Воспоминания о Николае Глазкове
Шрифт:
Пишу мало. Трудноватая обстановка для пера. Написал одну вещь в старой своей манере — получилась единым выдохом.
Ты ли нагадала и напела, Ведьма древней русской маеты, Чтоб любой уездный Кампанелла Метил во вселенские Христы?! И каких судеб во измененье Присудил мне дьявол или Бог Поиски четвертых измерений В мире, умещающемся в трех? Нет, не ради славы и награды,— От великой боли и красы Никогда Взыскующие Града НеНо это — случайное. И со старой линией я развязался — узкая она, и обо всем, что вокруг и в себе, ее словами не скажешь.
Что нового в Москве? Увидишь Нину Бондареву — привет ей, я что-то вспомнил вдруг, как на ее квартире мы всю ночь читали с тобой стихи в обществе Кульчицкого, Бориса Слуцкого и других ребят. Хорошее было время. Привет Брикам и Сельвинскому (коли увидишь).
Счастья и удач.
Расцеловываю, жму лапы.
Сергей.
Коля, милый!
…Был в Ленинграде. Спорил с Ольгой Берггольц и пил здоровье поэзии с Мих. Дудиным… Ленинград хорош. Время прошло бурно и разноцветно.
…Пишу стихи.
Когда б за сердечные раны судьбой Нашивки дарились — мне бы В красных и желтых — одна к другой — Ходить полосатей зебры. Но как выздоравливающего бойца Из госпитальной палаты, Тянет туда, где в разлет свинца Золотые идут ребята…Сергей.
Фронтовое письмо Сергея Наровчатова Николаю Глазкову от 25 августа 1944 года
Коля, дорогой мой!
Лежу на траве. Кругом парк — разные там столетние липы, вязы, сосны и другие, которых не знаю по имени. Солнце рядом и море рядом — роскошь. До фронта недалеко — слышно, как ухает артиллерия…
Сейчас перелистывал книжку Ольги Берггольц, которую она подарила мне в Ленинграде. Искал причину ее популярности и, кажется, нашел. А стихи при всей обедненности внешних средств и детского неумения владеть формой попадаются сильные.
Написал стихи. Новые и на новом пафосе.
…Об участи русской, о сбывшемся чуде, Где люди, как звезды, и звезды, как люди.…Счастья, удач и гениальных стихов!
Сергей.
Коля, дорогой мой!
Все эти дни мы были в походе — гнали немцев в море. Дни были буйные и счастливые — было много риска, вина, поцелуев и верст. Риска — ходил в разведку, одним из первых вошел в город с черепичными крышами, отстреливался от немцев. Вина — в одном городе попал на пивзавод, где ходил по колено в пиве и пил из ведра, и боялся утонуть, потому что разгромленные бочки в полдома величиной грозили затопить подвалы. Поцелуев — прямо с машины расцеловал эстонку, подбежавшую ко мне с букетом цветов, встречая русские войска. Верст — за неделю прошли всю Эстонию и спихнули немцев в море. Жизнь пестрая, неожиданная и непохожая.
Насчет стихов о песнях — согласен. Они мне разонравились еще месяц назад. И не делай скидок на чтение — стихи должны быть хороши или плохи сами по себе…
В Пярну стоит памятник Лидии Койдуле — это национальная поэтесса. Она в хитоне, с лирой и туманной улыбкой. Судя по переводам — это эстонская Ольга Берггольц. Народный цикл
Пиши мне, милый. Стихи, что прислал, — хороши, подробнее о них в следующем письме. Много целую. Счастья!
Сергей.
Дорогой мой Коля!
После похода — отдых, и я снова пишу стихи и письма. Из присланного тобой многое понравилось по-настоящему, хотя там и неравноценные стихи есть. «На взятие Бреста» — одно из лучших… На память запомнил стихи:
На прощанье прикурили О сгоревшие домаи дальше. Но есть и шлак — не нравится мне «Шли мы. Была река», «Немцы ехали на паре» и еще кое-что… Умно сформулировано:
Настало время подводить Итоги схоженных шагов, Кандидатуры отводить Неточно сложенных стихов, —хотя рифма «подводить — отводить» и псевдорифма, но формулировка ее покрывает.
Посылаю тебе еще стихи. Они не из лучших, но в них есть, как говорится, стержень — за него и ухватись. Написал еще несколько — скоро пришлю.
После похода меня произвели в капитаны и наградили Красной Звездой. Все это произошло в день моего 25-летия — 3 октября, и я был весел и хмелен.
Пиши мне и шли стихи. Крепко целую. Желаю счастья.
Сергей.
С.
Открытка Сергея Наровчатова Николаю Глазкову от 3 октября 1945 года
М. Луконин — Глазкову
Михаил Луконин. 1942 год
Фронтовое письмо Михаила Луконина Николаю Глазкову от 25 декабря 1943 года