Воспоминания (1915–1917). Том 3
Шрифт:
Они прошли в немецкие окопы под белым флагом и провели время в разговорах с немецкими офицерами и солдатами, после чего вернулись в свои окопы назад.
Из того же дознания выясняется, что означенное деяние произошло если не с согласия, то во всяком случае, с ведома начальника команды пеших разведчиков подпоручика Галинского [737] , который никаких мер к предотвращению этого явления не принял и о случившемся не донес; есть указания, что и раньше он допускал в своей команде случаи подобных же мирных сношений с немцами.
737
…Галинский, в 1917 – подпоручик 59-го Сибирского стрелкового полка.
Полковой комитет 59-го Сибирского стрелкового полка, ознакомившись с обстоятельствами этого дела в заседании 17-го сего июня, вынес всем указанным выше лицам категорическое осуждение.
Вполне присоединяясь к мнению полкового комитета – предаю прапорщика Лемешека, стрелков Андреева и Боровских и подпоручика Галинского 8-му общему корпусному соединенному суду 3-й армии: первых трех в силу первой части ст. 244 кн. XXII Свода Военных постановлений 1869 года,
21-го июня я начал объезд всех частей дивизии. Первым долгом назначил смотр провинившемуся 58-му полку. Командир полка полковник Элерц уже был зачислен по болезни в резерв чинов Минского военного округа и отбыл по месту новой службы, поэтому я 20-го июня накануне назначенного мною смотра полку объявил об этом в приказе по дивизии, приказав возвратившемуся из отпуска подполковнику Школину [738] того же полка, как старшему, вступить во временное командование. Что касается поручика Сциборского, которого полковой комитет заставил вступить в командование полком, то и это распоряжение, как совершенно незаконное, решил просто игнорировать, но затем потребовав к себе на просмотр все приказы по полку за это время и увидав подпись «временно командующий полком поручик Сциборский», я отдал по дивизии следующий приказ:
738
…Школин Андрей Андреевич, в 1917 – подполковник, командующий 2-м батальоном 58-го Сибирского стрелкового полка.
«Просматривая приказы по 58-му Сибирскому стрелковому полку, я обратил внимание, что приказ № 116 подписан «Временно командующий полком поручик Сциборский».
Никто не имеет права вступать в командование полком без предписания начальника дивизии, между тем ни одним из приказов по дивизии не было предписано поручику Сциборскому вступить в командование полком. Ввиду сего признаю весь приказ № 116 не имеющим законных оснований и приказываю в отмену его временно командующему полком подполковнику Школину издать новый приказ. Если приказ № 115, который до меня еще не дошел, подписан так же, как и приказ № 116, то и он подлежит отмене на том же основании <…>».
Я опасался, что встречу протест со стороны полкового комитета, но к счастью он вполне покорился моим распоряжениям. Затем приказом от того же 20-го числа я передал все дело об арестовании Элерца солдатами 58-го полка судебному следователю 9-го армейского корпуса для производства предварительного следствия и привлечения виновных к законной ответственности, усмотрев в действиях солдат признаки преступления, предусмотренного второй частью ст. 151 Свода Военных Постановлений.
Отдав все это в приказе, я 21-го числа выехал верхом в расположение 58-го полка на смотр. Полк был выстроен на площади того местечка, в котором был размещен квартиро-бивачным порядком. Поздоровавшись с полком, я объехал все его ряды, внимательно вглядываясь в лица, чтобы угадать настроение. Ничего особенного я не заметил, только некоторые смотрели исподлобья. Встав затем на середину полка, я обратился к ним с несколькими словами по поводу совершенного полком преступления и насилия над командиром полка, после чего сказал им, что я хочу, чтобы весь полк до единого знал мое мнение об их бывшем командире, которого они так оскорбили и потому я лично прочту им посвященный ему мой приказ по дивизии. Взяв от начальника штаба приказ, я прочел перед всем строем следующее:
«Приказом командарма-2, командир 58-го Сибирского стрелкового полка полковника Элерц был зачислен 15-го сего июня по болезни в резерв чинов Минского военного округа и отбыл к новому месту службы 18-го сего июня.
Полковник Элерц начал свою службу в 1896 году, поступив в бывший 1-й Восточно-сибирский стрелковый его величества батальон на правах вольноопределяющегося. С тех пор непрерывно до назначения в резерв полковник Элерц провел в сибирских войсках, в рядах коих принимал деятельное участие в трех походах и делах; против китайцев в 1900–1901 гг., против японцев 1904–1905 гг. и против Германии 1914–1916 и 17 гг.
Во время этих походов полковник Элерц участвовал более чем в 58 крупных делах, в течении коих был шесть раз ранен и один раз контужен, после выздоровления от ран немедленно возвращался в строй, а после контузии строя вовсе не оставлял. Весь послужной список полковника Элерц пестрит рядом боевых отличий, а все аттестации свидетельствуют об его беззаветной храбрости и отваге. Поэтому в настоящее время, когда раздался мощный призыв нашего военного министра А. Керенского к наступлению, особенно тяжело терять такого храброго, честного офицера, каким был полковник Элерц.
Вынужденный по роковым, сложившимся для него обстоятельствам, покинуть вверенный ему 58-й Сибирский стрелковый полк, он до последней минуты твердо и с достоинством оставался верным себе, честным исполнителем своего долга, как командир полка и достоинство этого звания не уронил. Больно очень происшедшее с ним недоразумение и то незаслуженное оскорбление, которое ему пришлось вынести от чинов своего же полка, хочу думать небольшой его части, после того, как всего месяц с небольшим перед тем он был избран представителями всего полка почетным председателем полкового комитета.
Да будет стыдно тем, кто принимал участие в оскорблении полковника Элерц, выразившемся в его аресте, и да вознаградит его Господь в дальнейшей его жизни за все перенесенное им столь тяжелое в последние дни командования им полком.
Сердечно желаю глубокоуважаемому Александру Васильевичу здоровья, счастья и успеха».
Когда я оканчивал чтение приказа, раздался негромкий, но протестующий голос из задних рядов батальона, стоявшего передо мной. Посмотрев по направлению этого голоса, я сказал: «Кто там из-под полы говорит, кто хочет что сказать, выйди смело вперед и скажи!». «Ну выходи же! – крикнул я, видя что никто не двигается. – Очевидно трус, умеющий только за спинной проделывать свои делишки. Предпочитаю такого негодяя и не знать!»
Сказав это я, при гробовой тишине, скомандовал «К церемониальному маршу».
Хор музыки встал передо мной и весь полк со всеми командами стройно продефилировал мимо меня. По окончании смотра я направился в штаб полка, принял полковой комитет, говорил
1-я рота 6-го инженерного полка
22 июня, состоявшая в прикомандировании моей дивизии, 1-я рота 6-го инженерного полка получила другое назначение. Мне было очень жаль расстаться с ней – это была чудная рота, с которой работать было одно удовольствие. Отпуская ее, я отдал следующий приказ:
«С сожалением расставаясь с 1-й ротой 6-го инженерного полка, считаю долгом выразить мою благодарность от лица службы командиру роты штабс-капитану Стржалковскому [739] , временно командовавшему ротой, положившему мною труда при составлении плана работ, прапорщику Погребному [740] , младшему офицеру прапорщику Розенталю [741] и всем чинам роты за их содействие при выполнении сложной большой задачи усовершенствования и укрепления позиции вверенной мне дивизии». <…>
739
…Стржалковский, в 1917 – капитан, командующий 1–й саперной ротой 6-го инженерного полка, в январе-июне – и.д. начальника инженерной службы 15-й Сибирской стрелковой дивизии, с августа 1917 – командир 15-й Сибирской инженерной роты.
740
…Погребной, в 1917 – прапорщик 1-й роты 6-го инженерного полка.
741
…Розенталь, в 1917 – прапорщик, младший офицер 1-й роты 6-го инженерного полка.
Донесение командиру корпуса о результате поверки мною дивизии и ее боеспособности
20 июня я окончил объезд всех полков и частей дивизии и о результатах донес командиру корпуса, изложив в полевой записке нижеследующее:
«28 июня 1917 г. № 716
Командиру 9-го армейского корпуса
г. дв. Флорианово
Объехав по возвращении моем из командировки все полки вверенной мне дивизии, посетив все роты и команды, доношу, что за три недели моего отсутствия состояние дивизии и настроение в полках значительно ухудшилось и, одновременно с сим, в той же степени, уменьшилась и ее боеспособность.
Дивизия сделала огромный шаг в отрицательную сторону, дисциплина и порядок почти отсутствуют, с офицерами не считаются вовсе. Пока дивизия стояла на позиции, и при том на такой прекрасно оборудованной, как в районе Слуцкого шоссе, то все казалось хорошо, даже в полках резерва производились занятия, если и не в полной мере, то все же кое-что делалось. Службу на позиции несли очень хорошо, работы производили удовлетворительно. Стоило только двинуть дивизию, как сразу, под влиянием группы большевиков и провокаторов, полки заволновались и т. к. пропаганда означенных лиц попала на благоприятную почву, то она возымела действие и некоторые полки не исполнили сразу боевого приказа, а в 58-м полку арестовали командира полковника Элерца. Волнение вспыхнуло сразу, стихийно.
Из разговоров моих со стрелками, при моем обходе рот, я вывел заключение, что агитировала небольшая кучка неизвестных лиц, большинство же, не желая уходить с хорошей позиции и боясь наступления, с радостью хватались за все, придиралось ко всему, что клонилось к возможности остаться на прежней позиции. Большинство солдат смотрело на вещи прямо, не вдаваясь в размышления, для какой цели переводят дивизию в резерв. Оно просто считало несправедливым, что когда дивизии стоят на месте по году и более, нашу треплют из стороны в сторону с самого ее формирования, не говоря уже о том, что и сформироваться ей, как следует, не дали. Благодаря всему происшедшему и наступил тот развал, который я застал. Озлобление на офицеров тоже было вызвано переходом дивизии в корпусный резерв, им вменили в вину, что они не поддержали массу, требовавшую оставить дивизию на месте.
Дезорганизации способствовали и способствуют ряд последних распоряжений, как вливание в части дезертиров из тыла, амнистированных каторжан, совершенно не служивших белобилетников и даже просто бродяг, подбираемых полицией.
Весь этот элемент является кадром недовольных и, к сожалению, за исключением дезертиров, зачастую пользуется авторитетом среди солдат – молодежи, которых значительное большинство (кадровых осталось мало). Поступающие пополнения совершенно не обучены и они заполнили теперь ряды рот. В то же время лучшие люди ушли в штурмовые части, разные комитеты, другие же кадровые, как офицеры, так и солдаты, командируются в запасные полки.
Не могу обойти молчанием и следующих фактов. На почве недоверия были посланы делегаты в Петроград (от 57-го и 60-го полков) для проверки подлинности приказов. Вернувшись оттуда, они принесли с собой весь сумбур понятий Петроградского гарнизона.
Понятия этого гарнизона принес с собой и состав кольтовских команд, которые, по их словам, прибыли не для войны, а для защиты свободы, полагая, что последняя на фронте недостаточно ясно понимается. Команда Кольта 58-го полка прибыла недавно и успела уже в арестовании полковника Элерца сыграть главную роль.
Дурное влияние оказывают и бывшие участники Минского съезда [742] , которые истолковывают в полках большевистские резолюции последнего как обязательные и законные. Среди офицерского состава в каждом полку имеются лица большевистского направления в лице прапорщиков, с которыми борьба при нынешних условиях невозможна, т. к. всякая пропаганда считается законной. Трудность борьбы с нею усугубляется еще тем, что пропаганда эта ведется скрытно. Она находит, к сожалению, живой отклик в чувстве самосохранения, а трусов, у которых шкурный вопрос главный, теперь, при очистке тылов, в полках преобладающее большинство.
Дивизия, таким образом, постепенно в дисциплинарном отношении разваливается.
742
…20-го же апреля… – арест В. А. Сухомлинова состоялся 29 апреля 1916.