Восстание Спартака
Шрифт:
Вот Луций Корнелий Сулла Счастливый Любимец Венеры, именно так он приказал именовать себя в официальных документах. Пожизненный, вопреки всем законам Рима, диктатор. Дважды войска этого полководца входили в Рим в боевом строю. В памяти сограждан надолго останутся кровавые расправы с противниками Суллы, доносы, конфискации. И все же статуя Суллы простоит на форуме вплоть до диктатуры Цезаря.
И, наконец, Гай Юлий Цезарь — звезда, затмившая целые созвездия на небосводе римских веков. Он вздыхает о том, что не совершил ничего славного в том возрасте, когда уже умер Александр, он готов быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Его жизнь — череда вырванных у судьбы триумфов. Он творит скандалы и чудеса. Он — плоть от плоти своей эпохи, дерзкий разрушитель и созидатель, чья гениальность делает его почти провидцем.
История Рима, непосредственно предшествующая восстанию Спартака, богата потрясениями настолько, что само восстание на этом фоне отнюдь не выглядит взрывом. Помимо внутриполитических потрясений, связанных с ожесточенной борьбой за землю, возглавляемой братьями Гракхами и продолженной Апулеем Сатурнином и Ливием Друзом, Рим вел бесконечные внешние
Неспокойно было и в самой Италии. «Союзники» — италийские племена марсов, самнитов, эквов, привлекавшиеся для несения службы в римской армии, — не имели прав римского гражданства, что означало ущемление в политическом и экономическом положении. Сражаясь за Рим, то есть выполняя главную обязанность гражданина, они не имели права участвовать в управлении государством, получать земельные наделы, их можно было продавать в рабство. Начиная с середины II века, разными политическими деятелями поднимался вопрос о наделении союзников гражданскими правами, и всякий раз он повисал в воздухе: слишком неоднозначным для римлян было его решение, ведь они должны были предоставить право управлять собственным государством народам, некогда бывшим противниками Рима. В 91 году началась Союзническая война, одна из самых кровопролитных во всей римской истории. Италики издавна служили в римской армии и были прекрасно осведомлены о ее организации и принципах ведения военных действий. Военные действия шли с переменным успехом, ни одному из противников не удавалось достичь решительного перевеса. Война была закончена только в 88 году после того, как римляне приняли закон, по которому право римского гражданства давалось всем италийским общинам, в двухмесячный срок сложившим оружие. Так закончилась эта удивительная война, в которой победители вынуждены были удовлетворить требования побежденных, но не успела она закончиться, как Рим оказался перед лицом новой смуты. Историки античности не находили иных истоков гражданской войны, вспыхнувшей в Риме в начале 80-х годов, кроме личной неприязни двух римских полководцев: Гая Мария, семикратного консула, победителя Югурты, тевтонов и кимвров, и его квестора, легата, а затем соперника Луция Корнелия Суллы, после победы над Марием прибавившего к своему имени титулы Счастливый и Любимец Венеры.
Дважды в ходе этой братоубийственной войны Рим брали с боем римские же войска. Победа Суллы ознаменовалась кровавыми гонениями на сторонников Мария. Террор был введен в систему. Регулярно обнародовались списки граждан, подлежавших смерти — проскрипции. Процветало доносительство, Сулла требовал, чтоб в составлении проскрипций принимал участие Сенат. Сводили счеты с врагами, а поскольку имущество проскрибированных конфисковалось в казну, а затем распродавалось с аукционов, людей вносили в списки, польстившись на их богатство. Весь ужас того безжалостного времени — в истории Квинта Аврелия, которую Плутарх поместил в биографию Суллы: «Придя на форум, он стал читать список и, найдя там свое имя, промолвил: “Горе мне! За мною гонится мое альбанское поместье!” Он не ушел далеко, кто-то бросился следом и прирезал его». Террор обрушивался на целые племени и города. Особенно пострадали Самний (самниты оказывали деятельную поддержку Марию) и Этрурия. Многие города этих областей были опустошены, лишены части своих земель, которые Сулла раздавал своим ветеранам. В 79 году он неожиданно для всех отказался от власти, сделав свое отречение настоящим общественным вызовом (некоторое время после отречения он посещал форум как частное лицо, выражая готовность дать отчет в своих действиях любому, кто захочет), затем удалился в свое имение, где вскоре скончался.
Сразу после его смерти консул 78 года Марк Эмилий Лепид выступил с предложением вернуть народным трибунам права, значительно урезанные сулланским законодательством, амнистировать проскрибированных и вернуть им имущество. После того, как Сенат отклонил эти предложение, Лепид, посланный во главе армии усмирять восставший этрусский город Фезулы, у жителей которого земли были отобраны Суллой в пользу своих ветеранов, присоединил свою армию к восставшим, и снова римляне обратили оружие против римлян. Решительный бой произошел в 77 году на Марсовом поле, под стенами Рима. Лепид проиграл его и бежал в Этрурию, а затем на остров Сардинию, где умер. Но народные волнения далеко еще не подошли к концу, «бунташный век» только разворачивался.
Таков был Рим, куда привезли на продажу Спартака, и где он через некоторое время очутился в гладиаторской школе Лентула Батиата в городе Капуе.
Гладиаторы
В специальной литературе указывалось, что гладиаторские бои как часть погребального ритуала римляне переняли у этрусков. Это утверждение основывалось на свидетельстве раннехристианского писателя Тертуллиана «О зрелищах», который прямо заявляет, что практику игр римляне переняли от этрусков, которые, в свою очередь, получили их от лидийцев. При этом он связывает название страны «Lydia» с наименованием этрусских актеров «ludii» и сценических игр «ludi scaenici». Однако среди множества изображений, оставшихся от этрусков, нет ни одного, которое можно отождествить с гладиаторскими боями. С другой стороны, среди фресок, датированных IV веком до н. э., которыми был украшен некрополь кампанского
Изначально гладиаторские бои были частью погребального ритуала. На это указывает применявшийся к ним латинский термин munus («подношение», «обязанность»), что позволяло трактовать их как жертвоприношение с целью умилостивить души усопших. Однако чисто спортивные правила, которыми руководствовались устроители гладиаторских игр, начиная с первых дошедших до нас упоминаний, показывает, как мало осталось в этом обряде религиозного смысла. Фактически это был уже не религиозный, а светский ритуал, предназначенный не мертвым, а живым. Он призван был продемонстрировать состоятельность семьи, значимость усопшего, память которого устроитель чтит столь торжественной и дорогостоящей церемонией. Лишь в силу устоявшейся традиции формальным поводом для устроения гладиаторских игр оставалось погребение усопшего родственника.
Первые засвидетельствованные источниками гладиаторские игры в Риме были организованы в 264 году до н. э. сыновьями Брута Перы. Сражались всего три пары гладиаторов, но уже в 216 г. на погребальных празднествах в честь Марка Эмилия Лепида выступало 22 пары. Зрелище быстро сделалось популярным, и здесь во имя восстановления исторической справедливости следует сделать отступление.
Гладиаторские бои долгое время были одиозной приметой римской культуры, благодаря которой Рим помимо эпитетов «Золотой» и «Вечный» заслужил еще один — «Жестокий». Исследователи римской истории и культуры или спешат «отречься» от гладиаторства, указывая на него как на примету общества не цивилизованного, а «упаднического, с гнусным народом» (Л. Фридлэндер), или пытаются оправдать римлян, указывая на сходные атрибуты нашей современной цивилизации: профессиональный бокс, боевые единоборства, в конце концов, потоки крови, льющиеся с киноэкранов. Допустим, сравнивать гладиаторов с профессиональными боксерами нельзя. Во-первых, последние не имеют и десятой доли популярности, какая выпадала на долю гладиаторов, в этом смысле составить аналогию гладиаторам могут разве что звезды экрана. Во-вторых, в Риме имелся и прямой аналог боксеров — кулачные бойцы, тоже очень любимые, и все же не могущие тягаться с гладиаторами в популярности. Рассуждения же о степени цивилизованности того или иного общества и вовсе утратили всякую актуальность. Попробуем просто взглянуть на гладиаторские бои глазами самих римлян.
Чем объяснить ошеломительную популярность гладиаторов? Популярность действительно огромную, если учесть бесконечное количество фресок, мозаик, барельефов, посвященных гладиаторам и гладиаторским боям, предметов быта, украшенных изображениями гладиаторов, упоминаний в стихах, письмах, даже сонниках. Можно сказать, что тема гладиаторских боев пронизывала все римское общество. Попытаемся понять, чем были для него гладиаторы.
Во времена Республики (а здесь мы рассматриваем только их) контингент гладиаторских школ формировался главным образом за счет рабов и — в меньшей степени — осужденных преступников, хотя уже тогда среди гладиаторов были и свободные. Тит Ливий пишет о боях, устроенных Сципионом около 206 г. до н. э. в Испании: «Гладиаторы были не такие, каких обычно набирают ланисты: не купленные на рынке рабы и не те свободные, что торгуют своей кровью». Участие в гладиаторских боях считалось наказанием и наказанием позорным, которому даже рабов нельзя было подвергать без достаточного основания (Тертуллиан в своем трактате «О зрелищах» пишет о том, что изначально гладиаторами были преступники и нерадивые рабы). Впрочем, во время кризиса Римской республики, когда нарушались законы и более важные, это правило склонны были обходить. Ланисты приобретали товар для своей школы на невольничьих рынках, где выбор был значительно больше. С рынка продавали военнопленных, представлявших интересный материал для ланист. Например в ходе войн Рима с царем Понта Митридатом в Риме оказалось множество рабов-фракийцев, слывших в античности едва ли не эталоном храбрости и физической силы. Эти люди попадали в гладиаторские школы, разумеется, безо всякой вины, тем не менее, в общественном сознании прочно закрепилось представление о гладиаторах, как о преступниках. В республиканское время слово «гладиатор» не только характеризовало квалификацию раба, но было эмоциональным эпитетом, таким же как «шлюха» или «жулик». Характеризуя моральный облик Катилины, Цицерон говорит, что нет в Италии такого «отравителя, гладиатора, бандита, разбойника, убийцы, подделывателя завещаний» и т. д., который не назвал бы Катилину своим другом. Гладиаторы, таким образом, поставлены в один ряд с разбойниками и убийцами. Именно этим, а вовсе не страхом перед вооруженными рабами, объясняются усиленные меры охраны гладиаторских школ. Отношение римлян к гладиаторам было тождественно нашему отношению к закоренелым преступникам, это была смесь страха, ненависти и презрения. В этом отношении присутствует вполне доступная нам логика. Раб, которого ланиста покупал на рынке, наверняка не имел никакой квалификации и вряд ли отличался примерным поведением. Смирные рабы не нужны были на арене, где требовалась, напротив, агрессивность, желание сражаться. Так что римляне отчасти были правы, предполагая во всех без исключения гладиаторах преступную сущность.
Страх и презрение, которые как по волшебству отступали, когда гладиатор выходил на арену. Возвращаясь к изображениям гладиаторов в римском прикладном искусстве, надо отметить один примечательный факт. Гладиаторов всегда изображали во время выступления на арене или в боевом вооружении, но никогда во время тренировок или на отдыхе у себя в школе. Можно подумать, что эта сторона жизни гладиаторов римских художников совершенно не интересовала. Ничего удивительно, ведь в школе жил и тренировался преступник, к которому не испытывали ничего, кроме презрения, и который был не достоин воплощения в искусстве. Кем же становился гладиатор, выходя на арену?