Воспоминание об Алмазных горах
Шрифт:
— Я автор этой книжки, — пояснил он смущенно. — Она только что поступила в продажу, американская цензура долго не пропускала ее. Многое изъяли. Мне хотелось бы подарить вам свою книжку, поскольку, как я понял, вы любите японскую литературу, а значит, и Японию…
На книжке имелась марка с красной печаткой автора: своеобразное удостоверение, что это законное издание.
Я взяла книгу, поблагодарила. Прочитав имя автора, воскликнула:
— Так вы и есть Хара Тамики! Я слышала о вас, знаю ваши стихи!
Он, казалось, был изумлен.
—
Он говорил все это торопливо, словно опасаясь, что я не выслушаю его и уйду. Мы вышли из лавчонки и неторопливо побрели по запутанным переулкам Канда. Постепенно Хара Тамики успокоился.
— Эта книга о другом. Совсем о другом, — сказал он. — Я познал трагедию в величайшем по гнусности исполнении: у меня на глазах погибла Хиросима! Огромный город, тысячи людей превратились в пепел… И все мои родные. Нас уцелело трое: писательница Ота Ёко, моя ровесница, поэт Тогэ Санкити и я. Ёко пострадала от облучения. Но она жива, жива! И Санкити жив… Мы все трое пишем об атомной бомбе и Хиросиме…
Сидя в банкетном зале отеля «Империал», невольно вспомнила эту встречу. Свидетелю трагедии Хиросимы было очень важно, чтобы его книгу прочитали советские люди. Он верил в нас, понимал нас… Неужели ничего нельзя изменить? На атолле Бикини в Тихом океане американцы испытали новые атомные бомбы: «Джильда», «Бикинская Елена», «Чарли»… Адский конвейер запущен…
Рядом с Макартуром сидела худощавая светлоглазая женщина лет сорока, такая же неулыбчивая, как и он. Она застыла в горделивой позе, как бы подчеркнутой стильным платьем из темно-зеленого шифон-бархата. Несколько худую шею охватывало великолепное жемчужное ожерелье. Перед ней стояла фарфоровая ваза с желтыми японскими розами ямабуки.
— Миссис Вивиан, — шепнул Маккелрой.
«Жена…» — догадалась я. Ее выбеленное лицо, большие синие малоподвижные глаза под очень тонкими дугами бровей и яркий карминовый рот производили неприятное впечатление. Она явно молодилась.
— Дочь председателя правления «Ремингтон Рэнд интерпорейтед», — сказал Маккелрой, по-видимому считая, что полностью охарактеризовал эту важную даму. Должно быть, генерал делился с ней своими честолюбивыми замыслами, теперь он командовал Японией, и миссис Вивиан чувствовала себя королевой. Она мало заняла моего внимания. Суровый генерал Макартур с супругой… Это опять же для журналистов, для истории, но здесь она была все-таки лишней фигурой, непричастной к тому, чем все мы, собравшиеся, и друзья и враги, занимались два с половиной года. Гордясь близостью к Макартуру, Маккелрой охотно посвящал меня в интимные стороны его быта: у генерала пять поваров, которые под руководством диетврача готовят ему завтраки, обеды
Генерал Макартур вынул сигару изо рта, окинул зал быстрым взглядом и произнес речь. Спич оказался предельно коротким: поздравив всех с наступающим Новым годом и завершением судебного процесса, генерал выразил надежду, что всем нам больше не придется собираться вместе за судейским столом и выносить смертные приговоры. По всей видимости, его слова следовало воспринимать как шутку с аттической солью, придуманную им специально для репортеров и историков, — в зале раздался сдержанный смешок.
Капитан Маккелрой, проглотив свою порцию виски, впал в идиллическую меланхолию.
— Мисс Вера, мы никогда больше не увидимся! — сказал он, коверкая русские слова. — Это грустно.
— Не унывайте, капитан, — подбодрила я его. — Гора с горой не сходятся… Я помню вас лейтенантом. Не прошло и трех лет, как вы превратились в специалиста по русскому вопросу, и в милости у генерала Макартура: награды, звания, должности. А вдруг судьба вновь сведет нас? И, предположим, при новой встрече не вы будете наблюдать за мной, а я за вами…
(Могла ли я предполагать тогда, сколь пророческими окажутся мои слова!)
Он деланно рассмеялся.
— Я охранял вас — только и всего. Памятуя о том, как советские солдаты вызволили меня из японского плена под Мукденом. Дальний Восток опротивел мне. Ненавижу всю эту азиатчину и мечтаю вернуться в Штаты, к семье. Восток засасывает…
По всей видимости, он говорил искренне. Даже присутствие моих товарищей за столом не смущало его, наверное, почувствовал, что Восток в самом деле «засасывает».
— А мне казалось, будто вы любите Восток, — поддразнила я его.
— У вас говорят: как собака палку. Знаете, кто любит Восток? Те, кто живет в Штатах. Видите вон того седого господина? Представитель группы Морганов. Воротила высшего ранга. У него в кармане «Новая Корейская компания». Морганы добились для этой компании монопольного права добычи вольфрама и золота, меди, свинца, олова и прочих редких металлов в Южной Корее. На таких условиях и я бы согласился любить Восток. Дин Ачесон недавно сказал: «Корея — это мастерская, где американцы имеют шанс создать прототип такого мира, каким они хотят видеть весь мир». Ачесон неравнодушен к Дальнему Востоку. Сейчас в политике мода на Корею.
— А каким хотят видеть весь мир американцы? — поинтересовалась я. Маккелрой снова налил себе виски.
— Признаться, никогда над этим не задумывался, за обыкновенных американцев и таких ездовых лошадок, как я, все решают «вездесущие финансисты вселенной» — дома Морганов, Рокфеллеров, Дюпонов, Меллонов и других групп. У них деньги, а следовательно, реальная власть. Они связаны родственными узами. В руках Морганов шестьдесят восемь банков и корпораций с общим капиталом в пятьдесят пять миллиардов долларов!