Воспоминания. (1916-1920)
Шрифт:
7. Разграничительные линии: а) между группой генерала Эрдели и Кавказской армией – прежняя; б) между Кавказской и Донской армиями – Калач, граница Донской области, Балашов, Тамбов, Моршанск, все пункты для Донской армии; в) между Донской и Добровольческой армиями – Славяносербск, Старобельск, Валуйки, Короча, Щигры, Верховье, Узловая, Кашира – все пункты для Донской армии; г) между Добровольческой армией и 3-м корпусом – Северная граница Таврической губернии – Александровск.
8. Железная дорога Царицын – Поворино – Балашов предоставляется в общее пользование Кавказской и Донской армиям.
9. О получении донести.
Царицын, 20 июня 1919 года. Нр. 08878.
Генерал-Лейтенант Деникин.
Директива эта, получившая впоследствии название «М о с к о в с к о й», являлась одновременно смертным приговором армиям Юга России. Все принципы стратегии предавались забвению. Выбор одного главного операционного направления, сосредоточение на этом направлении главной массы сил, маневр – все это отсутствовало. Каждому корпусу просто указывался маршрут на Москву.
Прослушав директиву, мы с генералом Юзефовичем буквально остолбенели. Сам генерал Деникин был «М о с к о в с к о й д и р е к т и в о й», видимо, очень доволен. Закончив чтение, он весело добавил:
– Да, вот как мы стали шагать. Для этой директивы мне пришлось взять стоверстную карту.
Мне и поныне непонятно, как мог этот документ выйти из-под пера генерала Деникина.
Я доложил Главнокомандующему о том, что части мои после тяжелого трехсотверстного похода по пустыне и сорокадневных напряженных боев окончательно истомлены, и просил дать возможность армии хоть немного передохнуть. Главнокомандующий согласился:
– Конечно, ведь до выхода донцов к Камышину в вашем распоряжении будет, вероятно, недели две. Вам только следует не задерживать переправы тех частей, которые вы пошлете на левый берег.
Тут же Главнокомандующий отдал распоряжение о возвращении в Добровольческую армию 7-й пехотной дивизии и направлении туда 2-й Терской казачьей дивизии, Осетинского конного полка и пластунских Терских и Осетинского батальонов, взамен коих мне высылалась 2-я Кубанская пластунская бригада.
Наши части, преследуя разбитого противника, уже к вечеру 19 июня, сбив неприятеля с высот северного берега реки Пичуга, овладели посадом Дубовка Я приостановил дальнейшее преследование, выслав для сохранения связи с противником небольшие конные части. На левый берег Волги я наметил переправить 3-ю Кубанскую казачью дивизию генерала Мамонова.
В тот же день генерал Деникин с чинами своего штаба обедал у меня. Во время обеда я провозгласил тост за здоровье Главнокомандующего. Генерал Деникин, отвечая мне, подчеркнул значение сегодняшнего дня:
– Сегодня мною отдан приказ армиям идти на Москву.
Вечером Главнокомандующий выехал из Царицына в Харьков.
За выделением из состава моей армии 7-й пехотной дивизии, терцев и осетин, численность моих войск становилась весьма незначительной. Вследствие больших потерь и отсутствия свежих пополнений, боевой состав казачьих полков не превосходил 500–600 человек. Пластунские части были также малочисленны. 6-я пехотная дивизия, жестоко пострадавшая под Котельниково, была окончательно небоеспособна, отведена в глубокий тыл и, укомплектованная за счет пленных красноармейцев, только еще обучалась и приводилась в порядок. Несколько в лучшем положении находились артиллерия и технические войска, пополненные пленными и добровольцами.
Отсутствие на Кубани твердой власти и порядка на местах и непрекращающаяся политическая борьба давали возможность казакам уклоняться от выполнения воинского долга. Кубань перестала давать пополнения. Не только эвакуированные в тыл раненые, но и значительное число уволенных в отпуск и командировки казаков, пользуясь послаблением власти, уклонялись от возвращения в строй. Полевая рабочая страда особенно оттягивала казаков в тыл. Конский состав был сильно измотан; за беспрерывными боями ковка совсем запущена; материальная часть,
В боевом отношении части не оставляли желать лучшего. Казаки дрались отлично. Ощущался лишь недостаток в опытных офицерах. Вследствие тяжелых потерь в офицерском составе кадровых офицеров почти не оставалось, большинство были произведенные за боевые отличия из простых казаков и зеленая молодежь. Состав командиров частей и старших начальников был подобран отлично. Между ними имелся целый ряд офицеров совершенно исключительной доблести, отлично разбиравшихся в обстановке: опытный, с большим военным кругозором, доблестный генерал Мамонов, совершенно исключительного порыва, отличные кавалерийские начальники генералы Бабиев и Павличенко; выдающийся кавалерийский начальник, кавалер ордена Св. Георгия 4-й и 3-й степеней генерал Савельев.
В лине командиров корпусов я имел хороших помощников: генерал Шатилов, прекрасно подготовленный, с большим военным опытом, великолепно разбиравшийся в обстановке, отличался к тому же выдающейся личной храбростью и большой инициативой.
Генерал Улагай, с большим военным чутьем, высокой воинской доблести, пользующийся совершенно исключительным обаянием у своих подчиненных, был несомненно также выдающимся кавалерийским начальником. Полученные им несколько тяжелых ранений, в связи с прирожденной повышенной нервностью, отражались на его характере. Под влиянием тяжелой физической и моральной обстановки генералу Улагаю свойственно было подчас состояние полной апатии. Состояние это бывало чисто временное; стоило ему отдохнуть, как старый порыв к нему возвращался.
Генерал Покровский военным чутьем и боевым опытом, конечно, значительно уступал и генералу Шатилову, и генералу Улагаю. Его неоценимыми свойствами были совершенно исключительная, непоколебимая твердость духа, редкая настойчивость в достижении поставленной цели и громадная выдержка. Это был человек незаурядного ума, очень хороший организатор.
Мой ближайший помощник генерал Юзефович давно уже стремился в строй. Формировавшиеся полки регулярной конницы намечалось свести в кавалерийский корпус, с присвоением ему наименования 5-го. Главнокомандующий предложил генералу Юзефовичу должность командира корпуса. Последний изъявил согласие. Потеря генерала Юзефовича была для меня очень чувствительна, однако я понимал его стремление идти в строй и не мог его отговаривать. Начальником штаба генерал Юзефович брал с собой генерала Кусонского, последний только согласно моего ходатайства был произведен в этот чин. Я предложил должность начальника штаба армии генералу Шатилову. Последний долго отказывался, но наконец уступил моим настойчивым просьбам. На должность генерал-квартирмейстера генерал Шатилов рекомендовал мне генерала Зигеля. Выбор этот впоследствии оказался весьма удачным. Командиром 4-го конного корпуса я просил Главнокомандующего назначить генерала Топоркова, который и был в этой должности утвержден.
В Поволжье
21 июня 3-я кубанская дивизия переправилась через Волгу и уже на следующий день своими головными частями заняла село Средне-Ахтубинское, где была встречена населением колокольным звоном. (Схема № 17.) 22 июня я получил телеграмму генерала Романовского:
«Имея в виду окончательно ликвидировать остатки разгромленной Вами X советской армии, дабы не дать возможности ей оправиться, и принимая во внимание невозможность выполнения этой задачи одними частями корпуса генерала Мамонтова, сильно переутомленными непрерывными боями и большими переходами, Главнокомандующий приказал теперь же частью сил Кавказской армии продолжать преследование красных. Что касается частей, подлежащих передаче в Добрармию, последние должны быть теперь же направлены в районы по указанию генерала Май-Маевского. Харьков 22/VI 3 часа 08911. Романовский».