Восьмая горизонталь
Шрифт:
– Проиграть – это сколько угодно. Шахматист из меня не лучше Остапа Бендера. Из интеллектуальных игр я признаю только доминошного «козла». И перетягивание каната. Так что проиграть – это без проблем. А пообедать? – меланхолично поинтересовался он. – Я, когда голодный, соображаю плохо. Забуду, как фигурки ходят. Совсем осрамлюсь. Гуров, небось, тоже проголодаться успеет. А он в таком состоянии злой становится, подчиненных, в смысле меня, запросто обижает.
Крячко по своей привычке хохмил. Чтобы сбросить психологическое напряжение и отвлечься ненадолго от того тяжелого впечатления,
– Там поблизости, как из аллейки с павильоном на Большую Садовую выходить, есть неплохой и очень недорогой ресторанчик. Японская кухня. Суши подают и все такое прочее, – поделился генерал Орлов оперативной информацией. – Вот и пообедаете. Разрешаю сделать это за казенный счет.
– Су-у-уши, – презрительно протянул Крячко. – Селедкины уши. Что я вам, кошка, чтобы сырую рыбу трескать?! Или «новый русский»? Это у них сейчас в моде всякую азиатскую пакость лопать вроде компота из щупалец осьминога…
Крячко все-таки добился своего: Лев Гуров и Петр Николаевич рассмеялись.
Четырьмя часами позже высокий стройный мужчина открыл дверь одного из подъездов стандартной панельной девятиэтажки на углу 1-й Останкинской и Ботанической улиц.
Выглядел мужчина лет на сорок пять – пятьдесят. Густые светлые волосы, довольно длинные, до плеч. Челка падает на лоб, спускаясь почти до бровей. Усы такого же пшеничного цвета, аккуратно постриженная бородка. Глаза защищены большими очками с дымчатыми стеклами.
На мужчине были надеты темные брюки классического покроя и куртка-ветровка в крупную красно-желтую клетку, такое сочетание выглядело немного странным и придавало ему несколько богемный вид. Двигался мужчина в клетчатой ветровке легко, изящно, с грацией крупного хищника, наподобие ягуара.
Что-то в его внешнем облике напоминало немного постаревшего, но не утратившего формы рок-музыканта «первого призыва», легендарных времен молодости БГ, Саши Кутикова, Гарика Сукачева…
Такое впечатление могло быть вызвано и тем, что кисть его правой руки сжимала ручку черного футляра, в котором переносят смычковые музыкальные инструменты. Судя по величине футляра, внутри находилось что-то крупнее скрипки, но меньше виолончели. Наверное, альт.
Что интересно: для того, чтобы войти в подъезд, мужчина в дымчатых очках не стал тыкать в кнопки домофона. Видимо, жилец этого дома. Только вот вместо обычного магнитного ключа «музыкант» извлек из накладного кармана своей пестрой куртки тоненькую пластинку, чуть большую по размерам, чем обычная кредитная карточка VISA. И прижал этот кусок пластика к сенсору замка. Замок пискнул, дверь покорно открылась.
Проделал он этот трюк очень быстро и ловко. Молодая мамаша, стоящая с коляской у подъезда, никаких странностей не заметила. Да и чего ей было замечать? Ну, какой-то музыкант. Она и соседей на своей лестничной клетке не слишком помнила в лицо.
Мужчина довольно улыбнулся в вислые усы, шагнул в темноту подъезда и направился к лифту. Движения его оставались такими же спокойными
Он вышел на площадке последнего, девятого этажа. «Музыкант» быстро оглянулся, окинул площадку цепким взглядом. Настороженно прислушался.
Никого. Лишь заунывное кошачье мяуканье раздавалось откуда-то снизу.
Еще несколько шагов вверх по короткой железной лесенке, и мужчина с футляром для альта оказался перед сваренной из арматурного прутка решетчатой дверцей. Дверца оказалась запертой: в двух проушинах торчала толстенная дужка громадного и ржавого висячего замка из семейства «амбарных». Вид у замка был устрашающим. Таким хорошо крепостные ворота запирать!
Мужчина слабо усмехнулся, покачал головой. Снял очки, положил их в карман куртки. Глаза у него оказались темно-серые, острые и внимательные.
На смену очкам он достал из кармана блестящий никелированный предмет, похожий на хитро изогнутую небольшую отвертку. Или побывавший под кузнечным прессом штопор. Он опустил футляр на ступеньку, вставил кончик «штопора» в отверстие замка. Слегка пошевелил, повернул против часовой стрелки на один оборот…
Замок громко лязгнул и отвис на дужке.
Мужчина вновь прислушался. По-прежнему тишина, даже кошка замолкла. Лишь слышалось тихое посвистыванье ветра там, вверху, на плоской крыше девятиэтажки.
«Музыкант» убрал универсальную отмычку в карман, достал чистый носовой платок, накинул его на дужку и извлек ее из проушин. Он взял свой футляр, вошел в «лифтерку», аккуратно прикрыл дверцу за собой и вновь, используя платок, чтобы не прикасаться к дужке, вставил ее на место. Теперь, если не присматриваться особенно тщательно, дверца снаружи выглядит запертой.
«Лифтерка» – это такая небольшая бетонная будочка, выступающая над поверхностью крыши на высоту даже чуть ниже среднего человеческого роста. В ней расположен лифтовый механизм.
Таких будочек на крыше девятиэтажки было восемь, по числу подъездов. Мужчина в клетчатой ветровке оказался в крайней, расположенной почти на самом торце дома. Так оно и задумывалось: этот торец выходил на 1-ю Останкинскую улицу. С того момента, как мужчина подошел к подъезду, не прошло и пяти минут.
Щелястая фанерная дверка, ведущая из будки на плоскую крышу, залитую битумом, конечно же, не запиралась. От кого ее закрывать? От кошек? Карлсонов с пропеллером в заднице в столице России пока что не замечено. Дверь с тихим скрипом распахнулась.
Над Москвой сияло ярко-голубое небо майского полудня, украшенное снежно-белыми облачками, похожими на куски сахарной ваты. Ярко светило солнце. Его лучи отражались от совсем близкой иглы телебашни – одного из символов столицы.
Снизу, от нагретого асфальта, шел мощный поток воздуха, несший запахи бензина, влажной земли газонов, молодой весенней листвы и еще чего-то неуловимо городского, московского. Здесь, на крыше, было не так шумно, как внизу.
Мужчина приблизился к невысокому парапету на краю крыши. Он посмотрел на часы и удовлетворенно кивнул: ровно два пополудни. Негоже заставлять себя ждать, а точность, как известно, вежливость королей…