Воспевая утреннюю звезду

Конец весны 678 года

Пляшущие языки огня окрашивали небо позади двух бегущих женщин в странный оранжевый цвет. Оттого и горизонт впереди бегущих казался неестественно ярким, а привычные краски заката скрывались за тяжелой дымовой завесой.

– Куда мы идем? – спросила младшая, стараясь поспеть за быстрым шагом старшей.

Женщин подгонял испепеляющий жар: их дом подожгли, чтобы изгнать его обитательниц.

– Что сулят небеса таким, как мы?

За нескрываемой яростью своей спутницы, вызванной их первым поражением

от рук невежественных и испуганных дураков, Гита чувствовала страшное отчаяние – больно видеть гибель всего, что тебе дорого. Но в юности ей пришлось однажды пережить подобные моменты, и потому сейчас она ответила лишь пожатием плеч, скрытых длинными черными волосами, в которых широкие серебряные пряди сверкали как молнии в полуночном небе.

– Я намерена узнать, действительно ли тот, кого зовут великий Глиндор и о котором мы слышали множество хвалебных песен, обладает могуществом настоящего колдуна. – Прозвучавшая в голосе женщины насмешка ясно говорила, что она сильно сомневается в способностях великого Глиндора.

Пораженная Элис на минуту замерла. Вся саксонская Британия и все княжество кимвров не раз слышали рассказы о неземном могуществе Глиндора, о том, как благодаря колдовству его учеников бежала огромная армия, даже не попытавшись вступить в бой. И хотя Гита была ей не матерью, а теткой (матери своей девушка не помнила), Элис давно поняла, что не следует мешкать, выполняя ее приказы.

Злобный смех Гиты прозвучал столь громко и яростно, что, должно быть, распугал зверей в лесу… Ни один человек не посмел приблизиться к тропе, по которой шли женщины. Гита не утруждала себя объяснениями. Она говорила только тогда, когда желала похвалиться своей властью над силами природы.

– Глухой ночью, еще до того, как эти слабоумные дураки собрались с духом, чтобы напасть на нас, я советовалась с еще невидимой, нарождающейся Луной. Нам суждено идти на север, туда, где живет Глиндор со своими приспешниками. Нашим судьбам суждено пересечься.

Гита бросила сердитый взгляд из-под нахмуренных бровей. Ее раздражало, что племянница продолжает сожалеть об утраченном. Она вновь напомнила Элис, что не следует привязываться ни к людям, ни к вещам. Это бесполезно и к тому же опасно.

– Не стоит тратить время на беспокойство о том, чего уже нет. Лучше подумай о том, что те, кто лишил нас дома, никогда не смогут воспользоваться нашими землями, потому что благодаря моим усилиям эти земли теперь будут считаться долиной рока, – с удовлетворением проговорила Гита.

Элис взглянула на цветы, пестревшие в траве, по которой ступали ее ноги. Она не испытывала радости при мысли, что эта долина – райский уголок ее детства – станет обителью мрака и печали. Напрасно пыталась она представить будущие страдания тех, кто причинил ей столько зла.

Гита обернулась, чтобы взглянуть в ярко-синие глаза своей прекрасной племянницы.

– Как ты не можешь понять, что все случившееся лишь помогает нам двигаться навстречу судьбе, которая нам предназначена? Мы должны добиться лучшей доли, а не тратить понапрасну наши способности! Посмеешь ли ты усомниться в могущественной силе, которая ведет нас по предначертанному пути?

– Что ты, Гита, я никогда в ней не сомневалась!

Элис откинула назад массу черных вьющихся волос и смело взглянула в глаза своей наставницы. И хотя ее сильно разозлили деяния слабых умом и трусливых душою представителей рода человеческого, она избавится от всех опасностей, полностью полагаясь на те особые силы, которыми они обе владеют с таким мастерством. Она должна на них полагаться, она так и сделает.

И по мере того, как крепла решимость Элис сыграть роль, ради которой ее растили, глаза ее становились все темнее, взгляд их – все тверже. Ее глаза походили уже не на сапфир, а на оникс.

– Я без колебаний последую за тобой, чтобы осуществить предначертанное мне судьбой.

Лето 678 года

Тр-рах!

Рывком открытая дверь изо всех сил ударила по каменной стене. Столь нелюбезным образом объявил о своем прибытии в маленькую монастырскую келью нежданный гость. Звук удара эхом отозвался под сводами монастыря, и юная красавица, стоявшая на коленях перед человеком в сутане, вздрогнула. От неожиданности она присела и подняла глаза к источнику шума – стоявшей в дверном проеме высокой, закутанной в черный плащ фигуре, силуэт которой четко вырисовывался на фоне ярких лучей заходящего солнца, сиявшего в ярких волосах мужчины.

Губы вошедшего скривились в циничной усмешке, янтарные глаза потемнели от гнева, когда он окинул взглядом привлекательные женские формы. Она была самой прелестной женщиной из всех, что когда-либо доводилось видеть Адаму. Но женщина эта заслуживала осуждения, ибо хоть она и стояла на коленях перед священником, и более того, перед самим епископом, ее стройные плечи и пышные груди были прикрыты лишь облаком черных как смоль волос, которые не могли как следует скрыть их прелесть.

– Кто вы?

Тучный епископ Уилфрид тотчас же оказался между пришельцем и дерзкой женщиной, с явным одобрением глядевшей на крепко сложенного незнакомца. По злобному выражению лица и привлекательному сложению мужчины епископ тотчас распознал, что тот является надежным орудием сатаны, послушным всем грехам плоти.

– По какому праву вы без приглашения вторглись в мое жилище?

– Я стучал и стучал громко, но ответа не получил. Опасаясь, не случилось ли с вами чего дурного, я просто открыл дверь, которая почему-то была не заперта.

Раздраженный епископ вспыхнул, переводя многозначительный взгляд с незнакомца на расколотую сверху донизу дверь. Если этот человек продемонстрировал такую силу, будучи спокоен, горе тому, кто встанет на его пути…

Женщина, все еще стоя на коленях, промурлыкала несколько слов, выразив свое восхищение силой, от которой пострадала дверь.

При звуке ее голоса епископ бросил на нее взгляд и тотчас отвернулся, чтобы упрекнуть вошедшего:

– Уединение приближает человека к Богу и помогает обрести ту благодать, к которой мы стремимся здесь, в монастыре, ради себя и ради других. – В его тихом голосе чувствовалось напряжение, и было ясно, что епископ с трудом сдерживается. – У меня никогда не было оснований бояться вторжения и не было причин запирать дверь.