Воспоминания. (1916-1920)
Шрифт:
На следующий день я получил ответ:
«Главком приказал срочно перебросить его резерв в район Купянска – один конный кубанский корпус, желательно второй. Дальнейшее будет видно по обстановке. Таганрог 19 октября 1919 года Нр 014252. Романовский».
Входившая в состав 2-го корпуса 3-я кубанская дивизия, действующая на Черноярском направлении и скованная на фронте все время наседавшим противником, отправлена быть не могла, и взамен ее я наметил включить в состав 2-го корпуса 4-ю кубанскую дивизию, о чем и телеграфировал генералу Романовскому:
«014252. 3-я
Таким образом, в состав корпуса должны были войти 2-я и 4-я кубанские и Кабардинская дивизии. Однако от переброски последней, в силу неизвестных мне причин, Главнокомандующий отказался. Генерал Романовский по аппарату через дежурного офицера прислал записку:
«Наштаглав приказал сообщить, что Кабардинская дивизия перевозке не подлежит, поэтому если началась ее погрузка или перевозка, то их следует прекратить и принять меры к быстрой переброске 2-й и 4-й кубанских дивизий, которые предназначены к перевозке в Купянск. Об исполнении прошу сообщить для доклада наштаглаву».
Из состава Кавказской армии были переброшены лишь две дивизии.
В связи с ослаблением и без того малочисленной армии и полного истощения фуражных и продовольственных средств в районе станции Котлубань – станицы Качалинской, я решил занять более сосредоточенное расположение, отведя конницу свою к югу от станции Карповка – хутора Разсошинского. Вместе с тем для прикрытия Царицына с востока я решил занять небольшой плацдарм на левом берегу Волги, перебросив туда небольшой отряд в составе вновь сформированного стрелкового полка 3-й кубанской казачьей дивизии, батареи и дивизиона конницы.
24 октября, ко дню открытия заседания Краевой Рады, я от имени армии телеграфировал ее председателю:
«От имени Кавказской армии шлю привет Краевой Раде. Обеспечивая жизнью своею мир и благоденствие родного края, Кавказские Орлы верят, что рада – носительница высшей власти в крае – найдет верные пути к созидательной работе на пользу Родины и обеспечит нужды тех, кто в поволжских степях проливает кровь свою за счастье России. 24 октября 1919 года Нр 49229 Врангель».
Совершенно для меня неожиданно в день намеченного мною выезда в Екатеринодар я получил адресованную всем командующим армиями и атаманам Дона, Кубани и Терека телеграмму генерала Деникина:
«В июле текущего года между правительством Кубани и Меджилисом горских народов заключен договор, в основу которого положена измена России и передача кубанских казачьих войск Северного Кавказа в распоряжение Меджилиса, чем обрекается на гибель Терское войско. Договор подписан Бычем, Савицким, Калабуховым, Намитоковым, с одной стороны, и Чермоевым, Гайдаровым, Хадзараговым, Бамматовым, с другой. Приказываю при появлении этих лиц на территории Вооруженных Сил Юга России немедленно передать их военно-полевому суду за измену. Таганрог 25 октября 1919 года Нр 016729. Деникин».
Телеграмма
Предоставив мне полную свободу действий, «carte blanche», как он выразился, генерал Деникин, ни слова мне не сказавши, посылкой своей телеграммы ставил меня перед совершившимся фактом, совершенно спутывая все мои карты…
Профессор К.Н. Соколов, предупрежденный мною телеграммой, должен был ждать меня на станции Тихорецкая. В Екатеринодаре также были предупреждены о моем приезде. Я решил отъезд не откладывать, проехать в Екатеринодар и, в зависимости от обстановки на месте, действовать в дальнейшем.
Я прибыл в Екатеринодар поздно вечером. Отпустив встретивших меня лиц, я пригласил к себе в вагон генералов Науменко и Покровского. Телеграмма Главнокомандующего лишь подлила масла в огонь. И атаман, и правительство, и рада усмотрели в ней нарушение основных прав Кубани. Рада готовила решительный протест. Председателем Краевой Рады был избран глава самостийников И. Макаренко. Для охраны рады самостийники формировали отряд из казаков Таманского отдела, наиболее распропагандированного. Генерал Покровский вновь настаивал на самых решительных действиях, предлагая попросту оцепить раду войсками, схватить и на месте расстрелять целый ряд лиц. После этого, по его словам, «рада выберет атаманом того, кого ей прикажут».
Я самым решительным образом воспретил ему какие бы то ни было выступления, аресты и т. п. без моего на то разрешения. Сам я решил, не останавливаясь в Екатеринодаре, проехать в Кисловодск, где выждать в зависимости от дальнейшего хода событий возможность действовать.
Генерала Науменко я просил ежедневно по прямому проводу осведомлять меня об обстановке.
Тут же на вокзале я написал письмо генералу Лукомскому, которое и отправил с состоящим в моем распоряжении полковником Лебедевым.
Учитывая возможность дальнейших осложнений, я желал иметь точные указания Главнокомандующего.
«27 октября 1919 года.
Глубокоуважаемый Александр Сергеевич, Я препроводил Вам копию с письма моего генералу Покровскому от 21 октября, из коей явствует мое несочувствие к вооруженному вмешательству во внутренние дела Кубани. С одной стороны, неполная уверенность в войсках, успевших значительно развратиться «самостийниками», с другой, опасение, даже в случае успеха, бури на Дону, могущей отразиться на фронте, требует от нас особой осторожности. Я надеялся на благоразумие одной части рады и на достаточность военной угрозы для другой.