Восьмой грех
Шрифт:
В ходе соответствующего анализа ДНК Мьюрат получил результаты, от которых у него волосы встали дыбом, а его соперники начали ликовать. Большинство пятен крови, как выяснилось, появились на плащанице не так давно, а в некоторых других местах обнаружилась кровь женщины. Следы мужской ДНК, напротив, можно было отнести к началу новой эры, но они оказались либо сфальсифицированными, либо намеренно заретушированными и не подлежали исследованию.
Аницет подумывал, что плащаница, которую доставил Гонзага в замок Лаенфельс, возможно, и есть гениальная копия
Казалось, что этот день был напряженнее всех предыдущих. После ужина в трапезной тощий Аницет отправился вверх по лестнице, где располагались лаборатории. Как всегда, профессор Мьюрат проводил вечер в своей лаборатории, которая находилась дальше всех. Он был невероятно расстроен и роптал на Бога и мир.
Мьюрат издалека узнал тяжелые шаги Аницета и его свистящее дыхание, но даже не взглянул на магистра, когда тот во шел в ярко освещенную комнату. Пустые вежливые фразы «добрый вечер» или «как дела» они оба давно не признавали. И тем болезненнее воспринял Мьюрат дружелюбные слова Аницета:
— Что-нибудь получилось, профессор?
Мьюрат взглянул на большие часы над лабораторным столом, словно хотел засечь время, потом покосился на Аницета и угрюмо произнес:
— Оставьте свои шутки. Вы же понимаете, что первым узнаете, если мне удастся сделать прорыв. Неужели вы не привыкли у своего прежнего работодателя к большим срокам выполнения работ? В конце концов, курия могла сотню лет думать, может ли священник поворачиваться к общине, пастве.
— Простите меня, профессор, я сказал это не со зла. Не стоит вам объяснять, что я уже не связан с упомянутым вами работодателем.
— Хорошо, тогда что вам здесь нужно? Я думаю. Вы пришли сообщить, что ваше терпение на исходе?
— Ни в коем случае, профессор!
Мьюрат был сбит с толку. С чего это магистр так резко изменил свое мнение? Напрасно непризнанный ученый искал иронию и язвительность в мимике Аницета, хотя интриги в замке Лаенфельс были в порядке вещей, как и возможность кардинально менять мнение и примыкать к другим сообществам и группам. Аницет, Мьюрат, Дулацек, Вилленборг, Масик, Ван де Беек и Груна — ведущие специалисты братства — возглавляли отдельные группы. Их симпатии менялись постоянно.
Аницет и Мьюрат раньше были друзьями. Дружба их основывалась на совместной цели. По она становилась все более хрупкой по мере того, как далеко заходили исследования молекулярного биолога. А они, к сожалению, не давали нужных результатов.
— Чем обязан столь позднему визиту? — снова спросил профессор.
Аницет был одет, как всегда, в свой темный сюртук, который застегивался высоко под горлом. Кардинал расстегнул верхние пуговицы и, помедлив, достал из внутреннего кармана целлофановый пакетик, который он обнаружил в машине Соффичи, прежде чем та взлетела на воздух.
Когда профессор увидел то, что держал в руке Аницет, он начал заикаться:
— Это… это же…
— Недостающая часть плащаницы!
— А вы уверены?
— Абсолютно
— На ней даже видны следы крови, — заметил Мьюрат и посмотрел реликвию на свет.
Аницет кивнул.
— Надеюсь, что на нем настоящая кровь Иисуса из Назарета.
Профессор испытующе посмотрел на экс-кардинала:
— Откуда вы знаете? Если бы это было так, мы смогли бы решить все проблемы!
— Я знаю. Отвечая на ваш вопрос, я скажу: этот кусочек долгое время пытались продать на черном рынке. Даже хитрецу Гонзаге с его огромными средствами не удалось заполучить это сокровище. Последняя цена за него была обозначена шестью цифрами. Такую цену вряд ли дадут за предмет, который того не стоит. В любом случае я думаю, что мы не единственные, кто заинтересован взять пробу материала. Возможно…
— Невозможно, — перебил его Мьюрат. — Вы думаете, другие ученые могут заниматься подобным делом?
— Да, именно это я имею в виду!
— Господин кардинал!
— Я бы не хотел, чтобы меня так называли.
— Ну хорошо. Господин бывший кардинал. Я полжизни провел, занимаясь этим. Я и сегодня считаюсь корифеем в области молекулярной биологии и молекулярной генетики, хотя и отстаю на пару лет от институтов в Кембридже и Массачусетсе. Мне не нужно лишний раз напоминать вам, что именно я прославил научно-исследовательский институт в Кембридже.
— Никто не может отрицать ваших заслуг, профессор. И прежде всего я. — Аницет сделал паузу и пристально посмотрел на Мьюрата. — Я надеюсь, что вы меня правильно поняли… Но хочу предупредить, что, если другие обойдут нас, для братства это обернется катастрофой.
— Я знаю, — ответил Мьюрат с улыбкой человека, который все еще был уверен в успехе своего дела.
Профессор молча натянул белые резиновые перчатки и, подняв руки, стал похож на арестованного бандита. Затем он взглянул на человека с бледной кожей, который избегал света и теперь казался еще более зловещим, чем обычно. Наконец Мьюрат открыл лабораторный шкаф с дверцами из белого матового стекла и вынул поддон из плексигласа размером сорок на шестьдесят сантиметров, на котором лежала свернутая ткань.
На лабораторном столе, стоявшем посреди комнаты (он был похож на обычный стол патологоанатома), Мьюрат осторожно развернул плащаницу. На ней, как на негативе, слегка проступали черты мужчины. И еще отчетливее была видна прореха величиной с почтовую марку.
Аницет внимательно наблюдал, как профессор взял целлофановый пакетик с драгоценным содержимым и осторожно, с помощью пинцета вынул кусочек ткани. На его лице читалось напряжение…
Этажом ниже, в двадцати метрах от лаборатории, в которой находились Мьюрат и Аницет, в комнате цитолога сидели доктор Дулацек и гематолог Ульф Груна. Они склонились над маленьким, не больше сигаретной пачки, приемником. Напрасно Дулацек пытался хоть что-нибудь услышать, регулируя громкость прибора. Кроме шипения и шума, ничего разобрать не удавалось.