, Макао, а также в Индии, и я воспользовался этим как зацепкой для того, чтобы совершить путешествие, не имевшее определенной цели. Имя Реджиналда Монтгомери было среди тех имен, и все. Клянусь вам: я понятия не имел, при каких обстоятельствах познакомились ваш отец и мой. Я побоялся назвать свое настоящее имя, потому что мое собственное было скомпрометировано. Дело в том, что я употреблял опиум и стал рабом этой пагубной привычки.