Воспоминания
Шрифт:
Ваш Нестор».
На сей раз товарищ Щусь прибыл к воротам. Вскорости вернулась и вторая наша разведка, которая принесла сведения о численности неприятеля – те же, что и крестьяне, и первая разведка. Но о месте его расположения сведения теперь были более точные. Противник расположился на церковной площади, а его штаб во дворе Совета.
– Носятся слухи, – донесли мне разведчики, – что неприятель ожидает подкрепления из села Покровского (14 верст от Дибривок).
– Ага, – говорил я тогда своим друзьям, – противник думает окружить лес и уничтожить нас в нем.
Когда мы говорили
Командиры раздвоились в своих мнениях об этом моем предложении. Товарищ же Щусь решительно высказался против, считая мое предложение чуть ли не безумием.
Я, помню, ответил ему, что и я лично считаю свое предложение безумием, но безумием нужным и выполнимым для революционеров. И, не ожидая на это ответа товарища Щуся, я тут же обратился ко всем вооруженным бойцам и присутствующим возле нас крестьянам с речью, в которой без всяких ораторских красот, просто, как всегда мне приходилось выступать перед крестьянской массой, я подчеркнул, что некоторые из товарищей колеблются совершить налет на наших убийц. Я же лично считаю, что они не поняли всю ту глубину моего предложения, которая лишь со стороны и лишь позже может быть понята. Я считаю, что для меня, полного сил и энергии для борьбы с палачами революции, для меня при сложившихся условиях лучше умереть в неравной, но решительной схватке с этими палачами на глазах терзаемого ими трудового народа и этой своей смертью показать народу, как крестьянские революционные сыны умирают за свою и его, трудового народа, свободу, чем сидеть в лесу и ожидать, пока придут буржуазные сынки и наемные убийцы и уничтожат нас.
С главными положениями речи согласились и многие крестьяне, убежавшие из села в лес и группировавшиеся возле нас. Вооруженным одиночкам повстанцам и товарищу Щусю ничего не оставалось больше делать, как только или сейчас же подкрепить чем-либо новым свое несогласие и уйти от нас, или же целиком принять мое предложение, принятое почти всеми, и активно принять участие в обсуждении технических сторон дела.
Щусь был искренним и прямым борцом за народ. Он не мог отойти от нас. И он в конце концов согласился на налет.
Тогда все присутствующие вооруженные и невооруженные крестьяне заявили мне: «Мы с вами, товарищ Махно!»
И вот здесь-то, на полянке Дибривского леса, я впервые от всех присутствующих крестьян услыхал:
– Отныне ты наш украинский Батько, и мы умрем вместе с тобою. Веди нас в село против врага!
Нужно было быть революционером анархической ориентации, чтобы не увлечься и не пасть перед тем, чем тебя по наивности, но с открытой душою, честно и с глубокой верой масса тружеников награждала. Кажется, я таковым был. Кажется, все мои действия подтверждают это…
Мы, инициаторы и организаторы, быстро обменялись мыслями о том, кто из нас, с какими силами
Глава VIII
Дибривский бой. Роль дибривских крестьян в нем. Последствия этого боя
Итак, налет на вступившие в село контрреволюционные войска мы сделаем теми силами, которые были выбраны Каретником, Марченко и Лютым из всего нашего объединенного отряда. А Щусь частью отряда окажет нам помощь с совершенно неподозреваемой неприятелем стороны, и налет закончится с полным успехом. Так представлял я себе его результаты, не скрывая этого перед всеми бойцами в последнюю минуту раздела их на две группы и прощания друг с другом.
Товарищ Каретник был угрюм, но определенно соглашался с этим тоже. И наконец товарищ Щусь, уходя от нас, сказал мне:
– А дело наше все-таки будет выиграно! Я вижу это по настроению товарищей повстанцев.
– Ваше мнение, товарищ Щусь, меня очень радует, – ответил я ему, и мы разошлись: товарищ Щусь в одном направлении, а я с главными силами в другом. В группе, шедшей со мною, было два пулемета «люйса». Это для уличного боя тоже было хорошо.
– Пулеметы, бомбы, винтовки с хорошим запасом пуль– все это хорошо, а вот людей-то маловато, – сказал мне теперь только Семен Каретник.
На это я ему ничего не ответил. Мы рассыпались цепью и шли вместе с бойцами через дворы, перелезая, часто с затруднением, через заборы и загаты (соломенные загороди), теперь уже молча, в направлении расположения неприятеля. На пути, чуть не в каждом квартале, на улице или во дворах, нас встречали крестьяне и крестьянки сами или подсылали своих взрослых детей и говорили нам сквозь слезы:
– Куда ви идете, пx, ворогiв ваших, багато. Ви загинете…
Но никто из нас не смущался. Мы были уже все в роли непреклонных мстителей и только просили крестьян:
– Если вы боитесь за нашу судьбу, то оставьте нас в покое, не внушайте нам тревоги!
А сами, скрепя сердце и заглушая в себе все тревожные мысли, шли все вперед и вперед.
Таким образом мы достигли предпоследней улицы от площади, где стояли сознательные и бессознательные наши враги. В это время со стороны одна из крестьянок подскочила к нам и крикнула, указывая на бегущую сзади нас женщину, которая, крадучись от нас, старалась проскочить вперед на ту же площадь:
– Задержите, задержите эту женщину скорее! Это любовница одного из вартовых. Она бежит сообщить ему, что вы наступаете!..
Не видя, что делается впереди, и я, и Каретник, и ряд шедших за нами других товарищей бросились в погоню за этой женщиной. С трудом нагнали ее. Но она уже начала кричать:
– Банды Щуся наступают! Банды Щуся недалеко наступают!..
Товарищ Марченко не сдержал себя и ударил ее по голове револьвером. Я крикнул друзьям:
– Завяжите ей рот и тащите к отряду!