Воспоминания. Том 1
Шрифт:
Неправильное по существу и логике решение Столыпина, закрепленное высочайшим повелением, устранявшее местные власти, не замедлило сказаться и на деле, а неправильная постановка дела охраны, недостаточная осторожность в пользовании сотрудниками, некоторый азарт, которым многие розыскные жандармские офицеры руководились часто для своих личных целей, вернее, для карьеры, и который не преследовался Курловым (бегство каторжанок из женской тюрьмы под покровительством Московского охранного отделения, о чем я писал в своих воспоминаниях за 19°9 г.), не могли не привести к катастрофе, особенно когда во главе Киевского охранного отделения находился такой отрицательный тип, как Кулябко.
1 сентября в Киеве в городском театре был назначен торжественный спектакль в высочайшем присутствии. В заседании, собранном по этому поводу, была избрана особая комиссия (см. воспоминания Курлова, стр. 144), под председательством губернатора, для распределения
На другой день, утром, после спектакля, вся Россия содрогнулась, прочитав телеграмму министра императорского двора, посланную всем губернаторам: "Первого сентября во время второго антракта парадного спектакля в киевском городском театре на жизнь Председателя Совета Министров П. А. Столыпина было произведено покушение. Услышав выстрел, его величество Государь император вошел в ложу. Публика, находившаяся в театре, преисполненная верноподданнических чувств к особе Государя императора, потребовала исполнения народного гимна. Неоднократное пение всеми присутствовавшими сменялось пением молитвы "Спаси, Господи". Его величество изволил отвечать несколько раз публике поклонами, после чего отбыл с великими княжнами и августейшими особами из театра во дворец".
Вслед за этой телеграммой стали поступать подробности покушения. Оказалось, что после 2-го действия "Сказки о царе Салтане" передние ряды партера во время антракта опустели, П. А. Столыпин остался в партере и, стоя спиной к оркестру, опершись на барьер, разговаривал с графом Потоцким. Возле них никого не было.
В это время к ним подошел молодой человек и, приблизившись почти вплотную, быстро протянул руку по направлению к Столыпину. Блеснул револьвер, раздались два коротких, сухих выстрела. Столыпин остался стоять, только еще больше выпрямился, поднял высоко левую руку и сделал вид, будто хотел двинуться в направлении, куда бежал преступник, но, очевидно, не мог. Он остановился, бледный, но спокойный, потом резким движением расстегнул китель и снял его. Над правым карманом белого жилета виднелось красное пятнышко. Тут только стало ясно, что произошло покушение. Сняв китель, он повернулся к царской ложе и перекрестил ее, но тотчас стал, видимо, слабеть и опустился в кресло. Через две-три минуты профессора и врачи, находившиеся в театре, осторожно вынесли его в коридор и положили на пол. Столыпин сильно страдал, но, по словам профессора Рейна, сказал: "Передайте Государю, что я рад умереть за него". Еще через несколько минут его в карете "скорой помощи" отвезли в частную лечебницу доктора Маковского. Положение раненого было признано очень тяжелым. Одна пуля ранила его в грудь и застряла в позвоночнике, другая, ранив его в руку, попала в ногу музыканта Верглера. Опасались поранения печени, что и оказалось впоследствии.
Семья Столыпина находилась в имении Ковенской губернии. Она тотчас же выехала к больному. После того, как Столыпина увезли в больницу, Государь появился в царской ложе. Это появление Государя вызвало неудержимый взрыв восторга, оркестр заиграл гимн, повторенный по требованию публики много раз; крики "ура", пение "Спаси, Господи" потрясали театр. Государь несколько раз раскланялся с публикой и покинул театр, спектакль был прерван.
На другой день Государь, посетив в больнице раненого Председателя Совета Министров, выехал в Овруч, по возвращении откуда, 3 сентября, прямо с вокзала проследовал опять в больницу Маковского и вторично посетил П. А. Столыпина. На парадном обеде во дворце в этот день музыка, по желанию Государя, была отменена.
В Москве известие о злодейском покушении передавалось из уст в уста, все слои общества одинаково негодовали. В 12 часов дня в церкви генерал-губернаторского дома было совершено молебствие о здравии Столыпина. Храм был переполнен молящимися. По желанию присутствовавших, после молебствия в Киев на имя Председателя Совета Министров П. А. Столыпина была отправлена телеграмма за подписью градоначальника и моею с пожеланиями скорейшего выздоровления и с выражением чувств глубокого возмущения. Губернский предводитель А. Д. Самарин отправил от имени московского дворянства депешу П. А. Столыпину с выражением сочувствия и пожеланием выздоровления. Послал телеграмму от имени московского городского управления и городской голова Н. И. Гучков, в которой выразил соболезнование и твердую надежду на выздоровление. Н. Ф. Рихтер послал П. А. Столыпину телеграмму следующего содержания: "Потрясенные ужасным злодейством, жертвою которого сделались Вы, многоуважаемый Петр Аркадьевич, просим Вас принять наше искреннее соболезнование. Выражаем надежду, что Всевышний охранит Вас и пошлет Вам скорое выздоровление. Рихтер". От ректора университета была послана следующая телеграмма: "От
В тот же день меня посетил бельгийский генеральный консул Ван-Шерпенцель-Тим и выразил соболезнование по поводу покушения на Столыпина от имени всех иностранных представителей.
Во временное председательство Совета Министров вступил В. Н. Коковцов, Министерство же внутренних дел поручено было Крыжановскому, к которому я и обратился с просьбой разрешить мне отлучку в Киев.
Получив на это согласие, я тотчас же выехал в Киев, но уже не застал Столыпина в живых. Он скончался 5 сентября. Первое время он не верил в свое выздоровление, на другой день у него блеснула надежда, но скоро угасла. Утешениям врачей П. А. не верил и говорил: "Я знаю, что приближается смерть", и сделал все распоряжения. Глубокое сочувствие всего Киева его трогало. Он выразил желание быть похороненным в Киеве, несмотря на то что в Москве находился семейный склеп Столыпиных. Воля почившего была свято выполнена. Первоначально предполагалось похоронить его у Аскольдовой могилы, но потом, по высочайшему повелению, для погребения отвели место в лавре, рядом с исторической могилой Кочубея и Искры. Вынос тела из лечебницы и перенесение его через весь город в Киево-Печерскую лавру представляли величественное, высокотрогательное зрелище. Здесь был весь русский Киев и множество прибывших. По всем улицам, сплошной стеной, стояли десятки тысяч народа. Настроение благоговейное. В иных местах, при приближении гроба, народ становился на колени. Слышались возгласы: "Прости, страдалец". Военные оркестры непрерывно играли "Коль славен" и похоронный марш.
Я был счастлив, что мог отдать последний долг дорогому незабвенному Петру Аркадьевичу Столыпину, которого я чтил всем сердцем, которого считал вечным рыцарем России. Ничто не смущало и не искушало его чистой совести. Это был действительно рыцарь, в полном смысле этого слова, без страха и упрека; это был, кроме того, доблестнейший воин Русского государства, хоть он и не носил военного мундира. Он был в непрерывном бою со времени вступления в должность министра внутренних дел и притом в бою на самые разнообразные фронты. Прямо перед собой он имел революцию; с боков под него подкапывались темные невежественные круги, интриги двора тоже не оставляли его в покое.
В таких условиях роль вождя ему была не легка. Среди всех этих врагов его высокая фигура стояла твердо и спокойно, не колеблясь и не дрожа. Дважды кровь его и его близких была пролита во имя долга службы России. Он доказал, что гражданское мужество может граничить с героизмом. С самого вступления его на пост Председателя Совета Министров мысль о покушении на Столыпина зрела постоянно у революционеров, какая-нибудь организация всегда стремилась устранить его с поста. Первое покушение на жизнь Столыпина, прогремевшее по всему миру, — это грандиозный взрыв дачи министра на Аптекарском острове, когда так тяжело пострадали его дочь и сын; затем, в декабре того же года, Боевая дружина во главе с П. П. Добржинским должна была убить Столыпина, но, к счастью, дружина эта вовремя была арестована. В последних числах июня месяца 1907 г. в Петербурге был захвачен летучий отряд, сформированный Партией социалистов-революционеров "для устранения" Столыпина. В декабре 1907 г. задержан был член Боевой организации Трауберг, организовавший отряд, главное назначение которого было убийство Столыпина. Затем следовал еще ряд разных групп, деятельность которых удавалось предупредить.
Любопытный факт рассказан был в предсмертной исповеди организатором "Северного боевого летучего отряда Трауберга" Карлом об одном из неудавшихся покушений на П. А. Столыпина. Выслеживая П. А. Столыпина, революционеры обратили внимание на частое посещение им одного дома, где он появлялся у окна квартиры второго этажа. Революционеры сняли квартиру в доме напротив. В квартире этой поселился член отряда, известный в своем кругу как отличный стрелок. Ему было поручено застрелить П. А. Столыпина. Целую неделю проводил стрелок с винтовкою в руках у окна, неотступно следя за П. А. Столыпиным, почти ежедневно приезжавшим в наблюдаемую квартиру, но выстрела не последовало. Когда же возмущенный его бездействием Карл потребовал объяснения, стрелок, кстати сказать, юноша из хорошей семьи, со слезами на глазах поведал, что ему ежедневно приходится наблюдать сцену, как П. А. Столыпин любовно ухаживает за тяжело больной старой дамой, как подкатывает ее на кресле к окну и как к нему ласкаются дети. Он так растроган этой картиной, что рука его не поднимается на убийство. Не в меру чувствительного стрелка поспешили удалить, но, пока был найден заместитель, дама, оказавшаяся близкой родственницей П. А. Столыпина, куда-то выехала, и план убийства Столыпина расстроился.