Воспоминания о России (1900-1932)

Голицына Ирина

Я прошла через ворота тюрьмы, а затем в свою камеру, как раз вовремя, к обеду. Все девушки были на месте и, узнав, что меня освободили, предложили свою помощь. Они написали мне свои адреса. Я горячо их поблагодарила и спрятала адреса в сумку. Потом они ушли на работу, а я осталась одна. Когда они все ушли, вошла надзирательница:

— Я слышала, что девушки предложили вам свое гостеприимство, но я не советовала бы вам воспользоваться им. Вы достаточно хорошо знаете, что вы не одна из них, у них темное прошлое. Они обчистят вас до нитки, и это еще не самое худшее. Не советую вам иметь дело с их домашними.

Она ушла. Я сидела на своей койке в

полной растерянности, как вдруг услышала стук в окно и увидела санитара, смотревшего на меня.

— Вы свободны, — сказал он (новости быстро распространяются в тюрьме). — Не уходите, не попрощавшись с князем. Он огорчится, если вы так сделаете. Я приду снова, когда путь будет свободен, и покажу дорогу в его палату.

Это только добавило сумятицы в мои мысли. Ночь приближалась, и я представляла себе, как они придут и вышвырнут меня вон, оставив меня совсем одну, ночью на улице.

Человек вернулся за мной, как и обещал. В больнице я нашла князя в большой палате одного. Я села на край его кровати и спросила о ноге. Потом он сказал:

— Вы свободны, как вы должно быть счастливы.

Тут я разразилась слезами. Я плакала и плакала. Пока я плакала, вошел человек. Я его не заметила, пока он не заговорил. Тут я поняла, что это мой так называемый «поклонник». Когда я наконец объяснила причину своих слез, он сказал:

— Будьте гостем в моем доме. Моя жена сделает всё, чтобы вам было хорошо. Не плачьте, я напишу ей записочку, а вы возьмите извозчика и поезжайте по этому адресу. Она будет очень рада, увидев мой почерк, и всё будет хорошо.

Он вышел написать записку, а вошел другой и сел на койку, где тот только что сидел. Князь спросил вошедшего, которого хорошо знал, кто это предложил мне помощь. Оказалось, что это его друг и бывший партнер по торговле рыбой. В деле их было трое, но большевики конфисковали всё их имущество и посадили в тюрьму. Добрый человек появился с письмом к жене, и мои трудности кончились. Я могла снова улыбаться и смотреть в будущее.

Я собрала вещи и попросила надзирательницу нанять мне извозчика. Я попрощалась с ней, поблагодарила за помощь и сказала адрес извозчику.

Когда мы остановились на Монастырской улице (позже большевики переименовали ее в Трудовую) у дома 88, я заплатила извозчику и постучала в дверь. Появилась пожилая дама и спросила, что мне нужно. У меня был с собой чемодан, и по выражению ее лица я поняла, что она с подозрением относится к особе, с которой разговаривает. Я быстро протянула письмо и сказала, что хочу видеть даму, муж которой находится в тюрьме, и просила передать письмо. Выражение ее лица быстро изменилось. Я начала свою историю. Она впустила меня, но сказала, что хозяйки дома нет. Она в церкви на вечерне, потому что завтра праздник Преображения. И ее не будет дома еще часа два, но я могу оставить свой чемодан, чтобы не таскать его с собой, а когда вернусь, передам поручение или могу подождать ее возвращения. Она сказала, что только жилица здесь и ничего для меня сама сделать не может. Я поблагодарила ее за предложение и предпочла пойти и оглядеться.

Дом стоял на большой площади. Посреди нее возвышалась красивая церковь. Я подошла поближе к церкви и через открытые двери услышала пение. Оно привлекло мое внимание, и я решила зайти внутрь.

Я не была постоянной посетительницей церкви, далеко нет. После того как разразилась революция, мы стали пренебрегать нашим прежним обыкновением ходить каждое воскресенье в церковь. Мы также перестали соблюдать церковные праздники, порядок

нашей жизни нарушился, мы были в какой-то путанице. Когда я говорю «мы», я имею в виду только свою семью; я знаю других, которые стали более религиозны. Но по временам я ходила в церковь, и тогда меня охватывало чувство утраты чего-то очень большого. Мне казалось, что это чувство было вызвано катастрофой, разразившейся над нами, и спокойно продолжала свою жизнь вне церкви. Нужен был кто-то сильный духом, чтобы направить меня по верному пути.

Церковь была переполнена людьми, пение было красивым, и мир святого места подействовал на меня успокаивающе, но я не осталась там долго. Был прекрасный вечер. Сильнее, чем обычно, я ощущала радость от тепла и света. Я была лишена этого так много месяцев, лучших месяцев года. Как ждали мы лета каждый год, как радовались первым подснежникам, говорившим о начале весны, а в этом году я была лишена всего этого. С начала апреля я видела только холодные мрачные стены, грязь и беспорядок, спертый воздух, клопов. Ни солнца, ни синего неба. Я решила обследовать новое место, где мне придется жить три года.

Я свернула с площади направо и пошла по улице, чтобы посмотреть, куда она меня выведет. Тут я поняла, что проголодалась. Я решила поискать магазин, чтобы купить что-нибудь поесть, но магазинов поблизости не было. Наконец я нашла ларек, где продавались газеты, сигареты и сладости. Там были и яблоки, я купила фунт и стала искать место, где я могла бы съесть их. Неподалеку я увидела что-то вроде садика и пошла по направлению к нему. Это был действительно сад с травой, деревьями и дорожками между ними. Там паслось несколько коз. Я люблю животных, но побаиваюсь козлов. Надеясь на лучшее, я присела на скамейку, чтобы насладиться яблоками. Не успела я съесть второе яблоко, как козы приблизились ко мне. Одна из них подошла вплотную и смотрела прямо в глаза. Я дала ей остатки от первого яблока, что было принято с удовольствием, но потом подошла другая, и следующая, и еще одна, и моментально я оказалась окруженной ими. Я ела яблоки и делилась с козами, пока всё не было кончено. Тогда я поднялась и подошла к забору, чтобы посмотреть на вид.

То, что я увидела, нельзя передать словами, и ни один художник не может изобразить. Внизу была мощная река Кама. В отличие от светлой, серо-голубой Волги воды ее были как темное серебро. Но в этот момент садилось солнце. Небо вокруг него светилось. Цвета этого сияния, сливаясь в гармонии как музыка, отражались в реке, где водная зыбь заставляла их танцевать и переливаться как в калейдоскопе. Я стояла и смотрела, и чем дольше я смотрела, тем больше видела изменений. Казалось, что в природе нет неподвижности, она всё время находится в удивительном движении. Постепенно сгущались сумерки. Солнце медленно заходило, цвета темнели, и становилось прохладнее. Наконец я вспомнила, где я и что мне нужно делать.

Жена заключенного открыла мне дверь, жилица сказала ей обо мне, и она обрадовалась, когда я вручила ей письмо. Что было написано в письме, я никогда не узнала, но прочтя его, женщина была готова сделать для меня всё. Моментально закипел большой самовар, был накрыт стол, и на него поставлено всё, что у нее было. Она извинялась, что не может угостить меня как следует, но для меня и это был настоящий праздник. Свежее молоко от коровы, которая стояла во дворе, яйца всмятку, свежий домашний хлеб и масло, изумительное варенье. Я была лишена этих деликатесов так долго. Никогда я не ела ничего более вкусного! Я так ей и сказала.