Воспитание вождей: от Ленина до Горбачева.Все тайны о детстве советских лидеров

Попова Юлия Александровна

Николай Ежов

«Кровавый карлик» с детства

Как утверждал сам нарком внутренних дел Николай Иванович Ежов, он родился в 1895 году в Петербурге в семье рабочего-литейщика Ивана Васильевича Ежова. В то время рабочее происхождение было самым подходящим для того, чтобы сделать неплохую карьеру. Именно поэтому истинное прошлое своего отца Николай Ежов скрыл. Это выяснилось после ареста «кровавого карлика», как называли Ежова за участие в Большом терроре и невысокий рост. Оказалось, что Ежов-старшийслужил в армии в музыкантской команде 111-го Донского пехотного полка, располагавшегося тогда в Литве, откуда был родом. К слову, в Литве он женился на дочери капельмейстера,

матери Николая Ивановича.После демобилизации Иван Васильевич работал лесником и стрелочником на железной дороге.

В поисках лучшей доли чета Ежовых перебралась в Петербург, где и появился на свет будущий министр. Там, как признался Николай Ежов, его отец открыл питейное заведение, чайную, которая пользовалась дурной репутацией, а по сути являлась самым настоящим притоном, в котором царили пьянство и разврат. Примечательно, что Иван Васильевич и сам не был трезвенником. По одной из версий, в Литве он некоторое время служил в полиции, откуда его благополучно уволили именно из-за пристрастия к алкоголю. Николай Ежов, по всей видимости, унаследовал алкоголизм от отца. Известно, что при обыске у наркома были обнаружены десятки бутылок водки как пустых, так и початых. По некоторым данным, Ежов-младший даже лечился от зависимости от спиртного, но, видимо, безуспешно.

Впрочем, дурная наследственность Николая Ежова усугублялась и нездоровой обстановкой, которой он был окружен в детстве в силу особенностей отцовского бизнеса. Оттуда он вынес не только любовь к водке, но и склонность к нетрадиционным развлечениям. Это проявилось в подростковом, когда Ежов уже работал подмастерьем в портняжной мастерской. О подробностях своего морального разложения Николай Иванович также поведал после ареста. В частности бывший нарком утверждал, что «начало этому было положено еще в ранней юности, когда он жил в учении у портного». «Примерно лет с 15 до 16 у меня было несколько случаев извращенных половых актов с моими сверстниками, учениками той же портновской мастерской. Порок этот возобновился в старой царской армии во фронтовой обстановке», - писал Ежов. Разврат продолжился и во взрослой жизни Николая Ивановича и даже в тот период, когда он стал наркомом внутренних дел.

Но Николай Ежов никогда не смог бы стать организатором массовых репрессий, если бы сам не имел склонность к жестокости. Дочь депутата Государственной думы Е. А. Скрябина, которая после Второй мировой войны оказалась за границей, рассказывала, что повстречала там знакомых бывших петербургских домовладельцев, которые рассказали ей не только о том, что отец Ежова работал дворником, но и о неадекватном поведении его сына. Юный Николай Ежов отличался садизмом по отношению к животным и сверстникам. Едва Николай выходил во двор, как дети помладше и даже постарше бросались врассыпную. Все они знали, чего можно ожидать от этого маленького мальчика.

Невысокий рост – еще один комплекс в копилку Николая Ежова. Рост уже взрослого наркома составлял чуть больше 150 сантиметров. В свое время Ежов записался добровольцем в Красную армию и попал на фронт после обучения в запасном пехотном батальоне. Вскоре он был ранен и отправлен в госпиталь. Однако после лечения в ряды сослуживцев Николай Иванович не вернулся: был признан непригодным к службе, причем не из-за ранения, а из-за роста. Так благодаря ранению Ежова военное начальство исправило допущенную ранее в отношении него ошибку. Трудно представить, что испытал Ежов в этот момент. Тем более, что рост был не единственной его проблемой. У Николая были оттопыренные уши и тоненький голосок. Не самый лучший вариант для руководителя. Однако Ежов сумел им стать.

Сегодня Николаю Ежову ни за что не удалось

бы пробиться так высоко. И дело не только в физических данных. Он сам писал в анкетах, что имеет низшее образование, которое не превышало одного класса городского училища. В то время это никого не смущало. Большинство чиновников тогда едва умели читать и писать. Поэтому Ежов никогда не стеснялся своего образования и честно указывал его уровень в автобиографиях. К тому же среди своих коллег он слыл весьма неглупым человеком. В юности Ежов много читал и даже получил от сверстников кличку Коля-книжник. К тому же у Николая Ивановича был каллиграфический почерк, что по достоинству оценили окружающие. Так благодаря почерку и перечисленным выше качествам Ежов пробивал себе дорогу на советский Олимп. Правда, продержался он на нем недолго.

Генрих Ягода

Затравленный волчонок

Генрих (Енох) Григорьевич (Гершенович) Ягода родился в 1891 году в Рыбинске Ярославской губернии в еврейской семье. Мать наркома внутренних дел Мария (Маса-Хася) Гавриловна Ягода (в девичестве Масин-Зон) занималась только домашним хозяйством, а вот отец Григорий Филиппович (Гершен Фишелевич) Ягода по профессии был печатником-гравером, хотя по призванию мог бы стать и ювелиром. Но Ягода-старший слыл неудачником и был беден.

В поисках лучшей доли почти сразу после появления на свет Еноха Григорий Филиппович вместе с семьей, в которой было еще двое сыновей и пять дочерей, перебрался в Нижний Новгород. Там же жил двоюродный брат Ягоды-старшего Михаил Сверлов, отец Якова Свердлова, будущего председателя ВЦИК. Кстати, через несколько лет Генрих Ягода женился на родной сестре Якова. Но и на новом месте дела шли не очень. По крайней мере, из-за нужды некоторых детей время от времени отправляли в Рыбинск к родственникам.

Однако Григорий Ягода все же нашел не только свою нишу. На его квартире содержалась подпольная типография Нижегородского комитета РКП (б). Впоследствии, когда в 1937 году его сына арестуют, Григорий Филиппович напомнит об этом факте Иосифу Сталину. Он напишет вождю, как еще до революции оказывал содействие партии, упустив информацию о том, что сын помогал ему в этом деле. Фактически в своем обращении к Сталину Ягода-старший отрекся от Генриха, уверяя, что тот уже давно отдалился от родителей, а потому они не несут за него никакой ответственности. Григорий Филиппович пекся лишь о своей спокойной старости и отсутствие пенсионных выплат.

Вообще многие историки сходятся во мнении, что Генрих Ягода никогда не был любимчиком в семье. И отец, и мать относились к нему холодно. Ища тепла и заботы, Генрих тянулся к сестрам. К примеру, у одной из старших сестер, Розы, обосновавшейся в Москве и работавшей там помощником фармацевта, жил около полугода. Роза даже устроила братишку к себе подмастерьем. Но и у сестер Генрих, видимо, не получал достаточной любви. Не зря же полицейские агенты дали ему прозвища «Одинокий» и «Сыч». Юный Ягода был действительно нелюдим, часто хмур, все время сутулился и напоминал некоторым современникам затравленного волчонка.

Именно эти детские травмы сформировали взрослого Генриха Ягоду, который, в особенности на заре советской России, отличался заискивающим и подобострастным отношением к ведущим большевикам и чекистам. Он умел внушить доверие к себе, не скупился на комплименты и приятные слова, не гнушался обманывать и откровенно лгать. Кроме того, Ягода наверняка осознавал, что прекрасно устроиться в жизни, если его супругой станет родственница Свердлова. Именно Свердлову Генрих Григорьевич был обязан своим возвышением. Уже в 1919 году, благодаря в том числе и Якову Свердлову, Ягода оказался в Москве.