Воспоминания. Том 1
Шрифт:
В это время, с 7 по 11 января, в Москве, в помещении Российского благородного собрания заседал съезд губернских и уездных предводителей дворянства под председательством московского губернского предводителя дворянства князя П. Н. Трубецкого. Цель съезда — дружной работой прийти на помощь стране, переживавшей столь трудные и тяжелые минуты, дабы путем разных выработанных мер способствовать ее умиротворению. В съезде участвовало 106 предводителей. Занятия съезда прошли очень дружно, и после 4 дней работы съезд высказал свои пожелания, каковые просил князя П. Н. Трубецкого довести до сведения Государя. Главные эти пожелания были:
1. Сильная, твердая, закономерная правительственная власть, проводящая последовательные и разумные меры для подавления революционного движения в ограждение мирного
2. Уверенность, что Государственная Дума будет собрана.
3. Ограждение свободы выборов и законных предвыборных собраний.
По вопросу об единстве России:
1. Россия едина и неделима, поэтому интересы отдельно входящих в состав ее народностей должны уступить общегосударственным интересам России.
2. При широкой веротерпимости во исполнение манифеста 17 октября русский государственный язык и православная вера должны сохранить то первенствующее положение, которое им подобает.
3. Необходимо представить широкое самоуправление окраинам в хозяйственном отношении, но интересы русского населения должны быть при этом непременно ограждены.
По аграрному вопросу:
1. Коренное разрешение аграрного вопроса должно быть поставлено в первую очередь в Государственной Думе.
2. При разрешении аграрного вопроса должен быть поставлен в основание принцип неприкосновенности частной собственности.
3. Должно быть дано широкое облегчение свободного перехода от общинного владения к подворному и хуторскому с правом свободной продажи своего участка при переходе к новой оседлости.
4. Крестьянский банк должен поставить главной задачей своей воспособление и содействие покупкою земли малоземельным и действительно нуждающимся земледельцам, и существующие ныне платежи по ссудам Крестьянского банка должны быть понижены до платежей в Дворянском.
17 января в Москве в глубокой старости скончался генерал-адъютант М. П. Данилов, председатель Московского отдела Российского общества Красного Креста. Это был чудный, благороднейший старик с детской душой кристальной чистоты, был очень близким человеком покойному великому князю Сергею Александровичу, который его глубоко уважал и почитал. Он был совершенно одинок; за три месяца до смерти он призвал к себе гробовщика и, приказав снять с себя мерку, заказал гроб. Когда гроб был готов и принесен к нему на квартиру, то М. П. Данилову показалось, что он мал. На это гробовщик ему ответил: "Не извольте сомневаться, как раз впору, не угодно ли попробовать". На это старик очень обиделся и сказал: "Дурак, я еще не умер. Отнесите в сарай". Затем он сделал все распоряжения, аккуратно все записал, отложил деньги для похорон и передал все это своему глубоко преданному слуге.
18 января командующим войсками Московского военного округа назначен был генерал-лейтенант С. К. Гершельман, очень честный, скромный, отлично знающий военное дело и глубоко ему преданный человек; недостатками его были упрямство и сухость.
21 января по городу было расклеено объявление генерал-губернатора о разрешении беспрепятственного движения по улицам в течение всей ночи, ресторанам разрешено было продлить торговлю до 1 часа ночи. В этот же день Дубасов выехал по делам службы в Петербург, где пробыл до 30 января. На вокзал из предосторожности я его отвез в своем экипаже и несколько кружным путем, так как сведения о готовящихся на него покушениях все еще не прекратились.
В это время у меня в районе губернии произошел весьма прискорбный случай. В Богородском уезде имелась фабрика Четверикова, рабочие которой были все время настроены весьма оппозиционно, и что особенно было странно, такое оппозиционное настроение среди рабочих поддерживалось отчасти и самим владельцем фабрики С. И. Четвериковым, и, главным образом, его сыном. Поэтому постоянно приходилось иметь наблюдение за этим обширным районом. Как-то в эти дни, в 20-х числах января, приехал на фабрику фабричный инспектор и, узнав, что С. И. Четвериков только что отъехал, просил пристава послать кого-нибудь просить его вернуться. Тот послал конного стражника — казака. Казак догнал его. С. И. Четвериков повернул сани и поехал к фабрике. В это время, ни с того ни с сего, казак два раза ударил его нагайкой по спине. Как он объяснил
В заседании городской думы этот инцидент был оглашен, но благодаря принятым уже мною мерам дума ограничилась выражением соболезнования С. И. Четверикову как пострадавшему общественному деятелю.
7 февраля был уволен от службы помощник градоначальника генерал-майор Руднев и покинул Москву. Это был очень достойный, образованный человек, много вынесший на своих плечах, благороднейший, хотя и не без некоторых слабостей. Москва его провожала с чувством искреннего сожаления. Он оставил в сердцах всех знавших его чувство глубокого уважения.
Февраль месяц был полон инцидентов и волнений в земстве. Как я уже упоминал ранее, среди земских служащих царило весьма революционное настроение, под влиянием которого к концу минувшего года работа в земстве почти остановилась, ее заменила политика. Это не могло не отразиться в больницах — на больных, в школах — на учении. Приходилось прибегать к крайним мерам — к аресту и увольнению служащих. Борьба была очень затруднительна, так как многие председатели управ сами занимались больше политикой, чем делом, и конечно, не только не останавливали служащих, а наоборот поощряли их политиканство.
Это особенно отражалось на работе губернского земства, председателем управы коего состоял Ф. А. Головин, всецело ушедший в политику. Не могу сказать, чтобы мне было с ним очень трудно; нет, Ф. А. Головин был всегда очень корректен и благороден, и с ним всегда можно было сговориться. Но служащих губернского земства он невольно распустил, так как не считал себя вправе вмешиваться в их политические взгляды, проявляемые ими не только на словах, но и на деле, он этим самым поощрял их в политиканстве в ущерб делам. Благодаря этому учреждения губернского земства, главным образом больницы, раскиданные по всем уездам, представляли собой очаги революционной пропаганды, где врачи и другие служащие за спиной своего председателя вели преступную пропаганду. В уездных земствах эта революционная пропаганда была менее заметна, примеру Московской губернии всецело следовали в то время только три уездные управы — Рузская с А. М. Цыбульским, Звенигородская с В. Ф. Кокошкиным и Дмитровская с Поливановым во главе.
Стоявший во главе Московской уездной земской управы Н. Ф. Рихтер держался очень твердой линии, предъявляя служащим неукоснительные требования, сводившиеся к одному — чтобы врачи занимались своим, непосредственным делом, а не политикой, не оставляли бы без попечения больных, не распускали бы низший персонал в ущерб уходу за больными и т. д.; учителя обучали бы грамоте, не примешивая политики.
Это не очень нравилось врачам, которые находили требования Рихтера невыносимыми. Они его упрекали еще в том, что он не протестует и недостаточно защищает увольняемых и арестуемых администрацией врачей и других служащих земства. Врачи угрожали, что покинут службу, но Рихтер твердо стоял на своем; тогда врачи исполнили свою угрозу, и 6 февраля целый ряд врачей Московского уезда подали прошения об увольнении. Но и это не смутило Рихтера, он принял прошения и, не уговаривая их остаться, стал приискивать других врачей на их место. Врачи, видя твердость Рихтера и в душе желая остаться на службе, придумали себе такой выход: если Рихтер согласится добиться обеспечения права "несправедливо" уволенного их товарища Смирнова и других и если он согласится заместить уволенных их товарищей не постоянными, а временно приглашенными лицами, то они согласны остаться. Но Рихтер не пошел на эту удочку и ответил: "Это что же, замаскированная поддержка Смирнова? Нет, я на это не пойду".