Воспоминание о дожде
Шрифт:
– Слушай, семьдесят третий год издания! Татьяна по нему училась… Зачем тебе это старьё?
– Ну, пригодится…
Из кухни вышла Татьяна, Андрюшина жена, учительница русского и литературы. Сказала решительно:
– Классика не устаревает. Вот ещё возьми, по девятнадцатому веку… Андрей, что ты её в коридоре держишь? Раздевайся, чаю попьём…
– Нет, спасибо, мне некогда…
Раздался звонок в домофон.
– А вот теперь ты останешься, – с довольным видом сказал Андрей
Действительно, вошёл Саша Клименко, завлаб, химик, Андрюшин друг. В одной руке бутылка «Nemiroff с мёдом и перцем», в другой шоколадка.
Бутылку отдал Андрею, шоколадку – Татьяне, а на меня покосился неодобрительно:
– А ты всё с книжками? Иш-шь, пис-сатель…
Прошли на кухню.
– В морозилку её! – распорядился Клименко. – Водка должна быть вязкой, как глицерин. Они гуманитарии, а ты, бывший химик, ты-то хоть помнишь, как глицерин течёт? – Такое не забывается, – сказала я, чтобы сделать Клименко приятное.
Таня быстро накрывала на стол: квашеная капуста с клюквой, варёная картошка, рыбка жареная… Это потому что Филипповский пост.
– Ну, рассказывай, – сказал Клименко. – Говорят, в Москве теперь живёшь…
– Ага, вчера на Левитане была!
– Что, выставка? В Третьяковке?
– Нет, в ЦДХ, на Крымском Валу…
– Это и есть филиал Третьяковки, – вмешался Андрюша, – никакое не ЦДХ… Подождите, сейчас я… – и убежал. Клименко полез в морозилку. Вынул и придирчиво оглядел бутылку. Таня оглянулась от плиты:
– Саша, не надо… она не охладилась, как ты любишь… у него там ещё есть, да, вот эта, тащи…
Клименко вытянул за горлышко заиндевевшую «Старую Москву», одобрительно буркнул «угу» и разлил по рюмкам:
– Хозяин! Ты где? Не задерживай процесс!
Андрюша появился в дверях с большим альбомом в руках. На обложке знакомо рыжели берёзы над рекой. Вода в речке не голубая, а сизая оттого, что в ней отражаются осенние облака. Я обрадовалась:
– Ой, это же с выставки каталог! Ты что, тоже был?..
– Нет ещё, мне третьяковцы подарили… я им… э-э-э… тэк скэзать… материалы кой-какие… м-м-м… подобрал… по Морозову… только не Савва, а Сергей Тимофеич… Скорее всего, это он с Левитаном в Плёс ездил, а вовсе не Савва… Елена, не лезь, у тебя руки в рыбе!
– Ну, давайте, – сказал Клименко, – за тебя, Орлов, и за твою… э-э-э… тэк скэзать… успешную краеведческую деятельность…
– Саша, какой ты сегодня многословный, – удивилась Татьяна.
– Повод обязывает – сотрудничество нашего… м-м-м… выдающегося историка с Третьяковкой!
– За меня потом, – скромно сказал Андрюша, – давайте лучше за Исаака Ильича, хороший был мужик.
Чокнулись, выпили. Водка была такой холодной,
– Ой, что ж это мы? – испугалась Татьяна. – Поминают не чокаясь.
– Молчи, женщина! – сказал Андрей. – Он умер сто десять лет назад. Мы не поминаем, а… м-м-м… за его картины, которые… э-э-э… тэк скэзать… вечно живы…
– Вот именно! – поддержал Клименко. – За искус-с-ство! – и налил по второй. Чокнулись. Выпили. Помолчали.
Я вспомнила, как студентами ходили в Третьяковку лет тридцать назад. Около картины «Над вечным покоем» Димка, мой однокурсник, остановился и сказал:
– Знаешь, Ленка, если на эту картину долго смотреть – голова закружится. Не замечала?
Я засмеялась:
– Точно! У меня уже кружится!
Голова и вправду кружилась. Была весна, а нам – по двадцать лет. Теперь Димка и сам «над вечным покоем», на машине разбился…
– Ну, рассказывай, – вывел меня из задумчивости клименковский голос. – Что там на выставке?
– Выставка замечательная, – пустилась я в объяснения. – Она до конца марта будет, сходи обязательно…
– Отлично! – воодушевился Клименко. – Мы всей лабораторией поедем… «Планы и отчёты» там устроим. А тебя, Орлов, я попрошу как экскурсовода и почётного гостя…
Андрюша согласно наклонил голову и чокнулся с Клименко. Вспомнилось, как проходили годовые «Планы и отчёты» в нашей лаборатории. Шеф имел обыкновение устраивать это мероприятие тридцать первого декабря в пять вечера и нарочно тянул, тянул… Вопросы задавал придирчивые… Назло. Поиздеваться над сотрудниками… Хорошо, что я ушла! Спросила Клименко:
– И что, ты прямо в зале под картинами будешь отчёты слушать?
– Зачем? После экскурсии соберёмся где-нибудь в приличном месте, в кафе каком-нибудь…
– Здорово! – восхитилась я. – Если бы у меня был такой завлаб, я бы, наверно, из института не ушла!
– «Если бы у меня был такой кот, я бы, пожалуй, и жениться не стал», – засмеялся польщённый Клименко.
– За науку! – провозгласил Андрей.
Чокнулись, выпили.
– Значит, всё-таки жалеешь, что науку бросила? – спросил Клименко, хрустя капустой.
– Да что ты! Ни одной минуты!
– А вот скажи, – повернулся ко мне Андрюша, – что тебе больше всего у Левитана понравилось? Нет, не понравилось, а… м-м-м… поразило?
– Поразило? Знаешь, там, на втором этаже, ну, как бы галерея такая небольшая, там не картины, а фотографии, письма всякие, в основном к Чехову, ну и открывает этот отдел огромная фотография Левитана. Он в толстовке, с таким же бантом, как на других фотографиях, на крыльце какого-то дома сидит…
– Это в Бабкино, – подсказала Таня.