Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

Булгарин Фаддей Венедиктович

В 1822 году Греч издал свою «Учебную книгу русской словесности», при которой находился «Опыт краткой истории русской литературы» 47 . Все черпают поныне из этого источника, потому что это единственный указатель нашей литературы, и в то же время единственный порядочный биографический словарь наших писателей. Кто только хочет говорить о литературе, должен прибегнуть к «Истории…» Греча. Ему стоило это чрезвычайных трудов и стараний, и все благомыслящие люди благодарны ему за этот первый опыт. Без него были бы мы как в лесу.

47

См.: Учебная книга российской словесности, или Избранныя места из русcких сочинений и переводов в стихах и прозе, с присовокуплением кратких правил риторики и пиитики, и истории российской словесности, изданные Николаем Гречем: В 4 т. СПб., 1819–1822. «Опыт краткой истории русской литературы» составил 4-й том этого издания.

С 1825 года издает Н. И. Греч вместе со мною «Северную пчелу» 48 , которой существование утвердил покойный император Александр Благословенный, по предстательству бывшего министра народного просвещения А. С. Шишкова и графа А. А. Аракчеева. Без самохвальства, но в полном душевном убеждении скажу, что «Северная пчела» не бесполезное издание в России. Не судите по одному листку, а пересмотрите двадцать, тридцать листов, целое годовое издание. Вы найдете тут все, что только произошло важного в России и за границею, по части современной истории, статистики, законодательства и литературы. В газете господствует дух истинно русский, непричастный нелепым, модным теориям, но не чуждый общих европейских

усовершенствований, приличных устройству нашего отечества, нашим нравам и обычаям. В 1827 Греч напечатал «Грамматику подробную и практическую», плод двадцатилетних постоянных трудов, изысканий и опытности 49 . В 1830 году издал он «Краткую русскую грамматику», которой поныне разошлось более сорока тысяч экземпляров. В 1831 вышли «Практические уроки русской грамматики» 50 . Труды сии оценены по достоинству всеми благомыслящими людьми, всеми знатоками дела, и жало злости притупилось на прочном памятнике, воздвигнутом Гречем русскому слову 51 . В 1830 году Греч издал роман «Поездка в Германию», а в 1834 другой – «Черная женщина». Здесь не место распространяться о достоинствах сих романов. Замечательнейшее в них – слог – ровный, гладкий, чистый; по нем, как говорится по-русски, хоть шаром покати. В сем отношении романы эти переживут другие подобные сочинения, ибо всегда будут служить образцами слога. Удивительно, что у веселого, острого Греча лучшие места в романах те, где выражается чувство! Что это значит? Юмор свой он издерживает в обществе, а глубокое чувство, таящееся в душе его, переливает только в недра дружбы и увлекается им тогда, когда предается вдохновению в тишине кабинета. Решительно, Греч лучше в сценах чувствительных, нежели в юмористических. Это решили даже женщины, а они самые опытные и беспристрастные судьи в деле чувства. Греч, по складу своего ума и характера, есть олицетворенный юмор, но когда надобно сводить смысл с сердцем – там чувство подавляет юмор. В 1837 напечатал он «Действительную поездку в Германию».

48

В одном из фельетонов Булгарин писал: «“Северная пчела” основана Н. И. Гречем вместе со мною, и я, с первого ее нумера по нынешний, был ее соиздателем, вместе с Н. И. Гречем. Позволение на издание ее выдано нам вместе, и просьба была подана от нас обоих» (Ф. Б. Хвалить столь же опасно, как и порицать // Северная пчела. 1840. № 92. 26 апр.).

49

См.: Практическая русская грамматика, изданная Николаем Гречем. СПб., 1827; Пространная русская грамматика, изданная Николаем Гречем. СПб., 1827. Позднее Булгарин вспоминал: «…в исходе 1827 года, когда Н. И. Греч выпускал в свет первое издание составленных им грамматик, и я принужден был написать предисловие к его “Пространной грамматике”. Принужден был, говорю, потому, что собственное предисловие автора никуда не годилось: он говорил в нем с публикою как красная девушка при первом свидании с женихом: заикался, мялся, краснел, извинялся. Я уничтожил это предисловие и написал другое, в котором прямо и решительно изложил важность и затруднительность предмета, обработанного автором, труды его и пользу, которую книга его принесет изучению и употреблению русского языка. Я не ошибся: прошло четверть века, “Грамматика” Греча распространилась по всей России, переведена на многие иностранные языки (между прочим и на еврейский) и видимо способствовала к установлению правил языка и к распространению правильности и отчетливости в употреблении русской грамоты» (Ф. Б. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1853. № 2. 3 янв.).

50

См.: Практические уроки русской грамматики, изданные Николаем Гречем. СПб., 1832.

51

В цитировавшейся в примеч. 24 статье Булгарин писал также: «…не излишним считаю сказать несколько слов вообще о грамматических трудах Н. И. Греча и о правах его на внимание и признательность отечественной публики. Некоторые из прежних наших грамматик написаны литераторами и учеными неоспоримого достоинства, но не имевшими практики и опыта в преподавании: они нередко толковали учащимся о правилах, нимало ненужных, оставляя без внимания необходимое. Другие авторы учебников были записные учителя, а не литераторы: они хорошо преподавали теорию языка, но не могли подкрепить своих уроков примерами и образцами, потому что сами писать не умели. Греч соединил в себе эти две стихии: он был несколько лет сряду учителем русского языка и потому знает, что и как должно преподавать детям и молодым людям. Притом он и писатель, известный правильностью, чистотою и изяществом своего слога: по этой причине он имел возможность и право давать образцы для изучения и подражания. Еще одно обстоятельство способствовало Гречу в составлении практического руководства к правильному употреблению русского языка. Занимаясь в течение сорока лет (с 1812 г.) редакциею “Сына Отечества” и “Северной пчелы”, он должен был рассмотреть и исправить несколько тысяч статей разнородных писателей. При этой ежедневной работе отмечал он ошибки, встречавшиеся у наших писателей чаще других, и при составлении правил грамматики обращал внимание преимущественно на эти, так сказать, стереотипные промахи. Главное достоинство грамматики Н. И. Греча, по моему мнению, состоит в обработке им русского синтаксиса. Сравните скудные, бессвязные, непрактические главы синтаксиса прежних грамматик с теми же главами в руководствах Греча: разница превеликая! Он дал характер и наименование всем отдельным частям фразы, предложениям простым и предложениям сложным. Он составил впервые полную систему русской конструкции, изгнав варварское правило старых писак, которые утверждали: “Удивительное свойство русского языка – ставь слова как угодно, смысл не переменится”. Он доказал противное, доказал, что в русском языке каждое слово должно занимать свое место и что расстановка слов совершенно переменяет смысл. Польза, принесенная грамматиками Греча, не подлежит никакому сомнению. Он может сказать как Карамзин, что сделал русскую грамматику известнее “для многих, даже и для строгих своих судей” (цитата из Предисловия Карамзина к “Истории государства Российского”. – А. Р.). Но отчего сочинения Греча подвергались жестоким критикам, были даже предметом насмешек? Отчего? Во-первых, Греч журналист, следственно, по ремеслу своему, враг всем педантам и неучам, которые на его книгах старались выместить что-либо для них неприятное в скромном жужжании “Пчелы”; во-вторых, он делит эту участь со всеми хорошими и полезными писателями. Вспомните, как критиковали, бранили Карамзина, Жуковского, Пушкина, как насмехались над ними, даже выводили их на сцену и т. п. Где теперь эти критики? А творения истерзанных ими писателей живут и процветают <…>».

К числу ученых его занятий должно причислить редакцию «Журнала Министерства внутренних дел», с 1829 по 1831 год, и редакцию «Энциклопедического лексикона», в 1835 и 1836 годах 52 , а с 1837 редакцию «Военного энциклопедического лексикона». При рождении «Библиотеки для чтения», которая издавалась сперва от имени всех русских литераторов, Греч единодушно был выбран в редакторы всеми бывшими в Петербурге литераторами 53 . Слог в первый год «Библиотеки» был как жемчуг! Удивительно, что Греч умел давать различным слогам литераторов, печатавших свои произведения в «Библиотеке», какое-то равенство, которое однако же не мешало колориту.

52

С 1834 г. велась работа над «Энциклопедическим лексиконом» (издатель А. А. Плюшар), редакцию которого возглавлял Греч. В начале октября 1836 г. из-за интриг О. И. Сенковского он был вынужден оставить пост главного редактора (см.: Греч Н. История первого энциклопедического лексикона в России // Греч Н. Записки о моей жизни. М.; Л., 1930. С. 592–623).

53

«Библиотека для чтения» выходила с 1834 г.

Пусть станет пред нами кто-нибудь и скажет, что Греч отказал ему в помощи, в содействии, в совете, с пожертвованием собственного труда и времени, а часто и достояния, когда видел в предприятии пользу, честь и славу литературы! Весьма часто случалось, что эта готовность к помощи ближнему была перетолкована в дурную сторону и что те, которых он поставил на ноги,

делались его врагами, находя в том свои собственные выгоды. Смело скажу, что из всех русских литераторов никто более его не испытал неблагодарности. Но это не сделало его человеконенавистником. Посердясь в первые минуты, он обыкновенно заключает дело эпиграммою или каламбуром, и никогда месть не приходила ему в голову. Сердце его всегда открыто для добрых людей, а бумажник для неимущих. Те крайне ошибаются, которые рассчитывают, что Греч имеет столько, сколько он мог бы иметь, если б не был тем, что он в самом деле. У него, по русской пословице, последняя копейка ребром! Главный его (т. е. наш) недостаток есть тот, что мы думаем вслух и все вещи называем по имени! Ни лета, ни рассудок, ни опытность, ни претерпенные нами горести не исправили нас, и на нас сбылась поговорка: горбатого исправит могила. Мы беспрерывно советуем друг другу придержать язычок – и грешим, так сказать, забываясь. Но никогда не жалили мы эпиграммой чести, правды, заслуги, истинного достоинства и таланта, никогда не насмехались над полезным, высоким, благородным! Зато не попадайся ворона в павьих перьях, лиса в львиной шкуре или волк в пастушеском наряде 54 55 . Тотчас разоблачим! Виноваты – извините, такова натура!

54

Известные басни.

55

Имеются в виду басни Эзопа, обработанные Лафонтеном: «Ворона в павлиньих перьях» (переведена И. А. Крыловым под названием «Ворона», 1825), «Осел в львиной шкуре» (так, не лиса!) и «Волк, ставший пастухом» (переведена М. В. Ломоносовым без названия: «Лишь только дневный шум замолк…», 1748).

Ф. Н. Глинка говорил о Грече: «Он как Пенелопа: все, что в день соткёт своим умом и добрым сердцем, то в вечер распустит языком» 56 . Правда, да что ж делать? Лучше быть таким, каков есть, чем казаться лучшим. Зато Греч не говорит за глаза того, чего не сказал бы в глаза, и прижимает к сердцу только тех, кого любит и уважает. Рассказывают, что какой-то римский гражданин построил для себя стеклянный дом, чтоб все видели, что он делает, и слышали, что он говорит: Греч всю жизнь живет в таком стеклянном доме.

56

Пенелопа – персонаж «Одиссеи» Гомера, жена царя Итаки Одиссея. После длительного отсутствия мужа к ней стали настойчиво свататься многие аристократы, и, чтобы не выходить замуж, она дала обещание выбрать жениха, когда соткет саван свекру, но по ночам распускала то, что соткала за день.

Бог наделил Греча веселым, беспечным характером и гибким умом, которые в самых затруднительных положениях спасают его от отчаяния. Странно видеть в нем смешение самых основательных, как говорится в просторечии, сериозных познаний с шутливостью, и тяжелые труды, переплетаемые хохотом и каламбурами. В тяжких испытаниях судьбы Греч утешался всегда мыслию о краткости жизни и надеждою на Провидение, и находил средства утешать сетующих родных и друзей. В мелочах он раздражителен, но в важных случаях тверд и непоколебим, и готов скорее лишиться жизни, чем унизиться, не из высокомерия, но из благородной гордости и чувства своей правоты. Все это я видел на деле! Бог наградил его высочайшим благом, какое только доступно человеку с умом и с душою, умными и добрыми детьми. Сын его, Алексей, уже помощник наш при издании «Северной пчелы». Он образовался в литературной школе отца и, по счастью, мягче нас характером. Младшего сына, Николая, юноши с большими способностями, Греч лишился в январе 1837 года. Грусть заставила его бежать за границу, чтоб хотя на время удалиться из тех мест, которые припоминали ему о потере милого детища.

Вынудив у Греча позволение написать его краткую биографию и задержав выпуск в свет его книги, я вдруг раскаялся в моем поступке. Прочитав написанное, вижу, что не сказал и десятой доли того, что надлежало бы мне сказать о друге моем, по диктовке сердца и по законам критического ума. Сказано мало, да и за это осудят, подумал я, и уже готовился уничтожить, но друзья мои убедили меня напечатать эти строки, и я согласился. Они правы, говоря, что Н. И. Греч старожил петербургский, так известен в городе, что о нем нельзя сказать ничего несправедливого; что всяк, кто только его хорошо знает, точно так же об нем судит, как я, и что зависть может шипеть в углу, но не найдет эха. «Пиши и печатай смело – Греча все знают!» – раздалось со всех сторон: «А твоя статья только для иногородных! С Богом!»

1 февраля 1838

ПОЕЗДКА В ГРУЗИНО В 1824 ГОДУ

(Из воспоминаний)

Грузино никогда не видывало незваных или нежданных гостей. Приглашение в Грузино почиталось особенною милостью или вниманием хозяина его, графа А. А. Аракчеева, и весьма многие дорожили этим приглашением. Мне также было весьма приятно это внимание вельможи; но меня влекло туда любопытство, а не иная какая цель. Я ничего не искал! Отправился я туда с Н. И. Кусовым, бывшим тогда с.-петербургским градским главою, который также был приглашен и, при этом случае, вез вклад в церковь Грузина. Это было в конце августа.

На станции Чудове нам не давали лошадей до тех пор, пока не последовало на то соизволение графа. На крыше станционного дома устроен был телеграф 57 , который немедленно приведен был в движение, и чрез несколько минут получен приказ, также посредством телеграфа: дать лошадей. По прекраснейшей дороге прибыли мы к берегу реки Волхова; проскакав девять верст и переправившись чрез реку на пароме, мы уже были в Грузине. Господский дом, небольшое каменное четвероугольное здание в три этажа, с бельведером, возвышался на холме конической фигуры. На платформе холма были флигели и церковь, а по косогору и вокруг холма разлегался обширный английский сад. Несколько строений находилось у подножия холма, на берегу, поблизости перевоза, и между прочими гостиница и инвалидный дом. На берегу реки встретил нас полицеймейстер Грузина, отставной гвардии унтер-офицер, и стал расспрашивать: кто мы, откуда приехали и куда едем. Вследствие ответа нашего, что мы приехали в гости к графу, полицеймейстер повел нас в гостиницу и отвел комнаты для нашего помещения. Гостиница эта не трактир, но просто дом для помещения гостей. Комнаты в ней чистые, светлые и удобные; меблировка простая.

57

Имеется в виду оптический телеграф – система передачи информации при помощи световых сигналов, получившая распространение в начале XIX в. На кровле строений размещались семафоры – шесты с подвижными поперечинами. Каждой букве алфавита соответствовала определенная фигура, образуемая различным расположением поперечных брусьев относительно опорного шеста.

Было около 12 часов утра, когда мы приехали в Грузино. Графа не было дома: он отправился на торжество освящения новопостроенной церкви в военных поселениях с несколькими из гостей своих, между которыми был М. М. Сперанский. Графа ждали к обеду. К нам пришел в гостиницу один из приятелей моих, служивший при графе и пользовавшийся особенною его благосклонностью 58 . Он стал учить нас, а особенно меня, врага всех возможных курбетов 59 , этикету, наблюдаемому в Грузине. Вот главные пункты: 1) не должно самому начинать говорить, но только отвечать на вопросы графа; 2) садиться в его присутствии тогда только, как он прикажет и где укажет; 3) не следовать за ним в другую комнату или куда бы ни было, но оставаться в том месте, где гости собраны хозяином; 4) ни о чем не спрашивать и не расспрашивать графа; 5) не разговаривать с другими в его присутствии, не улыбаться и не смеяться до тех пор, пока улыбка не покажется на устах графа… Наконец этот приятель натолковал столько, что наскучил мне, и я решительно объявил, что не берусь за исполнение всех этих условий, потому что это не в моей натуре. Фамилияриться не люблю я с старшими и гнушаюсь фанфаронством, которое не чтит ни лет, ни заслуг, ни звания, но не умею также играть ни роли лакея, ни серальского немого, ни бездушного льстеца. В жизни моей я имел случай быть в близких сношениях с несколькими не только сильными людьми, но истинно великими мужами и всегда приближался к ним бестрепетно и не заикался в разговоре именно потому, что никогда и никому не навязывался.

58

Возможно, имеется в виду Г. С. Батеньков.

59

От фр. faire des courbettes – низкопоклонничать.