Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Майский Иван Михайлович

В словах Ллойд Джорджа было много правды. Для всякого политически грамотного человека не составляло секрета, что, если бы Англия и Франция даже захотели добросовестно выполнить взятые на себя обязательства, их помощь Польше и Румынии не могла бы быть особенно эффективной. В лучшем случае эта помощь могла бы вылиться лишь в операции, сковывающие часть германской армии на франко-германской границе, в организацию морской блокады Германии да в налеты на Германию англо-французской авиации. В руках Гитлера при всех условиях осталось бы достаточно вооруженных сил для того, чтобы стремительным темпом разгромить польскую и румынскую армии. Какую же реальную ценность в таком случае имели англо-французские «гарантии»? И в какое бы положение попали Англия

и Франция, если бы при испытании этих «гарантий» на практике обнаружилась их военная никчемность?

Да, поведение Чемберлена стояло в полном противоречии с обычными осторожностью и расчетливостью британской внешней политики. Это выглядело как разрыв с дипломатическими традициями прошлого, и был момент, когда мне даже показалось, что отсюда могут проистечь вопреки воле самого Чемберлена большие и благоприятные для дела мира последствия. Однако власть «кливденской клики» и ее тупоумие в области внешней политики быстро развеяли у меня такие мысли. Очень скоро стало ясно, что Чемберлен неисправим, что его основная политическая линия — ставка на стравливание Германии и СССР остается в силе. Как же тогда все-таки объяснить появление политики «гарантий»?

Когда сейчас, много лет спустя, я суммирую все то, что я видел и наблюдал в 1939 г., и все то, что я с тех пор узнал из опубликованных после войны книг, мемуаров, документов, я склонен дать на этот вопрос такой ответ.

В марте — апреле 1939 г. Чемберлен был столь же верен своей политической линии, как и раньше.

Однако премьера захлестнули бурные события, над которыми он не был властен. Наглые акты фашистской агрессии вызвали глубокую тревогу во Франции и в ряде малых стран (Бельгии, Голландии, Швейцарии, Дании, Норвегии, Швеции и др.), связанных политическими или экономическими интересами с Великобританией. Эти страны, независимо от того, имели они с Англией какие-либо договоры или нет, стихийно тяготели к Лондону и теперь искали у него защиты от внезапно возникшей опасности.

Те же наглые акты фашистской агрессии вызвали в самой Великобритании волну общественного негодования и тревоги. Люди самых разнообразных взглядов и положений (включая и значительные круги буржуазии) невольно задавали себе вопрос: куда идет Англия? Неужели мир несется навстречу фашистской диктатуре? Правильна ли политика правительства, которая только разжигает аппетит к агрессии у Гитлера и Муссолини?.. И многие, очень многие люди (прежде всего широкие массы рабочих) отвечали: «Нет, политика правительства неправильна и даже преступна. В мире есть достаточно сил, чтобы сокрушить фашистских агрессоров и уж во всяком случае остановить их агрессию. Надо только эти силы объединить и организовать. И в первую очередь надо создать вместе с Советским Союзом могущественную коалицию мира и сопротивления фашистским диктаторам».

К только что указанным внешним и внутренним силам, противодействовавшим генеральной линии Чемберлена, прибавлялось еще мощное давление СССР, требовавшего решительной борьбы против германо-итальянских агрессоров как единственного средства предотвращения второй мировой войны.

Все эти влияния, взаимно переплетаясь и перекрещиваясь, создавали в Англии такую политическую атмосферу, что перед «кливденской кликой» невольно возникал вопрос: сумеет ли она удержаться у власти? Чтобы парировать опасность вынужденной отставки Чемберлена, «кливденской клике» приходилось маневрировать. Как выразился Самуэль Хор на одной из субботних встреч в имении леди Астор, нужно было бросить собаке какую-то кость, чтобы она хоть временно перестала лаять… Действовать приходилось срочно, второпях. Времени для продумывания всех возможных последствий принимаемых мер не было. Лучшие специалисты по внешней политике вроде Ванситарта или Идена были отстранены. Галифакс, сам один из членов «кливденской клики», охотно плыл по течению, предоставляя премьеру свободу действий. Всю внешнюю политику Великобритании в те дни творил Чемберлен вкупе со своим злым гением

Хорасом Вилсоном. В итоге действия британского правительства в марте — апреле 1939 г. часто носили случайный, скороспелый, близорукий характер. Если в них и был известный элемент государственной сознательности, то в основном он сводился к двум соображениям:

а) путем предоставления «гарантий» Польше, Румынии и Греции «утихомирить» внутреннюю оппозицию и сохранить пребывание у власти «кливденской клики»;

б) произвести известное психологическое воздействие на Гитлера и Муссолини и задержать осуществление ими новых актов агрессии, невыгодных для Англии, в надежде, что тем временем какое-либо изменение международной конъюнктуры позволит «кливденцам» вернуться к открытому и последовательному проведению своей генеральной линии.

Первое соображение играло, конечно, главную роль, но и второе серьезно принималось во внимание, ибо тем самым «кливденцы» выигрывали время, чтобы избежать необходимости идти на сотрудничество с СССР.

Кроме того, «кливденцы», как показывало предложение Советскому правительству дать одностороннюю гарантию Польше и Румынии, питали совершенно безосновательную надежду, что, так или иначе, не мытьем, так катаньем, они заставят Советский Союз служить их интересам, не беря на себя никаких обязательств в отношении нашей страны.

И, наконец, если бы все остальное не дало желаемого результата, у «кливденцев» в резерве был еще один «выход»: предать Польшу, Румынию и Грецию, как они только что предали Чехословакию, Австрию и Испанию.

Разумеется, политика «кливденцев», усердно проводимая Чемберленом, была политикой слепоты и глупости. Ход последующих событий это полностью доказал. Но так бывает всегда, когда в переломный момент истории власть оказывается в руках представителей реакции и мракобесия.

СССР предлагает пакт взаимопомощи

Предложение британского правительства дать одностороннюю гарантию Польше и Румынии во весь рост поставило перед Советским правительством вопрос о том, каковы действительно эффективные меры для предупреждения фашистских агрессий.

То, чего от нас добивался Чемберлен, было неприемлемо для Советского правительства по двум главным соображениям:

а) это не могло предупредить возникновение второй мировой войны, что являлось нашей основной целью;

б) это ставило СССР в неравное с Англией и Францией положение и сильно повышало опасность нападения Германии на нашу страну.

В самом деле, Гитлер и Муссолини хорошо понимали только один аргумент — силу. Стало быть, для предупреждения дальнейших агрессий и их неизбежного следствия — второй мировой войны — надо было создать столь мощную коалицию держав, не заинтересованных в развязывании войны, чтобы у Гитлера и Муссолини отпала охота испытывать ее силу. Мы считали, что Англия, Франция и СССР, вместе взятые, располагают необходимой для того мощью, но, чтобы эта мощь могла удержать руку фашистских диктаторов, нужно было, чтобы у них не возникало никаких сомнений в том, что она действительно на них обрушится при всякой новой попытке агрессии. А это в свою очередь требовало, чтобы объединение названных трех держав было явным, бесспорным, чтобы в сферу его действия входила вся Европа, а не отдельные уголки ее и чтобы условия объединения предусматривали возможно более простую и автоматическую систему санкций против агрессора.

Между тем английское предложение совершенно не отвечало таким требованиям. Прежде всего оно не создавало никакого общего объединения СССР, Англии и Франции для борьбы с агрессией в Европе, а ограничивало совместные действия трех держав только случаем нападения Германии на Польшу и Румынию. Английское предложение, таким образом, не могло вообще предупредить войну, оно могло лишь направить агрессию против тех государств, которые не были защищены «гарантиями», в частности, в столь важном для СССР направлении, как прибалтийские государства.