Воспоминания пропащего человека
Шрифт:
— Пойдем, — говорит, — Елеся, чай пить (Екшурского до старости в глаза и за глаза товарищи-книжники называли Елеся).
Мы пошли. Привел он меня в отдельный кабинетец; подали чаю: налили по чашке и выпили. Потом он и спрашивает меня:
— А что, Елеся, ты когда-нибудь читал псалтирь?
— Читал, — говорю. — хоть не всю, а читал, ведь я торгую же Псалтирями.
— А ну-ка, скажи мне, как начинается первый псалом.
— Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых… — начал я.
— Довольно, — говорит Семен Васильевич, — я только к тому тебя спросил, что я знаю, что ты читал это, может быть, сотни раз, а слова
И вот, — продолжал Екшурский. — до того он меня усовестил, что я по вечерам с полгода не ходил мимо этого трактира. Нужно идти на квартиру по Чернышеву переулку, а я обходил на Семеновский мост, да по Лештукову переулку и выбирался на Загородный».
К Семену Васильевичу многие из людей ученых и сочинителей того времени относились с уважением, но особенно благоволит к нему бывший в то время министр народного просвещения А. С. Норов [224] . Семен Васильевич был у него свой человек и в кабинет к нему ходил без доклада. Про него говорили, что если бы он хотел провести какой-нибудь учебник или пособие обязательным в школы, то это мог бы сделать очень легко через Норова, но он никогда не добивался таких привилегий.
224
Норов Авраам Сергеевич (1795–1869) — министр народного просвещения в 1854–1858 гг., библиофил, владелец богатой библиотеки и собрания рукописей.
Семен Васильевич торговал русскими и иностранными книгами и более всего любит духовную литературу и журналы и скупал этот товар в остатках изданий большими партиями. А. А. Краевский и Н. А. Некрасов всегда предпочитали его другим книгопродавцам, и остатки «Отечественных записок» и «Современника» по истечении года поступали в его лавку. Из этих журналов он иногда выделял лучшие статьи и приложения, отдавал брошюровать, перепечатывал к ним титулы и обложку и продавал за отдельные издания.
Иван Иванович Ильин был природный книжник и хорошо знающий свое дело. Его отец, обучавшийся книжному делу у Глазунова, впоследствии был самостоятельным и довольно видным книгопродавцем, но под конец он расстроил свои дела, и Ивану Ивановичу пришлось жить в услужении у Печаткина, а затем уже он открыл свою лавку в Апраксином рынке.
Иван Иванович в своей торговле не придерживался никакой специальности: торговал он русским и иностранным товаром и при покупке его не отказывался ни от чего. Покупал он и беллетристику, и духовные книги, и по разным отраслям наук, и всевозможные специальные и неспециальные журналы, и остатки каких бы то ни было изданий. Конечно, мелкие покупки он производит один, а крупные, особенно остатки больших и ценных изданий, приходилось делать в компании с другими книжниками.
Пожар и у него, как и у других, уничтожил весь товар, но у него была еще кладовая
Ильин, оставшись в одной лавке, производил торговлю исключительно сам, хотя при лавке и находился у него помощником его шурин, но так как тот не был настоящим книжником, то и не мог ни купить, ни продать ничего самостоятельно. Ильин был человек честный и справедливый, но вместе с тем тяжелый, и прочие книжники вели с ним дела не особенно охотно. Он был какой-то ноющий, постоянно жалующийся на настоящее время, и при покупке и продаже крайне неподатливый. Бывало, торговцу-книжнику потребуется какая-нибудь книга, то хотя он и знал, что непременно найдет ее у Ивана Ивановича, но прежде обойдет десяток других книжников и потом уже идет к нему. Для примера приведу следующий случай: один раз мне потребовался «Дневник» Берхгольца [225] Обойдя Александровский рынок и Апраксин и не найдя этой книги, я зашел к Ильину.
225
«Дневник Берхгольца». — Речь идет о книге: Дневник камер-юнкера Ф. В. Берхгольца. В 4-х частях. М., 1857–1860 (2-е издание: М., 1858–1862).
— Есть у вас, Иван Иванович, «Дневник» Берхгольца?
— Есть-то есть. Да ты, брат, сколько дашь? — говорит он как будто нехотя, растягивая слова.
— А сколько же вы возьмете?
— Да я ведь меньше тринадцати рублей не возьму. Ведь у меня экземпляр-то хороший.
— А покажите-ка ваш экземпляр.
— Да что тебе казать-то, ведь не купишь. Только книгу ломать надо. Ну, на, посмотри, пожалуй. Да все равно не купишь. — приговаривал он, доставая книгу с полки. Экземпляр был хотя и подержанный, но довольно чистый.
— Возьмите десять рублей, цена хорошая.
— Нет, брат, меньше тринадцати не возьму, — и поставит опять книгу на полку.
— Ну, наконец, я вам дам одиннадцать рублей, мне не хочется ходить, а то ведь найду и дешевле.
— Иди, пожалуй, а я меньше не возьму.
Действительно, я ушел, не купив книги, и на Литейной приобрел за девять рублей тоже хороший экземпляр.
При всей честности и правдивости Ильина в покупке и продаже он был очень прижимист. Раз Иван Семенов продал ему какое-то крупное издание без одного тома, — продал, конечно, за дешевую цену, но потом ему пришлось отыскать и недостающий том. Вот он и приносит его к Ивану Ивановичу и говорит:
— Я тебе продал тогда издание, но без тома, а теперь вот нашел и этот том, давай полтора целковых, так у тебя полное будет.
— Что ты, брат, — говорит Иван Иванович, — ведь я у тебя те-то тома купит по четвертаку, так ты и за этот возьми с меня четвертак, тебе ведь все равно, один-то том бросить надо в бумагу.
— Я не в бумагу его брошу, а разорву. Даешь полтора рубля?
— Нет, не дам.
— Даешь? — тебе говорят, а то сейчас разорву, — и начинает перегибать переплет.