Воспоминания и впечатления
Шрифт:
В 1992 году наш театр «Детектив» уничтожили. Тогдашнее милицейское руководство решило, что коммерческая нажива для них предпочтительнее правосознательного воспитания через искусство. Мой кабинет художественного руководителя театра сначала обворовали, а потом в здание Центрального клуба МВД, что на Лубянке, где базировался театр, прислали роту ОМОНа, вынесли всю мебель, поломали декорации, и театр прекратил свое существование. Никакие жалобы в Генеральную прокуратуру, Министерство культуры и в руководство МВД, приславшее ОМОН, конечно, не помогли. Властный беспредел — это был стиль ельцинской эпохи. В помещения, которые занимал театр, въехали какие-то сомнительные туристские бюро, какие-то ювелирные лавки, хотя коммерческая деятельность категорически была запрещена под крышей
До первой встречи на кинопробе я видел Соломина только в фильмах и ни разу не видел в театре. Как-то смотрел по телевидению спектакль «Не все коту масленица», где он меня особенно поразил фантастической пластикой. Он двигался божественно. Это его особый дар. Наверное, он мог бы быть великолепным балетным танцором. Он очень щедро Господом был одарен для своей профессии… И Соломин это не эксплуатировал, а совершенствовал. Что очень важно.
Первая моя задача, когда мы с ним попробовались и я понял, что, безусловно, он будет играть Ватсона (это было ясно по уровню мастерства), заключалась в том, чтобы искать все способы сближения. Нужно быть друзьями в жизни, чтобы была на экране эта тайна — дружба. Актерская профессия, если она не несет в себе тайны, становится простым ремеслом. И оказалось, что мы очень во многом совпадаем. Главное, мы полностью совпадаем в представлениях об искусстве, в наших пристрастиях — симпатиях и антипатиях. Это стало основой наших отношений, особенно для Виташи: он был очень придирчив, избирателен. Мы стали понимать друг друга, беречь. Для меня самое высокое мерило наших отношений выразилось в наших совместных поездках: мы с ним семь лет катались из Москвы в Питер и обратно, чаще всего в одном вагонном купе. И я обратил внимание, что мы замечательно вместе молчим. Нам не нужно было все время трепаться, абсолютно не нужно. В этом молчании была взаимная дружеская поддержка. Единение. Оно доставляло успокоение в суете быта и работы.
У нас на съемках сериала было подлинное сотворчество, которое объединяло нас и в работе над спектаклем Малого театра, и в единственном поставленном Соломиным фильме «Охота», куда он пригласил моего сына Бориса и меня на небольшие эпизодические роли. Но кинопрокат тогда был в полном провале, зрители так и не увидели готовый фильм. Все-таки я надеюсь, что это когда-нибудь произойдет.
Виташа своих обид никогда не высказывал. В отличие от меня он сдерживался. Я потом каюсь, если сорвался. Но я — другой человек. Виташа старался держать себя в руках, не выходить во внешний мир. А творческие обиды — они самые болезненные и есть.
Виталий лежал в Склифосовского, а в это время его лишили Государственной премии. В нарушение всех существующих норм и правил представленные на получение премии создатели сериала «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона» — сценарист, композитор, ведущие актеры — были, так сказать, «задвинуты», а Государственную премию вручили одному режиссеру Масленникову за работу над тремя сериалами, подключив «Зимнюю вишню» и, кажется, «Что сказал покойник». Но в этом качестве режиссера Масленникова никто на премию не выдвигал и никто к этой награде не представлял!!! Тем более что сценарист В. Валуцкий, композитор В. Дашкевич, народный артист России Виталий Соломин являются к тому же одними из основных создателей не только «Приключений…», но и «Зимней вишни»…
Кинорежиссер Владимир Хотиненко, член Комитета по присуждению Государственных премий, говорят, бился как лев. Единоличное вручение премии присвоил себе тогдашний глава администрации президента А. Волошин, заявивший: «Премия государственная, деньги государственные, значит, должны решать государственные люди». То есть использовал свое служебное положение. Хотиненко говорил ему: «То, что вы делаете,
Виташа всегда сторонился несправедливости, фамильярности, бестактности. Многие поэтому считали его скрытным. И не то чтобы он специально держал некоторых людей на расстоянии. Так происходило само собой для тех, с кем он, по уже замеченным причинам, не хотел бы сближаться. И это ощущалось людьми, которые считали Соломина «надменным». Я знаю, ходило о нем такое мнение. Оно абсолютно не соответствует действительности. Просто для того, чтобы прорваться в его мир, нужно было с ним во многом совпадать. Любить искусство по-настоящему, понимать, что это за призвание — он об этом постоянно думал. Чтобы во всем соответствовать своему призванию.
Естественно, успех — это очень важно. Но я думаю, что внешний успех для Соломина не так много значил, как его внутренняя оценка того, что он сделал в искусстве. Она была не обманной, не льстивой для самого себя: она была верна. Я думаю, что к себе он относился достаточно жестко. Все время планка была очень высоко поднята. Киносъемки, театральные постановки одновременно с актерской работой, преподавательская деятельность, которой он отдавался всей душой… Это превышение сил: последнее время он набрал очень много работы. Не знаю, может быть, это было предчувствие: успеть, успеть… Неостановимое стремление к совершенству… Вершиной его режиссуры, не говоря уже об исполнительском мастерстве, стала «Свадьба Кречинского». Потрясающе мощное владение формой, высокое исполнительское искусство, сложенные воедино. Он подчинил себе весь спектакль и играл роль Кречинского, как последний раз в жизни. Так эта роль за ним и осталась — последний его выход.
Я бывал на всех его спектаклях, он меня приглашал на генеральные репетиции и просто репетиции, на экзамены во ВГИКе, где вел курс. Он верил мне, считался с моим мнением. И вообще относился ко мне как к талисману. Говорил: «У нас с тобой все, что ни делали вместе, удачно». Поверял мне всякие интимные вещи — советовался. Мы с нашими любимыми женами путешествовали по Италии вместе с группой Малого театра. Домой возвращались на теплоходе в каюте без окон. Надо было очень дружить, чтобы не поссориться, когда плывешь в такой слепой каюте на четыре двухэтажные койки. Так, наверное, можно проверять космонавтов на психологическую совместимость. Говорят, идеальной дружбы не бывает. Она у нас состоялась. Идеальная.
В 1986 году готовился к изданию фотобуклет «Актеры советского кино — Виталий Соломин». Виташа попросил меня написать к этому буклету сопроводительный текст.
Из буклета:
«Нет ничего удивительного в том, что ведущего артиста Малого театра часто приглашают на роли в кино. Но вдруг Виталий Соломин получает приглашение на роль… от скульптора. Да, скульптор просит позировать для портрета. Очевидно, собирается запечатлеть артиста в жизни или в одной из сыгранных им ролей? Нет, вовсе нет. Скульптор трудится над монументальным памятником нашей победы в Великой Отечественной войне. Центральная фигура монумента — русский солдат. И образ этого солдата артист вместе со скульптором должен создать не на сцене, не на экране, а в бронзе. Удивительно? Тех, кто знает и любит творчество Виталия Мефодьевича Соломина, приглашение скульптора, пожалуй, не удивит.
…Вот говорят: внешность обманчива. А уж внешность актера тем более… Но внешность Виталия Соломина, сразу же располагающая к доверию, не обманывает. Потому что счастливо отражает самую суть его характера и характеров сыгранных им положительных героев — надежность. И вероятно, это личное качество, столь привлекательное в мужчине, было сначала замечено режиссерами „женских“ фильмов, а потом и критикой. Откуда же проистекает эта надежность? Думается, прежде всего от желания и умения надеяться. Герои Виталия Соломина, такие разные, обязательно несут эту светлую и вечную тему с женским именем Надежда.