Воспоминания (1859-1917) (Том 1)
Шрифт:
Чтобы противопоставить этому покушению на благосостояние всей крестьянской массы в интересах одного зажиточного слоя, партия решила представить свой проект в наиболее приемлемом виде. Она устранила из перводумского проекта "социалистический" привкус, заключавшийся в создании постоянного "земельного {421} фонда", из которого земля раздавалась бы не в собственность, а в пользование. Это вызывало громы и молнии по поводу покушения партии на священные права собственности. Центральный комитет собрал своих лучших специалистов (включая H. H. Кутлера), устраивал областные совещания для выяснения местных условий крестьянского землевладения, отпечатал ряд докладов
Мы видели, что Столыпин готовился к созыву Второй Думы по-своему. К концу года и его приготовления стали энергичнее и последовательнее. Для дальнейших мероприятий по выборам все политические партии были разделены на легализованные и нелегализованные: к первым были причислены Союз русского народа, октябристы и - после некоторых колебаний - те "мирно-обновленцы", которые отказались быть соучастниками Столыпина в его министерстве. Партия Народной свободы была объявлена нелегальной.
Это значило, что все формальные проявления ее участия в выборах были ей запрещены. Чиновникам и "служащим" (в самом широком" смысле) было запрещено в ней участвовать. Напротив, духовенство указом Синода 12 декабря было "призвано к деятельному участию" и обязывалось "непременно явиться". Круг избирателей всячески суживался. Изданная к самому моменту выборов инструкция указывала ряд дальнейших уловок, чтобы удалить от урн нежелательные элементы и сосредоточить покровительствуемые властью, а также устранить газетную и устную агитацию оппозиции. Но всего тут не перечислишь.
Дворянство и черносотенцы приложили с своей стороны все усилия, чтобы провести выборы в своих интересах. Больше всего те и другие опасались того, к {422} чему стремились к. д.: спокойной и корректной Думы. Если "не к чему будет придраться", говорилось на экстренном съезде дворянства 24 ноября, то "под защитой авторитета, завоеванного внешней законностью действий, она проведет законы, гибельные для государства". "Таким образом, укрепится в России парламентаризм, и дума станет постоянным учреждением". Отсюда директива, данная Пуришкевичем: где нельзя будет выбрать правых, выбирать "крайних левых". "Так решает Союз русского народа"!
Словом, без изменения избирательного закона, дальше идти было некуда. Что же получилось в результате?
Приведу сравнительную таблицу партийного состава Первой и Второй Думы:
1. Крайне правых .... ? 63
2. Умеренных правых (октябристы, умеренные) 38 (8%) 34 (7%)
3. Беспартийных (большей частью
скрытых реакционеров) ...... 112 22
4. Кадетов ....... 184 (38%) 123 (24%)
5. Польских депутатов . . 32 39
6. Трудовиков и вообще "левее к. д." ...... 85 (18%) 97 (20%)
7. Социалистов (с.
– д., с.
– р. и народн. соц.) .... 26 ( 5%) 83 (17%)
Правительству удалось обессилить Думу, лишив ее прочного большинства. Но ему не удалось сделать Думу своею. Мало того, маленький избирательный бюллетень, несмотря на все попытки искажения выборов, сделал свое дело: он показал действительное настроение громадного большинства русского населения. Вторая Дума вышла гораздо левее Первой. Кадетские голоса лишь перешли частью к левым и к социалистам, впервые выступившим от своего имени. Правительство получило всего пятую часть состава Думы. Это была
{423} Таково было первое впечатление. Но по существу дело стояло иначе. Крайние правые достигли своей цели. Дума делилась не на две, а на три части.
Правая и левая, черносотенцы и социалисты, одинаково стояли на почве внепарламентской борьбы, - на точке зрения насильственного государственного переворота. Строго "конституционным" оставался один кадетский центр. Правда, в первый же месяц к нему в голосованиях примкнули национальные и профессиональные группы: поляки, мусульмане, казаки. Вместе они составляли 180-190 чел. Но это еще не было большинство, и элемента прочности в себе не заключало. Ехидные голосования правых с левыми всегда могли его майоризировать.
Самый состав фракции к.д. значительно изменился. Выбыли из строя "выборжцы" - и вместе с ними отошел от практической политики целый слой сколько-нибудь искушенных в политической борьбе русских граждан. Это были, в основе своей, земцы-конституционалисты, закаленные в борьбе земства с режимом Плеве. На их место пришли люди, достойно представлявшие русскую интеллигенцию, но вышедшие из рядов, мало связанных с политической деятельностью.
Во главе шли идеологи (Струве, Новгородцев), ученые (Кизеветтер), профессиональные юристы (В. А. Маклаков, Н. В. Тесленко, Вл. Гессен), специалисты разных отраслей (Н. Н. Кутлер, Герасимов) и т. д. По высоте культурного уровня фракция продолжала стоять на первом плане; ее техническая работа также доминировала над другими. Но политической инициативы в ее среде не было; она нуждалась в руководстве извне и следовала решениям партии и ее установившейся традиции.
У меня лично уже не оставалось в среде фракции таких тесных связей, которые соединяли меня с вождями Первой Думы. Не оставалось и тех надежд, которые заставляли прочно запречься в ее колесницу. В сознании потухания революции, я не мог верить ни в ее прочность, ни в возможность для нее проявить тот напор, который составлял моральную силу Первой Думы. Не стоя уже на гребне волны, фракция брала своей {424} работоспособностью, своими знаниями, своей готовностью к самопожертвованию. За малыми исключениями, она была хорошо дисциплинирована и идейно сплочена. Свою неблагодарную задачу спасать идею народного представительства и парламентарной тактики она выполняла стоически.
Я, однако, не отходил от раз занятой и признанной за мною позиции главного рупора и толкователя деятельности фракции. Второй сборник моих статей в "Речи" за сто дней существования этой Думы свидетельствует о внимательном наблюдении за деятельностью фракции и о постоянном подчеркивании - иногда и критике - политического смысла ее поведения. Отдана здесь дань и моему пессимизму относительно окончательного исхода, пессимизму, который, впрочем, широко разделялся не в одних только наших рядах. Это настроение набрасывало какой-то флер на всю нашу работу.
Но хотя надежда убывала, уныния у нас не было. Мы честно делали свое дело, не уступая ни нападкам слева на наше бессилие, ни уговариваниям и намекам из правящих сфер на возможность компромисса, ни издевательствам и злорадству правых по поводу нашей неприступности. Мы были довольны тем, что добросовестным заблуждениям и извращениям нашей роли на этот раз не было места. Мы шли своим путем, делали свое дело и оставляли свой урок - если не для настоящего, то для будущего.
15. КАДЕТЫ ВО ВТОРОЙ ДУМЕ