Воскресшие боги (др. изд.)
Шрифт:
Учитель видел, как он страдает, хочет и не может уйти от него, угадывал борьбу, происходившую в сердце ученика, слишком глубоком, чтобы не чувствовать,-- слишком слабом, чтобы победить свои собственные противоречия. Иногда казалось Леонардо, что надо оттолкнуть Джованни от себя, прогнать, чтобы спасти, но сделать это не хватало духу.
– - Если бы я знал, чем помочь ему,-- чумал художник. Он усмехнулся горькой усмешкой.
– - Сглазил я, испортил его! Должно быть, правду люди говорят: дурной глаз у меня...
Поднявшись по крутым ступеням темной
– - Джованни, ты спишь?--сказал учитель. Бельтраффио вскочил, слабо вскрикнул и посмотрел на Леонардо безумными, широко открытыми глазами, выставив руки вперед, с выражением того бесконечного ужаса, который был в глазах Майи.
– - Что с тобой, Джованни? Это я... Бельтраффио как будто очнулся и медленно провел рукой по глазам:
– - Ах, это вы, мессер Леонардо... А мне показалось... Я видел страшный сон...
– - Так это вы,-- посмотрел он на него исподлобья, пристально, словно все еще не доверяя.
Учитель присел на край постели и положил ему на лоб свою руку.
– - У тебя жар. Ты болен. Зачем ты не сказал мне?.. Джованни отвернулся было, но вдруг опять посмотрел на Леонардо,--углы губ его опустились, дрогнули, и, сложив руки с мольбой, он прошептал:
– - Учитель, прогоните меня!.. А то я сам не уйду, а мне у вас оставаться нельзя, потому что я... да, да... я перед вами подлый человек... изменник!.. Леонардо обнял и привлек его к себе.
– - Что ты, мальчик мой? Господь с тобою! Разве я не вижу, как ты мучишься? Если ты думаешь, что в чем-нибудь виноват передо мною, я прощаю тебе все: может быть, и ты когда-нибудь простишь меня...
Джованни тихо поднял на него большие, удивленные глаза и вдруг, с неудержимым порывом, прижался к нему, спрятал лицо свое на груди его, в мягкой, как шелк, бороде.
– - Если я когда-нибудь,-- лепетал он сквозь рыдания, которые потрясали все его тело,-- если я уйду от вас, учитель, не думайте, что я вас не люблю! Я и сам не знаю, что со мной... Такие у меня страшные мысли, точно я с ума схожу... Бог меня покинул... О, только не думайте,--нет, я люблю вас больше всего на свете, больше, чем отца моего фра Бенедетто! Никто не может вас так любить, как я!..
Леонардо, с тихою улыбкою, гладил его по голове, по щекам, мокрым от слез, и утешал, как ребенка:
– - Ну, полно, полно, перестань! Разве я не знаю, что ты меня любишь, мальчик мой бедный, глупенький... А ведь это опять, должно быть, Чезаре наговорил тебе?
– - прибавил он.--И зачем ты слушаешь его? Он умный и тоже бедный -- любит меня, хотя думает, что ненавидит. Он не понимает многого...
Джованни вдруг затих, перестал плакать, заглянул в глаза учителя странным, испытующим взором и покачал головой:
– - Нет,-- произнес он медленно,
– - Кто он?
– - спросил учитель.
Джованни крепче прижался к нему; глаза его опять расширились от ужаса.
– - Не надо,-- проговорил он чуть слышно,-- прошу вас... не надо о Нем...
Леонардо почувствовал, как он дрожит в его объятиях.
– - Послушай, дитя мое,-- произнес он тем строгим, ласKOвыM и немного притворным голосом, которым врачи говорят с больными,-- я вижу, у тебя есть что-то на сердце. Ты должен сказать мне все. Я хочу знать все, Джованни, слышишь? Тогда и тебе будет легче. И, подумав, прибавил:
– - Скажи мне, о ком ты сейчас говорил? Джованни боязливо оглянулся, приблизил губы свои к самому уху Леонардо и прошептал задыхающимся шепотом:
– - О вашем двойнике.
– - О моем двойнике? Что это значит? Ты видел во сне?
– - Нет, наяву...
Леонардо посмотрел на него пристально, и на одно мгновение показалось ему, что Джованни бредит.
– - Ведь вы, мессер Леонардо, ко мне сюда не заходили третьего дня, во вторник, ночью?
– - Не заходил. Но разве ты сам не помнишь?
– - Нет, я-то помню... Ну, так вот, видите, учитель,-- теперь значит, уже наверное, это был он!..
– - Да откуда ты взял, что у меня ДРОЙНИК? Как это случилось?
Леонардо чувствовал, что самому Джованни хочется рассказать, и надеялся, что признание облегчит его.
– - Как случилось? А вот как. Пришел он ко мне так же, как вы сегодня, в этот самый час, и тоже сел на край постели, как вы теперь сидите, и все говорил и делал, как вы, и лицо у него, как ваше лицо, только в зеркале. Он не левша. И сейчас же я подумал, что, может быть, это -- новы; и он знал, что я это думаю, но виду не подал,-- притворился, будто мы оба ничего не знаем. Только, уходя, обернулся ко мне и говорит: "А ты, Джованни, никогда не видел моего двойника? Если увидишь, не бойся". Тут я все понял...
– - И ты до сих пор веришь, Джованни?
– - Как же не верить, когда я видел его, вот как вас теперь вижу?.. И он говорил со мной...
– - О чем?
Джованни закрыл лицо руками.
– - Лучше скажи,-- произнес Леонардо,-- а то будешь думать и мучиться.
– - Нехорошее,-- молвил Бельтраффио и с безнадежною мольбою взглянул на учителя,--ужасное говорил он/ Будто бы все в мире-одна механика, будто бы все'как этот страшный паук, с вертящимися лапами, который он... то есть, нет, не он, а вы -- изобрели...
– - Какой паук? Ах, да, да, помню. Ты видел у меня рисунок военной машины?..
– - И еще говорил он,-- продолжал Джованни,-- будто бы то самое, что люди называют Богом, есть вечная сила, которою движется страшный паук, со своими железными, окровавленными лапами, и что ему все равно -- правда или неправда, добро или зло, жизнь или смерть. И нельзя его умолить, потому что он-как математика: дважды два не может быть пять...
– - Ну, хорошо, хорошо. Не мучь себя. Довольно. Я уж знаю...