Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)
Шрифт:
Его уже ищут. Этики заберут его в Туманный Замок, которого он так стремился достичь, а обитатели Севьерии будут потом удивляться, что заставило их внезапно заснуть на час-другой.
У него нет времени, чтобы вернуться в хижину и разбудить остальных. Если он протянет время, то окажется в западне.
Бартон повернул к Реке, бросился в воду и поплыл к другому берегу, скрытому в сумраке ночи в полутора милях впереди. Но он не успел удалиться и на сорок ярдов, как ощутил, что над ним нависло огромное, массивное тело. Он перевернулся на спину и уставился вверх. Сначала он увидел только мягкий блеск
Итак, у Них есть средства, чтобы видеть ночью на большом расстоянии и находить во время полета нужные им объекты.
Он приподнял голову из воды и ощутил на лице движение воздуха. Аппарат снижался.
— Вы, шакалы! — крикнул он, грозя кулаком. — Вы меня не получите! Никогда!
Он нырнул и резко пошел в глубину. Вода стала холоднее, барабанные перепонки пронзила острая боль. Его глаза были открыты, но он не видел ничего. Внезапно вода словно толкнула его в спину, и он понял, что этот перепад давления вызван огромным телом, погрузившимся в Реку.
Воздушный аппарат следовал за ним по пятам!
Теперь у него оставался лишь один выход. Пусть Им достанется его мертвое тело — и ничего больше! Он может снова ускользнуть от Них и очнуться где-то на берегах Реки, перехитрить Их, нанести свой ответный удар!
Он открыл рот и глубоко вдохнул воду.
Железный обруч перехватил его горло. Только огромным усилием воли он удержался от того, чтобы вновь не сомкнуть губы... не сопротивляться леденящему прикосновению смерти... Разумом он понимал, что будет жив снова, но клетки его тела не знали этого, не хотели знать. В этот последний момент они цеплялись за жизнь со всей силой древнего инстинкта; сейчас для них не существовало будущего. И они исторгали из его горла, сжатого тисками удушья, вопль отчаяния.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Йааааххх!
Крик поднял его с травы, словно подброшенного трамплином. Сейчас, в отличие от своего первого пробуждения, он не ощущал ни слабости, ни замешательства; он знал, чего ожидать. Он должен воскреснуть на травянистом берегу Реки, около грейл-стоуна. Так и произошло; но он не был готов к тому, что окажется прямо в толчее битвы — битвы, которую вели гиганты.
Его первым побуждением было найти оружие. Рядом с ним находилась только чаша, что неизменно сопутствовала каждому воскрешению, да стопка разноцветных покрывал. Он сделал один шаг и замер в ожидании, крепко сжимая ручку чаши. Если потребуется, он сможет использовать ее в качестве оружия. Чаша была легкой, но твердой; прочность ее превосходила всякое воображение.
Бартон огляделся. Похоже, эти чудовищные создания способны махать дубинами весь день без устали.
Большинство из них было, как минимум, восьмифутового роста, некоторые достигали девяти; ширина их массивных плеч, покрытых буграми мышц, составляла не меньше ярда. Тела великанов походили на человеческие, их белую кожу покрывала растительность — рыжеватая или бурая. Они не казались такими мохнатыми, как гориллы
Но лица их выглядели непохожими на человеческие, искаженные напряжением борьбы, они напоминали оскаленные морды рычащих от ярости зверей. Низкие лбы переходили в мощные выступы надбровной кости, нависавшей подобно козырьку над глазами и сливавшейся с выпирающими вперед скулами. Хотя глаза не уступали размером человеческим, они, окруженные почти замкнутым в форме буквы «О» костяным выступом, казались крошечными на широких лицах. Невообразимой величины носы гигантов делали их похожими на собакоголовых обезьян.
При других обстоятельствах эти существа, несомненно восхитили бы и заинтересовали Бартона. Но не теперь. Утробный рев, исходивший из грудных клеток гориллоподобных размеров, напоминал львиный рык; чудовищные зубы были такой длины, что кадьякский медведь дважды подумал бы, прежде чем связываться с такой добычей. В кулаках, не уступавших по величине голове Бартона, они сжимали каменные топоры и дубины, подобные длинным и толстым оглоблям. Они размахивали своим оружием, и каждый удар по телу противника сопровождался треском ломающихся костей — словно раскалывалась дубовая колода. Иногда, правда, от удара ломалась дубина.
У Бартона было только одно мгновение, чтобы оглядеться по сторонам. Солнечный диск тут лишь наполовину поднимался над зубцами горных вершин на противоположном берегу Реки, тускло освещая местность. Воздух был гораздо холоднее, чем в любом другом месте долины — кроме, пожалуй, самых высоких предгорий, куда Бартону удавалось забираться в своих безуспешных попытках достигнуть вершины скалистого хребта. Он попытался прикинуть угол подъема солнца, но тут...
Один из победителей, только что уложивший врага ударом топора, огляделся вокруг в поисках нового противника — и увидел Бартона.
Глаза гиганта расширились. Какое-то время он казался удивленным или обескураженным; вероятно, ему никогда раньше не попадались подобные существа. Если это и было так, то удивление его длилось недолго. Гигант взревел, перепрыгнул через тело своего поверженного врага и бросился к Бартону, размахивая топором, которым можно было уложить слона.
Крепко сжав ручку чаши, Бартон пустился бежать. Потеря серого цилиндра тоже означала смерть. Без чаши он либо погибнет от истощения, либо будет вести полуголодное существование, перебиваясь рыбой и побегами бамбука.
Ему почти удалось уйти. Он стремительно проскользнул в щель между телами двух гигантов, вцепившихся друг другу в плечи; каждый из них старался бросить противника наземь. Он увернулся от израненного великана, отступавшего под градом яростных ударов палицы врага. Он уже ринулся к открытому пространству равнины — но тут оба борца свалились почти прямо на него.
Он реагировал достаточно быстро и успел выскользнуть из-под падающих тел, но рука одного из гигантов задела его левую щиколотку. Удар был так силен, что вогнал ногу в землю; он упал вперед, закричав от дикой боли. Его нога, очевидно, была сломана, мышцы и сухожилия — порваны.