Воспоминания о Николае Глазкове
Шрифт:
Эти «отчего» и «ничего» и особенно «ду-ду-ду» ничего не снимают, а лишь закрывают. Это защитная ирония. Точно так же, откровенно пародируя знаменитые строчки К. Симонова, Глазков говорит не совсем серьезно, но об очень серьезном:
Не жди меня, и я вернусь, Дорога нелегка. Сказать я только не берусь, ВернусьТак же обстояло и с гениальностью. Конечно, у него хватало чувства юмора и умения взглянуть на себя со стороны, и, дабы не прослыть самовлюбленным, кутался он в маскхалат самоиронии.
Но все-таки…
1939 год:
Мне нужен мир второй, Огромный, как нелепость, А первый мир маячит, не маня! Долой его, долой! В нем люди ждут троллейбус, А во втором меня!Несколько лет спустя. Поэт понимает неизбежность поражений:
Неутомимым, но усталым, Как все богатыри, Вхожу я со своим уставом Во все монастыри, И если мой устав не понят, А их устав старей, Меня монахи бодро гонят Из всех монастырей.(Какое глазковское это — «бодро гонят!») Да, он все понимает…
53-й год:
Я должен считаться С общественным мнением И не называться Торжественно гением. А вы бы могли бы Постичь изречение: Лишь дохлая рыба Плывет по течению!54-й. Глазков утверждает:
Пусть устал. Все равно хорошо, Что иду я вперед. Мое время еще не пришло, Но придет!Об этом же в 55-м году:
Испытав сто двадцать пять обид, Я, поэт, иду к великой Нови. Сильный враг меня не победит, Слабый друг меня не остановит! Я не очень правильно иду, У меня неровная дорога: И в литературе, и в быту Мелочей досадных очень много. Не случайно каждою весной Унываю я от этой хмури… Но победа все-таки за мной, Как в быту, так и в литературе!Глазков сумел остаться самим собой, потому так органично и звонко звучат его поистине хрустальные стихи 55-го года «За мою гениальность!..»:
…В неналаженный быт Я впадаю, как в крайность… Но хрусталь пусть звенит За мою гениальность!..Стихотворение «Гоген», написанное на седьмом году сознательного стихотворства, запомнилось мне как первые его стихи. Причина такого сдвига в памяти, видимо, в том, что как раз около того времени в музее Нового западного искусства я познакомился с Гогеном, и его яркие полотна, воспринятые мною чисто живописно, в этих стихах вдруг обрели сюжет, вобравший в себя всю знойную экзотику Океании. Написан «Гоген» в 39-м году. Этот год Коля считал годом начала нашей дружбы. Я в это время — школьник, он студент педагогического института, который вскоре оставит и перейдет в Литературный институт.
Не порывая дружеских связей со школьными товарищами, а с некоторыми он сохранил дружбу до последних дней, он обретает новых друзей-студентов. В немалом числе заполняли они небольшой кабинет Ивана Николаевича, год назад ставший Колиной комнатой. Оставляя далеко
Две последние строки сопровождались гулкими ударами кулака в грудь, и, видимо, возникающая от этого голосовая вибрация приводила компанию в особый экстаз, и они, прибавив к восторженности ноты гнева, повторяли: «Сомнамбула! Сом-намбула! Сом-намбула!»
К некоторым из называемых поэтов Глазков позже переменил отношение, да и не всегда одни и те же имена повторялись, можно было импровизировать. Кстати, о перемене отношения. Я как-то заговорил с Колей о Лебедеве-Кумаче, и он сказал, что у того есть прекрасные строчки, и процитировал:
Мы-ста, да я-ста, рабочий класс-то, я-ста, да мы-ста, в рот тебе триста!Основным критерием при оценке поэта было — войдет в историю или нет. Об одном из участников этой компании Коля написал шутливое стихотворение с рефреном-утверждением: «Не войдет в историю!» Предсказание, увы, оправдалось. В свою очередь сам Глазков сплошь и рядом сталкивался с неприятием его поэзии.
Вы, которые не взяли Кораблей на абордаж, Но в страницы книг вонзали Красно-синий карандаш, Созерцатели и судьи, Люди славы и культуры, Бросьте это и рисуйте На меня карикатуры!.. Я пока не мыслю здраво И не значусь в статус-кво. Перед вами слава, слава… Но посмотрим кто кого?.. Слава — шкура барабана, Каждый колоти в нее, А история покажет, Кто дегенеративнее!В эти же предвоенные годы поэт увлечен идеей Поэтограда и выражает уверенность, что развитие человечества идет по пути Поэтограда, где нравственные и художественные ценности будут создаваться и определяться поэтом.
Путь-дорога Без итога Хвалится длиной. Скоро вечер, Он не вечен, Ибо под луной! Или прямо, Или криво, Или наугад, Все пути Ведут не к Риму, А в Поэтоград… Истину глаголят Уста мои Про Поэтоград, Где живут поэты И пьют аи.Время и история внесли свои коррективы в мечту о Поэтограде и заставили его по-иному взглянуть на себя довоенного:
Был легковерен и юн я, Сбило меня с путей Двадцать второе июня — Очень недобрый день. Жизнь захлебнулась в событьях, Общих для всей страны, И никогда не забыть их — Первых минут войны!..Колю первых дней войны я вижу очень тихим, замкнутым в себе и почти неразговаривающим, во всяком случае, я не помню ни одного его слова. Ему было плохо, он и не пытался скрыть это.