Воспоминания
Шрифт:
Из Парижа прибыла труппа актеров первого Парижского театра (theatre Francais) с Тальмой, г-жами Жорж, Дюшенуа, Бургоэнь, Марс и множеством прекрасных танцовщиц и актрис. Из Тюльерийского дворца привезли мебель, гобеленовые обои, драгоценную посуду. Наполеон хотел угостить по-царски своих гостей.
Маршал Ланн, Ахиллес французской армии, выслан был для встречи императора Александра на берега Немана. Под Веймаром на большой дороге всадник остановил экипаж императора Александра: это был Наполеон, выехавший встретить своего гостя, и оба императора вместе выехали в Эрфурт при многочисленном стечении народа.
Вот дела, решенные на Эрфуртском конгрессе в отношении к Турции. России нужна была граница по Дунаю, и она объявила большие притязания, которые Наполеон сперва оспаривал, но наконец согласился на занятие русскими Молдавии и Валахии. В отношении к Швеции Наполеон предлагал разделить это государство между Россиею и Данией таким образом, чтобы границу между Россией и Данией составляла река Мотала. – Император Александр это отвергнул, и объявил, что берет только необходимую ему Финляндию. В отношении к Польше Наполеон обязался никогда не восстанавливать ее в прежнем виде, и даже герцогству Варшавскому не давать самостоятельного бытия, но подчинить
Наполеон откровенно объявил императору Александру, что в Европе должны быть две системы: северная и западная. Север должен принадлежать императору Александру, а Запад – Наполеону. Между двумя системами, посредничествующими державами должны были быть Пруссия и Австрия до тех пор, пока они добровольно не пристанут к той или другой системе. Это было почти то же, что Западная и Восточная империи в средние века, т. е. две власти для целого мира. Мысль была великая, но время и люди были не те, что в средние века! Тальран был прав, сказав, что Наполеон при всей своей гениальности был всегда поэтом в политике.
Не стану описывать царских забав на Эрфуртском конгрессе. Михаил Михайлович Сперанский рассказывал мне много подробностей, весьма занимательных, но уже отчасти описанных. Скажу только то, что лично касается до этого незабвенного для России мужа. Однажды прогуливаясь пешком в зимнее время по Петербургу, я встретил М.М.Сперанского возле сената. Это было в пятницу, а он тогда каждую неделю обедал в этот день на Васильевском острове у известного всем отставного корнета Яковлева. Я вызвался сопутствовать Михаилу Михайловичу, и как было еще часа полтора до обеда, то мы пошли бродить по Васильевскому острову. Покойный Михаил Михайлович (тогда он еще не был графом) был ко мне чрезвычайно милостив, и его правосудию и личному заступлению обязан я тем, что мои родственники выиграли долголетний и запутанный процесс, в котором я принимал участие и по чувствам, и по материальным выгодам. Бывший его доверенным лицом и секретарем, находившийся при нем почти безотлучно в течение двадцати двух лет К…ма Г…ч Р…кий (ныне действительный статский советник) засвидетельствует [155] , какое участие принимал во мне покойный граф Сперанский, и как был ко мне милостив и снисходителен. Я всегда говорил с ним откровенно о делах и лицах, говорил, что думал. Во время прогулки, мы встретили купца, который с необыкновенною радостью бросился к М.М.Сперанскому и поцеловал его руку, промолвив: «Отец и благодетель наш!» – «Это мой сибирский знакомец», – сказал Сперанский. Тут речь зашла о Сибири, и наконец о причинах постигшего его несчастья. М.М.Сперанский сказал мне: "Несчастье мое начинается с Эрфурта. Наполеон был чрезвычайно ласков со мною и часто обращался ко мне с вопросами. Однажды после обеда, когда государь-император изволил разговаривать с королем саксонским, Наполеон подвел меня к окну и спросил, каким образом можно было устроить сосредоточение всех дел (централизацию) в такой обширной империи.
155
Ссылаюсь на этого почтенного человека потому, что непримиримые и ожесточенные литературные враги мои, употребляя все средства к унижению меня в глазах публики, печатали, будто я хвастаю(!) связями с умершими!!!Я уже отвечал на это в предисловии к 1-й части моих Воспоминаний, и потому не повторяю теперь моего опровержения на подобные обвинения; но для улики моих врагов буду или ссылаться на живых людей, или прилагать документы. Злоба ослепляет! Ужели враги мои хотят, чтоб я рассказывал анекдоты о живых людях и говорил о моих к ним отношениях? Бессмыслие – и только!
В коротких словах я объяснил ему нашу систему управления и растолковал превосходное учреждение о губерниях императрицы Екатерины II. А как я тогда уже занимался проектом нового государственного учреждения, то все существующее у нас, изученное мною, было у меня в свежей памяти. Наполеон был очень доволен моим объяснением, и подведя меня к государю императору, сказал в шутку: "Не угодно ли вам, государь, променять мне этого человека на какое-нибудь королевство?" Это была шутка, но она перешла в Россию к моим недоброжелателям и послужила им орудием против меня. Это я знаю наверное".
Кажется, мудрено было из этой шутки составить что-нибудь: но зависть из паутины вьет канаты! Это я испытал на себе.
Другой анекдот хотя известен, но я не могу умолчать о нем, потому что он мне всегда приходит на ум, когда я вспоминаю о Наполеоне. За большим обедом в Эрфурте, на котором присутствовали все владетельные особы, зашла речь о знаменитой золотой булле, незабвенном памятнике средних веков. Хотели знать настоящее время, год и число этого акта, и князь Примас привел их неверно. Наполеон поправил ошибку, и сказал точно год и число издания буллы. Все стали изъявлять удивление, что Наполеон среди столь важных занятий помнит числа, превозносили всеобъемлющий его гений, а он прехладнокровно сказал: «Когда я был подпоручиком….» Все изумились, замолчали и не смели поднять глаз. Наполеон, заметив это, нарочно повторил фразу, но уже с изменением: "Когда я имел честь быть подпоручиком, и стоял в Гренобле, я жил возле книжной лавки, и прочел несколько раз все книги, которые в ней были, а потому и неудивительно, что, имея хорошую память, я помню числа".
Этот человек, который имел честь быть подпоручиком, и потом подчинил своей власти народ, сокрушивший законный престол, и наконец раздавал по своей воле престолы, без сомнения, был великий муж, что ни говорили бы о нем его неприятели!
Если б меня в то время спросили, что я думаю о байоннских
ГЛАВА III
Граф Буксгевден просит увольнения от звания главнокомандующего. – Положение обеих армий перед началом военных действий. – Граф Клингспор сдает начальство генералу Клеркеру. – Наступательные действия русских войск. – Неудача генерала Тучкова I при штурме Индесальмских дефилей. – Смерть князя Петра Петровича Долгорукова и его характеристика. – Граф Каменский идет вперед. – Знаменитый обход графа Каменского при Калаиоки. – Ночное нападение Сандельса на лагерь генерала Тучкова I. – Барон Матвей Иванович фон-дер-Пален (ныне генерал от инфантерии, а тогда ротмистр), спасает наш авангард от истребления. – Новый блистательный подвиг Лейб-егерского батальона. – Переход графа Каменского через реку Пигаиоки. – Новая конвенция со шведами при Олькиоки, по которой генерал Клеркер уступает русским всю Финляндию до Торнео. – Перечень трудов и подвигов корпуса графа Каменского. – Отъезд графа Каменского в Петербург и прощание его с подчиненными. – Перечень моих воспоминаний о перенесенных трудах и нуждах в этом походе. – Отравление. – Соединение с корпусом генерала Тучкова I в Лиминго. – Известие о смерти Лопатинского. – Вступление в Улеаборг. – Приятная жизнь в этом городе, после военных трудов. – Военные анекдоты. – Воспоминание о храбром Голешеве. – Смерть Вильбоа и Штакельберга. – Весъ-гом. – Благородное обхождение с пленными в обеих армиях. – Две ужасные сцены, которых я был свидетелем. – Капитан Фукс и его саволакские драгуны. – Возвратный поход в Петербург. – Опасность, которой я подвергался в Нейшлоте. – Характеристика графа Ф.И.Т…го, прозванного Американцем. – Несчастная дуэль и смерть А…ра И…ча Н…на. – Наше торжественное вступление в Петербург. – Результаты кампании 1808 года.
Граф Буксгевден не изменил, однако ж, своему неуступчивому характеру. Получив повеление разорвать перемирие, он подал прошение об увольнении его от звания главнокомандующего, а между тем приказал начать военные действия в исполнение высочайшей воли и вопреки своей.
Во время перемирия граф Клингспор, получивший чин фельдмаршала за поверхность, одержанную над слабым отрядом Тучкова, а потом Раевского, возвратился в Стокгольм, сдав начальство над войском генералу Клеркеру, также престарелому теоретику. Граф Клингспор намеревался убедить короля к заключению мира, представив ему невозможность удержать Финляндию. Хотя в конвенции о перемирии и положено было, чтоб в обеих армиях не передвигать войск, но обе стороны не соблюдали этого условия. К генералу Клеркеру пришло до 3000 человек подкрепления, и он поддержал Сандельса, стоявшего в крепкой позиции у Индесальми. Из нашего корпуса (графа Каменского) пошли на подкрепление Тучкову в Куопио 3-й Егерский полк, Азовский мушкетерский и батальон Низовского мушкетерского полка. К Тучкову же посланы батальоны Преображенского и Измайловского полков, пришедшие из Петербурга с графом Строгановым. К корпусу графа Каменского примкнула бригада генерала Тучкова 3-го, состоявшая из Бресткого и Вильманстрандского мушкетерских полков. На берегу в тылу корпуса графа Каменского расставили полки: Тульский – в Нюкарлеби, Половецкий – в Вазе, Рязанский – в Христиненштадте. Эти полки, отданные под начальство князя Д.В.Голицына, должны были в крайнем случае составлять резерв графа Каменского.
Граф Буксгевден старался по возможности запастись продовольствием: повсюду были разосланы комиссионеры покупать у жителей, что только можно было достать, а между тем сильные команды фуражировали на большом расстоянии, забирая насильно, что можно было взять: скот, хлеб, вино и даже огородные овощи, и выдавая расписки, по которым обещано уплачивать наличными деньгами. Но при этих усиленных средствах все же нельзя было собрать столько продовольствия, сколько было нужно, а огромные транспорты, высылаемые из Петербурга, не доходили к нам из-за распутицы. Однако ж, надлежало действовать, и граф Буксгевден обратился к прежнему своему плану, а именно: графу Каменскому приказал теснить графа Клеркера, как прежде теснил он графа Клингспора, а генералу Тучкову 1-му в соединении с князем Долгоруковым, начальником Сердобольского отряда, принудить Сандельса отступить от Линдулакса для соединения с армией Клеркера, и потом действовать во фланге шведам, угрожая отрезать их от Улеаборга.