Воспитан рыцарем
Шрифт:
— Красавец… А ты что сегодня предполагаешь делать? Надумал что-нибудь?
— Нет, дорогой брат. Но пусть все будет, как ты скажешь, а не как я скажу.
— Ладно, сейчас придумаем… Третий день собираюсь спросить: ладони и пальцы у тебя все в мозолях… На крестьянские не похожи, да и от оружия они располагаются по руке иным узором… Откуда они такие?
Лин смущенно улыбнулся:
— Это Снег… От считает, что воин должен знать оружейное дело до самой ковки… Он нарочно для меня устроил кузню возле пещеры и учил меня ковать… Я старался, но, быть может…
Старший усмехнулся в усы и растопырил навстречу собственные ладони:
— Ковка — моя страсть. Смотри: точно такие же. Я и подковы могу, и ножи, и секиры… и что хочешь, но обожаю ковать мечи! Для воина сие — не грех, лишь бы рука не утрачивала гибкость и точность при боевом, либо дуэльном обращении с оружием.
Лин просиял в ответ и вынул кечень:
— Вот. Сам ковал!
Брат принял охотничий кинжал в руки и несколько минут тщательно изучал его, пробуя на звук, на гибкость, на заточку, на баланс, на узоры лезвия…
— А почему именно продольная стяжка через хвостовик, а не накладка с боков?
— Снег говорит, что так надежнее, зимой рука меньше мерзнет, и что проще обихаживать, разбирать.
— Угу… А проковок на металл сколько у вас бывало?
— До пятнадцати. Этот — семь только.
— До пятнадцати… Этак на меч три месяца уйдет, и больше.
— Точно! Так и получалось! И у тебя… а то я стеснялся своих мозолей, хотя Снег и говорил…
— Хорош клиночек. — Дамори вернул нож Лину и повел его к настенному оружейному ковру, показывать свои работы… Оба мгновенно стали похожи на детей среди игрушек…
— Вот так вот, братец… Я слушаю, как ты все время: Снег, Снег… Знаешь… Тебе крепко повезло к нему попасть. Наш отец во многих отношениях ничем не хуже, а даже и лучше, быть может, но когда дело касается оружия, дуэлей и военного искусства… Мастер из мастеров! Чего заливаешься?
Лин действительно засмеялся. В последний год он неизменно досадовал на себя за нерасторопность во владении секирой и мечом, потому что, несмотря на все старания, он и близко не мог добраться до уровня «даже такого пожилого человека, как Снег». Дамори в ответ разинул рот, ударил себя кулаком в грудь и захохотал так громко и надолго, до слез, что без зова прибежал в кабинет его личный слуга и поклонился, в безмолвном вопросе.
— Пустяки, Керг. Это мы с братом смеемся. Ступай, ступай… Принеси нам засахаренных слив и попить.
Зато Гвоздик ни одной из голов не поднял, только ушами тряхнул: все довольны, никто не боится, угрозы нет…
— Вот ты вчера за ужином недоумевал, чего это мы с матушкой переглядываемся? Она еще в слезы ударилась? А я тебя скажу — чего. Просто вчера при матушке я не хотел про Санги говорить лишнего, расстраивать ее… Помнишь, вчера ты рассказывал, как нафы с Уманой на тебя охотились, а однажды даже щуру подсылали, и Снег после этого в пещеры ходил?
— Да, еще бы.
— Ну, вот. Года четыре с лишним тому назад, по всей Империи прокатилась молва: Санги Бо жив и здоров! По крайней мере, дюжине, а то и больше, из высших храмовых
Лин никогда, ни на секунду не забывал, как выглядел Снег после похода и что он говорил ему по этому поводу… Скромность рыцаря. Да, да, вот уж истинно: повезло ему с наставником…
— Вся Империя об этом судачила. Санги Бо как пропал много лет тому назад, так никто и никогда о нем больше не слышал до того дня. Но если бы мы только знали, за кого именно он бился в подземелье!!! Матушка, быть может, что-то и чувствовала материнским сердцем, потому что плакала тайком от отца… Я-то видел ее слезы. И как только все узнали про этот сон, так отец уже без телохранителей из бойцов и магов нигде не появлялся, потому что Санги Бо жив, и по-прежнему лучший и никем не превзойденный воин Империи. Наш отец тоже будь здоров — какой воин, и все же, все же… Какое счастье, что теперь они не враги. Я ему сегодня написал про твой вчерашний рассказ.
— А я ему уже рассказывал, там, в ставке.
— Не беда, еще раз с удовольствием прочтет.
Лучший и непревзойденный меч Империи… Лин вспомнил Зиэля, но, памятуя о настойчивой просьбе Снега, упоминать о нем не стал. Тут их прервал с коротким докладом сотник домашней стражи…
— Вздернуть. Всех четверых, хватит цацкаться с этим сбродом.
— На дальних, повелитель?
— Да, пусть далече смердят, не перед замком. Ступай. — Дамори поймал вопросительный взгляд Лина.
— Браконьеры. Изгадили хороший лес. Чем с ними добрее, тем они… Вкусные были сливы? Еще? Тогда — что мы здесь торчим, как домовые? Давай на вольный воздух, куда-нибудь на охоту?
— Как скажешь. Охота — это по мне! Я — всегда готов.
— И я. Что предпочтешь, Кари: зайцев потравим, оленя загоним, кабана поднимем?
Вот тут уж Гвоздик вскочил и разом выставил на всеобщее обозрение все, что в нем было приветливого и доброго: клыки и когти. А как же: целая стайка знакомых слов в уши набежала, и хозяин чуть ли ни прыгает от радости… Дело явно к охоте идет… Охи-и-и… охи-и-и… Ур-р-р…
— Оленя?.. Это было бы неплохо. Так ведь на него долгая подготовка надобна. А медведи у вас… у нас водятся?
— Хочешь на медведя? Да изволь! Ты охотился на них уже?
— Было дело, но я не сказать, чтобы очень опытный.
— Отлично! Не желаешь ли сам выбрать место охоты? Если ошибешься — никто не узнает, корить да насмехаться не будет, меж братьями доносов не бывает… — Старший брат ощерил в улыбке крупные кривоватые зубы, и Лин осознал, что ранее, за все время короткого с ним знакомства, такой открытой и дружелюбной улыбки за ним не видел. Смех был, но смех — он разный бывает, а улыбка без усмешки — обычно приязненна.