Восьмой зверь
Шрифт:
Микаэль стеснялся своей ранней лысины, но страх его уходил куда глубже обычных комплексов. В храме Быка, символе плодородия и урожая, подобный дефект мог выйти боком карьере. Еще скажут, мол, не растет, так как Сам отвернулся от нерадивого жреца. Людей снимали и по меньшим наветам.
Потому когда в двери вошел виновник, Микаэль даже обрадовался ему, но моментально вернул на лицо строгое выражение.
— Есть новости? — без особой надежды на хорошие вести дежурно спросил жрец.
— Мы активно ведем розыски на всей территории владения! — преувеличенно бодро начал доклад подчиненный. — Агенты докладывают о трех возможных кандидатах.
— Уже
— Но это было наше общее решение, — обескураженно, но с надеждой ответил собеседник.
— Разве? — притворно изумился Микаэль. — Сейчас посмотрим! Пять лет назад, ранняя весна. Так, где же это у меня было…
Жрец открыл створки массивного шкафа и ловко выхватил объемистый том, датированный только что произнесенным периодом.
— Так-так-так, — пробормотал он, перелистывая страницы. — Вот! Беседа со жрецом, тогда еще четвертого ранга, Ромиусом. Цитирую! «Я вас уверяю, после выключения храмового знака отступница не проживет и четырех месяцев. Она будет вынуждена вернуться обратно, а если не сможет двигаться сама, то ее тело привезет муж». Дословно! Так, это пропускаем, это тоже. Вот тут еще: «Я абсолютно уверен в успехе и гарантирую вам исполнение воли верховного».
— Я и сейчас уверен, что она в нашем владении! Не самоубийца же, в конце концов! Дайте мне еще время, я отыщу ее! — Подчиненный прижал ладони к сердцу и смиренно наклонил голову.
— Если вы не нашли отступницу за все эти годы, то, скорее всего, она уже мертва. Где сейчас реликвия — знает один лишь покровитель. — Жрец вернул том обратно и вновь занял свое место. Голова дико чесалась, но следовало доиграть свою роль до конца. Писарь, что сидел за фальшивой стеной и записывал разговоры, не преминет довести копию до жреца первого ранга, а значит, все должно быть по закону. Обвинение — доказательство — приговор.
— Я готов в знак раскаяния преподнести все свое имущество храму. — Виновник, несмотря на жарящее светило, утирал холодный пот со лба.
— Похвально! — торжественно пророкотал Микаэль. Увы, планы придется изменить. — Это смягчит вашу вину, жрец шестого ранга! Можете идти.
Подчиненный выходил из кабинета в диком раздрае чувств. С одной стороны, он потерял все и скатился на три ступеньки в иерархии, но с другой — он остался жить!
Микаэлю же эмоции виновника были совсем неинтересны, вряд ли тот долго протянет. Слишком много злопамятных среди тех, кто из подчиненных превратился в начальника. Осталось последнее дело на сегодня, к счастью, солнце закатилось за высокое здание храма Быка и перестало прожаривать просторный кабинет.
Следующий гость был попроще одет, явно не из храма. Жилистый, невысокий, старый и удивительно наглый тип.
— Роб, ты не мог бы не сидеть на моем столе? — поморщился жрец. — Есть же кресло.
— Доплатишь десять процентов — и буду вести себя как аристократ на приеме. — Тот, кого назвали Робом, закинул ноги на кресло.
— Деньги храмовые, не мои. Ладно уж, сиди, — отмахнулся Микаэль. — Анкеты посмотрел, изучил?
Посетитель кивнул.
— Их следует найти как можно скорее. Поиски ограничены двенадцатью владениями — по два в каждую из сторон света, дальше они вряд ли уехали. Язык там уже другой, люди выглядят иначе, сам знаешь. Женщина скорее всего уже мертва, ищи отца с сыном. Если и они умерли, сосредоточься на поиске вот этого. — Жрец протянул листок удивительно гладкой, но при этом твердой бумаги
— Это можно брать в руки или привезти на теле, не снимая? — деловито уточнил Роб, пряча картинку за подкладку рубашки.
— В руки брать можно. Срок тебе — полгода. В деньгах не ограничиваем. — Жрец сделал многозначительную паузу. — Совсем не ограничиваем.
— Не ограничивают, как же, — проворчал мужчина, поднимаясь со стола. — Потом на каждую истраченную монетку бумагу писать.
— На этот раз все иначе. Поручение верховного. — Жрец воздел взгляд вверх и для верности показал пальцем в потолок. — Принимайся сегодня же, и да пребудет с тобой милость покровителя.
Глава 3
Шесть часов утра вообще и шесть часов утра в центре города — это очень большая разница. Чтобы успеть вовремя, надо встать около четырех утра, в пору, когда светило только поднимается над городом, срывая с него вуаль тьмы. Дальше надо прокрасться по своему же району на более оживленные улицы. Смена ночной братии завершится только с рассветом, так что наткнуться на деловых людей с ножами и битами дело легкое. Хотя я не совсем по их формату — кому нужен шустрый паренек, вдобавок непонятного достатка — под плащом не видно ни одежды, ни лица. Обычный клиент разбойников — подвыпивший горожанин, возвращающийся домой с рассветом. Такого видно издалека — по нетвердой походке, а порою — по немелодичным песням, выдаваемым на всю округу.
Ближайшие стоянки карет находятся почти вплотную к богатой части города, возле престижных клубов и ресторанов. Ясное дело, что в нашем районе наемного экипажа не найти, потому приходится преодолевать всю дистанцию на своих двоих. Бодрящая выходит пробежка, в декорациях еле освещенного города, под оценивающими взглядами людей в переулках.
За незримой гранью богатого района следует прятаться куда тщательнее. Покой жителей хранят отряды дежурных, и уже для них я — лакомая цель. В меру подозрительная, одинокая и неопасная с виду. Даже если окажусь ни в чем не замешанным — будет им плюс за бдительность. А там, может, и навесят пару нераскрытых грабежей, и попробуй потом оправдаться. Вырваться-то из застенков можно, да только проверять, как быстро это произойдет, — совершенно не хочется. Поэтому и обхожу патрули десятой дорогой, накручивая по богатым кварталам замысловатые круги.
Из-за всех маневров дорога, преодолеваемая в дневную пору за час, а в карете и вовсе за десяток минут, растянулась на два полновесных часа. Самое интересное, все эти усилия направлены только на то, чтобы отказаться от навязанного поручения. Вернее, сделать так, чтобы от меня отказались. В конце концов, кто сказал, что я им подойду?
Швейцар на входе в «Белого лебедя» окинул меня скептическим взглядом. На его привычной благолепно-невозмутимой физиономии такая эмоция смотрелась интересно. Так выглядит отъевшийся кот, мимо которого собралась прошмыгнуть белая мышь, — то ли хозяйская, потому как белая, то ли лапой прихлопнуть и дальше спать.
После объяснения причины моего посещения сошлись на том, что он меня пропустит, но дверь я открою себе сам. Да не очень-то и хотелось.
Внутри огромного холла с высоченным потолками и мраморным полом ко мне подлетел консьерж и чуть ли не силой попытался сорвать с «господина» плащ. Видимо, раз швейцар впустил меня внутрь — значит, я уже достоин высокого обслуживания. Еле отмахался от навязчивого сервиса, не уступив назойливой обслуге и шарфа с перчатками. Задерживаться я не собирался.