Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

Андерсон Пол Уильям

— Я не побегу от них, — сказал Один, — потому что, давая клятву, ты отказалась от их помощи. А теперь отдай мне ребенка!

Он оттолкнул женщину и положил младенца на сгиб свободной руки. Фреда выбралась из постели и бросилась ему в ноги.

— Чего ты хочешь от него? — прорыдала она. — Что ты с ним сделаешь?

Ночной странник ответил словно из безбрежных далей:

— Его ждет судьба великая и страшная, ибо игра между Асами, йотунами и новыми богами еще не закончилась. Тирфинг по-прежнему сверкает на шахматной доске мира, Тор сломал его, чтобы он не подсек корней Иггдрасила [23] . Потом я достал его и отдал Скафлоку, ибо Болверк, который один во всех Девяти

Мирах мог снова его отковать, никогда не сделал бы этого для Аса или альва. Меч этот был нужен для отпора троллям, которым втайне помогал Утгард-Локи, чтобы народ, дружественный врагам богов, не захватил Эльфхейма. Но Скафлок не сможет оставить Тирфинг себе, потому что он не пожелает уничтожить всех троллей. На это никогда не пойдут йотуны; в таком случае они вступят в борьбу между альвами и троллями. Тогда и богам пришлось бы выступить против ледяных гигантов, и конец света стал бы совсем близок. Поэтому Скафлок должен погибнуть. Много лет ткал я сеть, благодаря которой этот мальчик был рожден и попал мне в руки. Однажды он возьмет в руки Тирфинг и будет носить его до конца жизни.

23

В скандинавской мифологии вечнозеленый ясень, поддерживающий Вселенную.

— Скафлок должен умереть? — Фреда схватила его за ноги. — И он тоже? О нет, нет!

— А зачем ему жить дальше? — холодно спросил Один.

— Если бы ты отправилась в Альвгейт, куда он стремится, и сложила то, что разбилось в тот день возле кургана Орма, он с радостью отложил бы заколдованный меч и остался бы в живых. А теперь он погибнет — Тирфинг убьет его.

И Дикий Охотник ушел. Заиграл его рог, псы залаяли и завыли, копыта простучали и стихли вдали. Единственными звуками остались свист ветра, рев моря и плач Фреды.

XXVII

Вальгард стоял на самой высокой башне Альвгейта и наблюдал за сбором войск противника. Он стоял неподвижно, как скала, со скрещенными на груди руками и застывшим лицом, на котором жили только глаза. Рядом с ним стояли другие вожди гарнизона троллей и рассеянной армии, укрывшейся в последней и самой мощной из захваченных крепостей. Были они усталы и угнетены, многие ослабели от ран, и все со страхом смотрели на войско Эльфхейма.

Справа от Вальгарда стояла Лея, сверкая в лунном свете, вливавшемся сквозь незастекленные окна. Холодный ветер развевал ее одежду и волосы, на губах альвини играла легкая улыбка, а глаза таинственно блестели.

За стенами Альвгейта, на белых от инея и лунного сияния холмах расположилась армия альвов. Бряцали мечи, звенели кольчуги, играли горны, кони звучно били копытами по замерзшей земле. Щиты отражали снопы лунного света, а наконечники копий и лезвия топоров сверкали под звездами. Альвы устраивали лагерь. Кольцо палаток и костров окружало замок. Тут и там наблюдатели замечали смутные фигуры воинов.

Среди холмов громко простучали колеса, и показалась боевая колесница, сверкающая почти так же ярко, как солнце. Огоньки пробегали по косам на ее ступицах. Колесницу тянули четыре крупные белые лошади, потряхивающие головами и фыркающие, словно ветер в ущелье во время бури. Вооруженный копьем воин, стоящий рядом с возницей, возвышался над остальными воинами. Ветер развевал его темные кудри, окаймлявшие величественное, но угрюмое лицо. Глаза его горели внутренним светом.

Какой-то тролль неуверенно произнес:

— Это Луг Длиннорукий. Он водил против нас Туата Де Данаан и косил нас, как траву. Шотландские вороны покрыли землю, как черный плащ, слишком сытые, чтобы летать. Не спаслось даже сотни наших.

Вальгард по прежнему молчал.

Одетый в серебристую кольчугу и красный плащ Огненное Копье объезжал стены замка. Его красивое лицо выражало насмешку, но жестокую. Он поднял вверх пику, словно хотел пронзить ею звезды.

— Он командовал изгнанниками, —

буркнул другой тролль. — Их стрелы летели отовсюду. Они нападали на нас ночью, оставляя трупы и пепелища.

Вальгард не шелохнулся.

В бухте Альвгейта корабли троллей еще тлели или лежали разбитые на берегу. Длинные корабли альвов стояли на якорях, посверкивая щитами и оружием.

— Этими драккарами, которые отнял у нас Мананаан Мак Лир, командует Флам с Оркнейских островов, — хрипло заметил какой-то воин. — На морях уже нет наших кораблей, только один прорвался, чтобы сообщить, что альвы грабят и жгут берега Троллхейма.

Вальгард стоял, словно высеченный из темного камня.

На берегу моря альвы начали ставить палатку больших размеров, чем все остальные. К ней подъехал какой-то воин на чудовищно большом черном коне и вонзил в землю свой стяг-копье, с острия которого скалила зубы голова Иллреде. Мертвые глаза смотрели прямо на укрывшихся в башне соплеменников.

Какой-то тролль произнес срывающимся голосом;

— Это их предводитель, Скафлок, прозванный Смертным. Никто не может устоять против него. Он гнал нас на север как стадо овец, убивая без жалости. Меч, которым он владеет, рубит камень и металл, словно это тонкая ткань. Непонятно, человек ли он, адский ли демон.

Вальгард вздохнул.

— Я знаю его, — тихо произнес он. — И хочу убить.

— Ты не сможешь, господин. Его оружие…

— Молчать! — Вальгард повернулся, ожег троллей взглядом и начал ругаться: — Глупцы, трусы, мерзавцы! Пусть каждый, кто боится сражаться, выйдет к этому мяснику! Это не спасет вас, но вы хоть умрете быстро.

Что касается меня, я собираюсь разгромить его здесь, в Альвгейте.

Он заговорил голосом, громыхающим, как боевая колесница:

— Это последний оплот троллей в Британии. Мы понятия не имеем, как пали остальные, наши отступающие солдаты видели лишь развевающиеся над ними знамена альвов. Но все мы знаем, что в этом замке, никогда не бравшемся штурмом, собралось больше солдат, чем у наших врагов. Он защищен от колдовства и прямого штурма, мы можем потерять его только из-за своей трусости. — Он поднял большой топор, с которым никогда не расставался, и продолжал: — Сегодня ночью они разобьют лагерь и не сделают ничего больше. Скоро рассвет, и только на следующую ночь смогут они начать осаду и, вероятно, пойдут на штурм. Если они будут штурмовать Альвгейт, мы отбросим их от стен и сделаем вылазку. Если же нет, атакуем их сами, имея за спиной крепость, в которую сможем отступить, если дела пойдут плохо. — Вальгард оскалил зубы в улыбке: — Но, думаю, мы их победим. Нас больше, и любой сильнее противника в рукопашной схватке. Мы со Скафлоком найдем друг друга в битве, потому что не выносим один другого. Тогда я убью его и добуду победный меч.

Он умолк, а какой-то вельможа из Шотландии спросил:

— А как быть с сидами?

— Они тоже не всемогущи, — огрызнулся Вальгард, — Когда мы накосим столько альвов, чтобы доказать всем и каждому, что их дело проиграно, сиды сами запросят мира. Тогда Англия станет провинцией Троллхейма, защищающей родину от атаки, а мы будем собирать силы, чтобы снова выступить против короля альвов.

Он взглянул с башни в мертвые глаза Иллреде.

— А я, — закончил Вальгард, — сяду на твой трон. Хотя зачем? Зачем все это?

Спустя какое-то время после того, как стих жуткий ночной шум, один из дружинников набрался смелости, покинул ложе, зажег светильник от тлеющих углей очага и пошел взглянуть, что творится во дворе Торкела, сына Эрленда. Он нашел открытой дверь в комнату Фреды, дочери Орма, ее саму, лежащую на пороге без сознания, и всю в крови. Ребенок исчез. Воин занес девушку внутрь. Фреда бредила в лихорадке, выкрикивая такие вещи, что вызванный к ней священник только покачал головой и перекрестился. Никто не находил смысла в ее словах. В следующие дни она дважды пыталась убежать, но каждый раз кто-нибудь замечал ее и приводил обратно. У женщины не хватало сил сопротивляться.