Восьмой зверь
Шрифт:
— Чисто, — констатирует страж, осматривая позолоту убранства, и выскакивает до того, как тело Повелителя протискивается внутрь.
По распорядку, один из стражей должен быть внутри, но караул пренебрегает указанием, как и десятки раз до того: находиться внутри мерзко. Звук спускаемых газов укрепляет уверенность в правильности решения.
Отряд приваливается к двери и стенам, коротает время за тихой беседой.
В это же время Повелитель с невероятной ловкостью для тучного тела тянется вверх, нажимает на едва видимые выступы и уверенно сдвигает тяжелую фальшстену в сторону. Массив камня движется бесшумно, как и полагается хорошо смазанному механизму, которым часто пользуются. Из проема
— Опять уснул на унитазе, скотина, — цедит страж возле двери.
— Оно и к лучшему, — равнодушно отзывается командир, готовясь провести час в блаженном ничегонеделании.
Повелитель идет узким коридорчиком, проталкивая свое тело на поворотах, пока не останавливается возле глухой стены, руководствуясь одному ему видимым знаком. Еще два нажатия — и в стене протаивает дверь. Движение ладонью, створка отворяется внутрь небольшой комнаты без окон — шагов шесть на восемь, с небольшим столиком посредине. Посетитель уже ждет — стоит возле дальней стены, не решаясь занять место. Его белоснежный наряд с серебристым шитьем слегка запачкан — шел непопулярными маршрутами, полными пыли и паутины.
Взгляд храмовника направлен на Повелителя, но то и дело соскальзывает вправо, на стену, наполняясь страхом. Повелитель знает, что он видит, потому не оборачивается и внимательно присматривается к своему гостю — нет ли в нем отчаяния, отзвука разбитых планов?
— Присаживайся, Густав. — Повелитель примащивает чресла на массивную дубовую лавку, оставляя гостю табурет. — Рассказывай.
— Они согласились.
— Были сомнения? — Голос отразил капельку удивления.
— Еще какие! У Теннет очень наглый слуга, крайне наглый! Он вытащил из меня поместье! — Вопль искреннего возмущения разбился о грубую кладку стен. — Как будто это он делает мне одолжение!
— Я его помню. Мог, — чуть прикрыв глаза, Повелитель простил излишние траты.
— Но это еще не все, — храмовник отвел взгляд. — Пришлось пойти на демонстрацию.
— У ректора появятся вопросы.
— Если все сложится удачно, это не составит проблем. — Храмовник поспешил оправдаться.
— А сложится ли?
— Уверен, — в голосе не было ни намека на фальшь. — После демонстрации ученики четвертый день почти не спят. Потрясающая работоспособность! А результаты! Они схватывают с первого раза, будто рождены с этим знанием. Еще ни разу я не видел такой эффективности! Невероятный талант. Вот бы сохранить их жизни для храма! Вы же знаете, как плохо у нас с целителями высших ступеней, а они смогут, я вижу! — Последние слова были произнесены с жаром надежды.
— Значит, они смогут продержаться десяток минут? — Повелитель не слышал намеков.
— Я учу их аква дивина и атланис.
— Они не успеют. — Впервые Повелитель выразил сомнение.
— Они уже смогли. — Храмовник был полон сдерживаемой гордости.
— Тогда все в их руках. — Повелитель грузно поднялся с места. — Мне не нужны их жизни.
— Благодарю вас, господин! — Храмовник низко поклонился, даже несмотря на то что собеседник уже повернулся к нему спиной.
Повелитель неспешно подошел к стене, к тому самому месту, на которое с ужасом смотрел его гость несколькими минутами раньше. Задумчиво рассмотрел обнаженное тело Советника, перекрученное тонкой леской. Затем снял с крючка небольшой короб, осторожно приоткрыл над грудью
— Пока нашего общего друга не хватились, надо довершить дело.
Глава 22
Плавные жесты, танец двух рук, выверенный и красивый, завораживал. Словно дирижер огромного оркестра, мастер повелевал невидимыми исполнителями, создавая песнь разрушения. Такое не могло оставить равнодушным. Все существо охватывал восторг, а вместе с ним — желание повторить чужой триумф своими руками. Увидев чудо, забываешь о годах и десятилетиях усилий, затраченных на достижение совершенства, обманываешься изяществом и простотой исполнения. Но попробовав сам — горько удивляешься собственным неуверенным, беспомощным движениям — руки не слушаются, пальцы не гнутся так, как нужно. Нельзя стать магом за неделю. Но можно выучить какое-то одно заклинание вполне сносно и идти с ним дальше, шлифуя до совершенства.
Однако наши с храмовником мнения на то самое «единственное» заклинание отличались. Меня бы устроила белоснежная стрела, выбившая солидный кратер на дальнем краю полигона.
Храмовник считал иначе, терпеливо отрабатывая с девушками совсем иные заклинания защиты и атаки. Небольшой каскад пассов создавал мерцающий золотистый щит в виде трех граней над землей. Несколько рваных движений кистями рук, вместе с движениями пальцев, порождали земляные шипы, легко пробивающие каменный валун. Красиво, опасно — невесты были в восторге, предвкушая, как создадут такое же чудо самостоятельно. Но это не шло ни в какое сравнение с явленной нам мощью. Я испытывал чувство глубокого неудовлетворения — словно поманили золотым кошельком, а вручили серебрушку. Тоже хорошо, но ощущение обмана отказывалось уходить, — все потому что я не смог запомнить всех действий мастера, а повторить ритуал еще раз он отказывался. Немудрено — на шум первой попытки сбежалась половина академии, еле отбрехались вышедшим из строя артефактом.
— Парень, не заморачивайся. Тебе его все равно не повторить, — отнекивался учитель, кивая на браслет. — Магия академии идет слишком скудным ручейком. Занимайся своим делом.
Ломать щиты оказалось сродни поискам выключателя, запрятанного в ящик с ядовитыми змеями, — требовалось действовать аккуратно, незаметно для противника. Каждое заклинание «пело» на особой громкости, рождаемой в момент активации, — абсолютно случайно: слишком многое на это влияло. Моей задачей было подобрать «громкость» и вклиниться в творимое колдовство, выключая или искажая мелодию до неузнаваемости. Был шанс вовсе развернуть заклятие против врага, но с куда большей вероятностью враг мог заметить мои попытки и ударить вдоль той нити, что соединяла щит и незадачливого взломщика, — с летальным исходом. Несмотря на риск, было интересно. Если объединить эту технику с пистолетным выстрелом, выходило совсем приятно — никакой магии не надо.
Тем не менее желание обладать могучим заклинанием никуда не делось. Вот и маялся, словно кот возле закрытой банки со сметаной: понимаешь, что не достать, но и уходить ни с чем не хочется. Самое скверное — не было возможности надавить на учителя, а любой бойкот смотрелся бы детским капризом. Вечером я высказал свои сомнения на семейном совете.
— Может, подкупить? — робко подала голос Тина.
— То есть отдать поместье обратно? — улыбнулся я.
Вряд ли этого хватит. Даже представить не могу, сколько может запросить человек, относительно легко расставшийся с весьма немалым имением.