Воспевающие битву
Шрифт:
Дениг же, включившись в 1833 году в пушную торговлю в верховьях Миссури, сразу привёл названия семи племён Титонов и указал в «Пяти племенах верхнего Миссури» их приблизительную численность (на 1850-е годы):
Сичангу (чаще называемые Brule) – 500 палаток, Оглала – 300 палаток, Миниконжу – 260 палаток, Сихасапа – 220 палаток, Хункпапа – 150 палаток, Охенонпа – 100 палаток, Итажипчо – 100 палаток. Всего 1630 палаток.
Если брать приблизительно по пять человек на палатку, то в общей сложности получится 8150 душ. Применительно к 1854 году, когда Дениг составлял материал, эта цифры относительно точны, но сегодня это абстрактные цифры.
***
Оглалы традиционно заселяли район между фортом Ларами, что на берегу реки Платт, и Чёрными Холмами и между истоками реки Титон и развилкой реки Шайен.
Оглалы – это, пожалуй, наиболее известная ветвь Титонов. Название происходит от «окала», что означает
Хайд называл их «Ойалеспойтан» и утверждал, что в 1700-х годах местом их зимнего обитания были окрестности поста Le Sueur на реке Синяя Земля в Миннесоте. Трудо называл их «Оконома», считая их ветвью Титонов, то воевавшей против Арикаров, то мирно сосуществовавшей с ними на берегах Миссури в 1795 году. Табо называл две подгруппы Оглалов: Оконданы и Чинауты, настаивая на том, что обе жили вместе с Арикарами и занимались земледелием, однако во время разгоревшейся войны между Арикарами и другими племенами Лакотов, каждая из подгрупп Оглалов присоединилась к одной из противоположных сторон. Позже они воссоединились, но уже не возвращались к Арикарам никогда. Это произошло, согласно информации Табо, до 1804 года. 5 июля 1825 года генерал Аткинс подписал в устье реки Титон договор с племенем Аугаллалла. Он сообщил, что они жили в районе реки Титон, кочуя от Чёрных Холмов до берегов Миссури. После постройки форта Ларами на реке Северный Платт в 1834 году Оглалы передвинулись поближе к этому посту. О них очень часто упоминали переселенцы с Орегонского Тракта.
Фрэнсис Паркмэн оставил восхитительное описание охотничьего лагеря Оглалов, в котором он побывал в 1848 году. Двигаясь по равнине, Паркмэн и его товарищ Генри Шатильон внезапно увидели коннного индейца. Он сделал непонятный разворот и описал на полном скаку круг, явно подавая какой-то знак путникам. Генри в ответ совершил нечто подобное. Это были знаки приветствия, знаки доброжелательности и знакомства. «Это был молодой человек, ничем не выделявшийся среди своего народа, но, облачённый в незамысловатую дорожную одежду, он представлял прекрасный образец воина Дакотов. Как большинство соплеменников, ростом он был около шести футов, весьма легко сложен, но пропорционален и крепок, его кожа выглядела чистой и нежной. Он не был покрыт краской. Голову его не украшал головной убор, и его длинные волосы были собраны на затылке в пучок, на котором виднелся свисток из кости орлиного крыла (он служил одновременно украшением и талисманом). С затылка свисала лента с медными бляшками (размером от дублона до пятицентовой монеты) – украшение весьма модное среди Дакотов, которое они приобретали у торговцев по очень высокой цене. Его руки и грудь были обнажены, накидка из шкуры буйвола, обычно покрывавшая тело, соскользнула и покоилась вокруг пояса, придерживаемая ремнём. Всё это вместе с яркими мокасинами на его ногах и составляло его костюм. За спиной висел колчан, сделанный из собачьей кожи, а в руке лежал грубо выполненный, но мощный лук. На лошади его не было уздечки, а вместо неё имелась волосяная верёвка, которая перетягивала её нижнюю челюсть. Седло оказалось деревянным и обтянутое кожей; как передняя, так и задняя лука возвышалась вертикально на добрые восемнадцать дюймов, так что всадник чувствовал себя надёжно в этом седле…» Немного впереди Паркмэн увидел с десяток других индейцев, которые сидели кружочком. Вперёд вышел краснокожий воин. «Это был вождь, которого Генри называл Старина Дым. Сразу позади него находилась его младшая и любимая жена верхом на красивом муле, покрытом кусками белой кожи с вышивкой из голубого и белого бисера и обрамлением из мелких кусочков металла, которые позвякивали при каждом шаге животного. Девушка широко улыбалась нам, показывая два сверкающих ряда белых зубов. На каждой её щеке было нарисовано по ярко-красному пятнышку. В руке она держалаукрашенное перьями копьё своего господина, на спине она несла его курительную трубку, а его круглый белый щит висел на боку её мула. Её стройная фигура была облачена в тунику из белоснежной оленьей кожи, расшитой бисером скорее пёстро, чем со вкусом, и вдоль всех швов её платья свисала длинная бахрома. Неподалёку от вождя расположилась и холодно взирала на нас группа неподвижных фигур в накинутых на плечи белых буйволиных шкурах. Чуть дальше располагалась временная стоянка индейцев. Мужчины, женщины и дети сновали, как пчёлы. Сотни собак всех цветов и размеров рыскали вокруг. Совсем близко от нас широкий мелкий ручей буквально кишел мальчишками, девчонками и молодыми женщинами, которые плескались, визжали и смеялись в воде. Одновременно с этим длинная вереница тяжёлых фургонов с белыми переселенцами переезжала через тот же ручей».
Это племя хорошо обеспечивало себя бизонами, а в случае их отсутствия – лосями, антилопами, оленями и горными баранами. Часть этого народа была снабжена огнестрельным оружием уже в 30-е годы 19-го столетия. Они всегда слыли отменными стрелками и могли потягаться
Эдвин Дениг утверждает, что в течение двадцати лет должность верховного вождя Оглалов занимал некто по имени Лебедь.
«Лебедь был человек огромного таланта, замечательный воин и разумный руководитель. Он дожил до преклонного возраста. Он широко прославился благодаря своему ораторскому искусству, и некоторые его речи впору сравнить с выступлениями Понтиака и Текумсе» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).
Однако имя Лебедь не зафиксировано ни в одном договоре. Вполне возможно, что под этим именем вождь был известен лишь среди Ассинибойнов или Абсароков, а в своём племени его называли иначе. Так или иначе, но этот вождь не оставил о себе никакой памяти (в смысле значительных поступков); и в мемуарах путешественников и купцов тех времён его имя не встречается, чего не скажешь о Дыме, Безумном Медведе, Левой Руке и прочих вождях, хорошо известных среди белыхл юдей.
«До того, как начались неприятности с переселенцами вдоль реки Платт, Оглалы считались самыми порядочными и дисциплинированными среди Сю. Трудности в общении с ними возникали крайне редко. Торговцы, приезжая в их стойбище, чувствовали себя в полной безопасности. Врагами этого племени являются Вороны (Абсароки), приезжающие в летнее время к истокам Пыльной Реки (Powder River) или к подножию гор на Реке Ветра (Wind River Mountains), что находится в нескольких днях пути от западных границ земли Оглалов. Абсароки и Оглалы находятся в состоянии войны настолько давно, что никто из живущих индейцев не может вспомнить, как началась вражда. Их взаимная ненависть настолько велика, что ни те, ни другие индейцы никогда не заговаривают о мире. То и дело между ними вспыхивают сражения. Сю чаще выступают в роли интервентов, угоняя лошадей у Абсароков, настолько богатых табунами, что хозяева просто не в силах были обеспечить им нормальную охрану. Когда Сю уводят у Абсароков лошадей, обычно сразу снаряжается погоня, после чего происходит битва» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).
Так в 1844 году по указанной причине произошло столкновение с Абсароками, в котором двадцать шесть Оглалов погибли, а остальные бежали с поля боя, позорно поколоченные кнутами и палками. Это пример редкого случая, когда жизни ненавистных врагов были сохранены. Вместо обычного жестокого расчленения умирающих врагов индейцы предпочли унизить противника, прогнав Оглалов с позором. Причина, должно быть, крылась в том, что число погибших врагов было велико. Потеря двух-трёх воинов в бою считалось настоящей трагедией, что же говорить о гибели сразу двадцати шести Оглалов! Победа далась Абсарокам легко, и они были довольны. Удовлетворение рождает великодушие, это свойственно многим людям.
До того, как караваны переселенцев пришли в районы Арканзаса и Платт, Оглалы часто отправлялись на юг выменивать там лошадей и огнестрельное оружие. Но с наплывом переселенцев дорога туда оказалась практически отрезанной, и Оглалам пришлось искать новые пути, где можно было обогатиться лошадьми, и они начали активные рейды на север, в страну Вороньего Племени.
Так как о многих событиях приходится судить по Перечню Зим, то нередко возникают разночтения, а то и полная неразбериха. Например, 1827 год единодушно обозначается лакотскими историками как «пса оханпи», но перевод трактуется по-разному. «Пса» может быть сокращением названия племени Абсарока, что, однако, было бы в данном случае лишено всякого смысла. Также это может быть «тростник» или какая-то иная «растущая в воде трава»; «охан» в зависимости от ударения имеет различные значения и может переводиться как «кипятить», «надевать», «носить». Вариант, на котором настаивает индеец по имени Нет Ушей гласит: «Они вскипятили тростник». Смысл данного перевода не совсем понятен. Если год обозначается таким событием, то оно непременно было важным. Но в таком случае это требует серьёзных пояснений. В другом переводе этот год называется «они надели на себя тростник», что кое-кто из историков домыслил это как «они носили снегоступы, сделанные из тростника». Но для этого нужно твёрдо знать, что подобная характеристика зимы должна чем-то оправдываться. И в таком случае календарная запись не имеет никакого отношения к военному походу против Абсароков. Хотя присутствие слова «пса» в первую очередь наводит на мысль об Абсароках.
***
Система управления Оглалов, впрочем, как и всех кочевых племён верхнего Миссури, была весьма жёсткая. Главным инструментом племенного закона являлись воинские общества. Их нередко называют военными организациями или полицейскими структурами, но это неверно, так как они были скорее почётными братскими организациями. Основными их задачами было: поддерживать порядок в стойбище, следить за порядком во время перекочёвок, наказывать покусившихся на общественное благополучие, следить за безопасностью лагеря, извещать о передвижениях бизонов, воспитывать в юношах культ воинской доблести и силы, возлагать на себя руководство в сражениях, выступать в качестве ревностных хранителей племенных традиций.