Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся
Шрифт:
«Кода! [8] » – кричит Шейн.
Из наушников несутся короткие серии щелчков. Кодами называют не обычное размеренное щелканье китового сонара, а серии с переменной пульсацией, включающие от трех сигналов до порой четырех десятков, чем-то напоминающие морзянку. У кашалотов это своего рода индивидуальные позывные. Или, если угодно, декларация принадлежности. Обмениваясь кодами, кашалоты представляются, выясняют личности других китов и определяют, что за группа им встретилась – та, с которой можно пообщаться, или та, которой лучше избегать [9] .
8
Здесь
9
Oliveira, C., et al. 2016. "Sperm Whale Codas May Encode Individuality as Well as Clan Identity." Journal of the Acoustical Society of America 139: 2860–69.
Киты часто сопровождают кодами свои перемещения, в том числе когда заныривают на глубину и всплывают на поверхность, или когда здороваются с членами своей семьи, или встречают самца, или чувствуют присутствие хищников. Когда Хэл Уайтхед, положивший начало изучению кашалотов, впервые стал свидетелем появления на свет детеныша, он отметил: «В момент рождения обмен кодами звучал особенно интенсивно» [10] .
В наушниках разворачивается пестрая звуковая картина: глубокое, отдаленное тиканье эхолокационных щелчков и близкое потрескивание код – такое громкое, что кажется, будто кто-то издает его прямо у меня над ухом. Признаться, когда я впервые надел наушники, то подумал, что это капитан Дэйв с хрустом разминает кисти у меня за спиной, нарочно мешая мне. Ясность и сила позывных кашалотов изумляет меня. Звучат они примерно так: «Один. Два. Три-четыре-пять».
10
Whitehead, Voyage to the Whales, p. 151.
Никто толком не понимает, что за информация зашифрована в этой китовой морзянке. Кроме, конечно, самих животных – они-то точно знают, о чем идет речь.
Мать, которая спала в водной толще, теперь оживленно обменивается кодами с другими китами. Это похоже на перекличку, вызов-ответ. «Я здесь», – говорит один. «А я вот», – отвечает другой. Чем не разговор? По всей видимости, детеныш решил нырнуть, чтобы поприветствовать кого-то прибывшего.
И вот рядом с матерью появляется еще одна взрослая самка. Три кита отдыхают на поверхности бок о бок и мерно дышат. Детеныш справа, самая большая самка слева. Я чувствую, как глубоко они расслабляются после физического усилия. Каждый напряженный выдох выбрасывает в воздух облачко пара, в котором вспыхивает маленькая радуга и тут же рассеивается на морском ветру.
Оба взрослых кашалота погружаются под воду, чтобы зависнуть вертикально и отдохнуть. Всего несколько минут – и детеныш начинает бить по воде, поднимая внушительные фонтаны брызг. Даже у совсем маленького кашалота хвост достаточно большой, чтобы хлопки производили впечатление. Похоже, малышу надоело бездействие. Мы насчитываем 21 хлопок.
«Видно, он хочет сказать: "Давай, мам, просыпайся уже"», – смеется Шейн.
Тем временем он не забывает слушать двух других кашалотов, которые, похоже, находятся километрах в двух отсюда. Потом они умолкают.
Несколько мгновений тишины – и еще один кит, взрослая самка, всем телом мощно возносится над океаном примерно в 300 метрах от нас, слегка выгнув спину. Падая обратно, она как будто нарочно ударяет головой о поверхность воды так, чтобы грохот получился максимально эффектным. Во второй раз она прыгает с широко раскрытыми челюстями, и из углов ее пасти струится вода. Это зрелище – такого я больше не видел никогда – само собой моментально запечатлевается в моей памяти с фотографической
Самку зовут Иокаста. Край ее хвостового плавника выглядит неровным: он весь в порезах и выемках; возможно, это следы укусов акул или малых косаток. Такие повреждения со временем рубцуются и заживают, но травмированная плоть уже не восстанавливает своей прежней формы. Ранения, полученные кашалотом в течение жизни, создают уникальный набор шрамов, которых вполне достаточно для однозначного опознания. У Иокасты на хвосте две выемки в форме раковины морского гребешка. Это ее киты, из семьи «J».
Семьи
Глава вторая
Когда-то в прошлом группа кашалотов обнаружила, что здесь, у этих островов, стоящих по плечи в океане, с избытком хватает пищи. И если, по выражению Шейна, они подумали: «Пожалуй, нам стоит остаться здесь» – и вроде как все согласились с этим, то общение и взаимодействие могло способствовать их выживанию. Но, прежде чем прийти к такому соглашению, кашалотам следовало определиться, что означает «мы». Иными словами, им нужно было понять, кто они такие и к какой общности принадлежат, а также какие киты к этому «мы» не относятся.
Удивительным образом кашалоты, причем по всему миру, приобрели способность различать разные группы своих сородичей, отличая определенные семьи и объединения семей, которые принято называть кланами. Эти киты распознают отдельных особей и их принадлежность к той или иной группе по кодам – и с их же помощью объявляют о собственной идентичности. У детенышей кашалотов, как у человеческих младенцев (а также у детенышей обезьян, дельфинов и птенцов некоторых видов птиц), тоже есть период «детского лепета». Но, достигнув возраста около двух лет, они уже вполне овладевают семейными кодами. Наши дети учат язык той общности людей, в которой они родились; маленькие киты учат коды своей семьи и своего клана. Каждый в семье – личность, жизнь которой исполнена таких же важных, неповторимых и насущных подробностей, как жизнь любого из нас. На просторах открытого океана и во тьме абиссали [11] на протяжении десятилетий они приобретают главное, как объясняет Шейн, – то, что они есть друг у друга.
11
Абисс'aль (от греч. – «бездонный») – зона наибольших морских глубин – глубже 3000 м, характеризуется полным отсутствием дневного света. – Прим. ред.
Долгое наблюдение за китами, обитающими в этих водах, навело его на мысль – столь же очевидную, сколь и глубокую: у каждого из них есть жизнь. Столетиями люди стремились узнать о китах лишь одно: как их лучше убивать. И только потом, когда было уже почти поздно, мы приобрели к ним толику уважения. Но наш новый интерес к китам зародился так недавно, что Шейн Геро – один из первых, кому пришло в голову задаться вопросом о китах, а сводится этот вопрос к следующему: «Что такое жизнь для них?»
«Когда мы сидим дома, или оплачиваем счета, или занимаемся с детьми, или работаем, – замечает Шейн, – кашалоты Рокес, Роджер, Райот и Рита охотятся, заботятся о детеныше, общаются, отдыхают – в общем, по большей части проводят время вместе. Их жизнь идет, и идет параллельно с нашей».
Через эти воды проходит около двух дюжин китовых семей. За те 15 сезонов, что Шейн провел здесь, некоторые семьи он встречал лишь единожды. Около 16 из них появляются здесь более или менее регулярно. И с десятком Шейн знаком достаточно близко, чтобы распознавать по форме хвостовых плавников их представителей.