Воспоминания (1865–1904)
Шрифт:
Кроме меня, подверглись наказанию, но менее суровому, пятеро моих товарищей.
Было довольно тоскливо просидеть пять суток и не видеть никого, кроме служителя, приносившего мне чай, завтрак и обед. Самое тяжелое было спать на голых досках, на ночь мне давали только одну подушку, одеяло и пальто, окно было на потолке, так что я мог любоваться только звездами, и то в звездную ночь. Из книг давали только учебные.
Во всей этой истории мне было только жаль мою мать, которая очень близко приняла к сердцу мой проступок, и старшую сестру, очень волновавшуюся. Я был сконфужен и очень тревожился за свою мать, которая себя к тому же плохо чувствовала. Но вот наступил срок моего освобождения. Не скрою, очень мне было приятно выйти из заключения, встретиться со своими товарищами, которые меня встретили шумными овациями. Предстояло еще две недели быть без отпуска, но меня могли навещать, и я ужасно был рад, когда ко мне приехали моя мать и сестра.
Когда я сидел без отпуска, вдруг, совершенно для меня неожиданно, меня вызвали в цейхгауз и стали примерять мне новую форму – фуражку офицерского образца вместо кепи. В это время
91
…менялась форма всех войск – преобразование формы всех видов и родов войск выразилось в значительном упрощении парадной и повседневной одежды и единообразии мундиров для офицеров и рядовых.
После того как мне подогнали новую фуражку, я узнал от своего воспитателя, что я назначен на смотр государю в новой форме, что приказано от всех военно-учебных заведений представить государю по одному представителю, одетому в новую форму. Как это выбор такой чести выпал на меня, только что понесшего такое серьезное наказание, я до сих пор не могу сообразить. Конечно, я был бесконечно счастлив. От Пажеского корпуса поехал я один с адъютантом корпуса. [92]
Государь жил в Гатчине, и нас повезли туда. Я страшно волновался – впервые мне предстояло увидеть так близко Александра III. Нас провели в Арсенальный коридор, где должен был состояться смотр. Меня, как пажа, поставили на правый фланг, рядом со мной совершенно в новой форме встал фельдфебель Павловского военного училища и один юнкер. Фельдфебель этот был Меркулов, вышедший в офицеры в Преображенский полк. Затем стоял фельдфебель 2-го Константиновского училища и юнкер Николаевского кавалерийского училища вахмистр Левицкий, вышедший в офицеры Конной Гвардии и юнкер Михайловского артиллерийского училища, затем юнкерского пехотного и от кадетских корпусов по одному представителю.
92
С А. А. Даниловским.
Вскоре собрались все директора военно-учебных заведений с Махотиным во главе.
Государь вышел с военным министром Ванновским, в сопровождении министра двора графа Воронцова и дежурного флигель-адъютанта, и поздоровался с нами: «Здравствуйте, господа!», – сказал государь. Мы ответили довольно стройно, хотя и не репетировали: «Здравия желаем вашему императорскому величеству».
Государь остановился передо мной, что-то сказал военному министру. Первый раз я видел это чудное лицо, с чудными глазами, такими честными, добрыми, помню, как меня они поразили, с каким восторгом я смотрел на государя. Мне приказали повернуться кругом, потом опять обратно.
Государь спросил мою фамилию, я назвал себя. «Ваш отец служил при Николае Николаевиче Старшем?» – я ответил утвердительно.
Александр III никогда никому не говорил «ты», в противоположность Александру II, который всем без исключения, даже старикам, говорил «ты». В царствование Александра III оставались только три великих князя: Константин, Николай и Михаил Николаевичи, которые продолжали обращаться на «ты» к тем лицам, которых знали при Александре II.
После смотра, когда государь ушел, нас повели всех в какой-то зал, где были накрыты столы, и угостили завтраком. Это был мой первый завтрак во дворце у государя. Все мне показалось неимоверно вкусным. Нам надавали фруктов и конфет. Счастливый, я вернулся в корпус. Но в отпуск меня все же не пустили, выдержали до 8-го февраля, когда я первый раз после долгого промежутка пришел домой. Моя мать была очень обрадована, что меня возили в Гатчину, – значит, я уже не такой большой преступник.
На другой день, это было начало масленицы, в семье очень близкой нам стряслось большое горе. Генерал Шебашев скончался, моя мать и мы все очень близко приняли к сердцу эту кончину. Я мог быть только на одной панихиде, так как должен был ехать в корпус, к моему большому сожалению, не мог быть даже на похоронах. Весной 1882 г. состоялись перемены и в высшем командовании, великий князь Николай Николаевич Старший уступил место главнокомандующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа великому князю Владимиру Александровичу. Министром внутренних дел назначен был граф Толстой, обер-полицмейстером, а впоследствии градоначальником наш двоюродный брат П. А. Грессер. Последнее назначение было для нас большой неожиданностью. Помню, как он приехал к нам прямо из Харькова, где он был губернатором, сказать моей матери о предстоявшем назначении и просить ее благословения. До этого времени я с ним не встречался, был близок с его братьями Николаем и Карлом, а его я не знал. Потом он уже приехал обер-полицмейстером, привез свою жену Надежду Петровну и малолетнего сына, поступившего затем в Пажеский корпус. Его жена оказалась очень милой женщиной и была очень добра и ласкова с моей матерью, по-родственному. Он был нежным племянником и проявлял много забот к моей матери и всем нам. Моя мать часто проводила лето у них на Каменном Острове.
Он оказался отличным градоначальником, к которому Александр III относился все время с полным доверием и уважением. Обер-полицмейстером он был всего год, когда обер-полицмейстерство было преобразовано в градоначальство,
После Пасхи, которая была в этом году ранняя – 28-го марта, у меня начались экзамены, я очень много занимался и выдержал хорошо, перешел в младший специальный класс. Мой брат тоже хорошо выдержал офицерский экзамен, и так как он решил окончательно выйти в л. – гв. Уланский Его Величества полк, то, по окончании экзаменов, был прикомандирован со всеми выходящими в кавалерию к Учебному кавалерийскому эскадрону на лагерное время.
После экзаменов, радостный и счастливый, я приехал домой с сознанием, что я уже образованный человек, окончивший общеобразовательный курс. Мне предстояли еще только два года для прохождения специальных военных наук и высшей математики.
Моя мать наняла дачу в Петергофе, на бульваре Юркевича, [93] и мы переехали туда в начале июня. Мой брат навещал нас по субботам и проводил праздники с нами.
Старшая сестра жила недалеко, в двух верстах от нас, и мы часто виделись с ней. Это было мое последнее свободное лето, с будущего года предстояло уже идти в лагеря, и поэтому я старался использовать его в полное удовольствие.
93
…бульваре Юркевича… – ныне бульвар Красных Курсантов.
Царская семья переехала на лето из Гатчины в Петергоф и жила в Александрии. Траур по Александру II кончился, и в Петергофе царило большое оживление, был целый ряд празднеств при дворе, в которых принимала участие моя сестра.
Я приобрел себе много друзей и постоянно бывал у знакомых, особенно часто у моих друзей Миллер.
В июле месяце были крестины великой княгини Елены Владимировны в Царском Селе. Моя сестра присутствовала на них.
Лето прошло быстро. 7-го августа мой брат был произведен в офицеры и сделался уланом его величества или, как называли этот полк, Варшавским уланом, или желтым, в отличие от петергофских улан. [94]
94
…от петергофских улан. – Лейб-гвардии Уланский ее величества полк, казармы которого располагались на Константиновской ул. (совр. Аврова, 22) в Новом Петергофе.
С ним вместе произведены были в офицеры наши друзья Веревкин в Гвардейскую артиллерию и Кнорринг в Кавалергардский полк.
Мой брат написал по тому случаю стихотворение:
На выпуск пажей 1882 г.