Восставший из ада. Ночной народ

Баркер Клайв

От этих визитов ее охватывало странное чувство вины, она старалась держаться от комнаты подальше, когда Рори был дома. Но это не всегда получалось. Иногда ноги несли ее туда помимо воли.

Так случилось и в ту субботу, в день крови.

Джулия наблюдала за тем, как Рори чистит кухонную дверь, стамеской снимая несколько слоев краски вокруг петель, когда неожиданно почувствовала призыв комнаты. Довольная тем, что Рори занят как никогда, она пошла наверх.

Там было прохладнее, чем обычно, чему Джулия только обрадовалась. Прикоснулась рукой к стене, а потом приложила

холодную ладонь ко лбу.

– Бесполезно, – пробормотала она про себя, воображая мужчину за работой внизу. Она не любила его; и он сам не любил ее, если не считать безрассудной страсти, которая охватывала Рори, когда он видел красивое лицо Джулии. Он окаменел в своем собственном мире; а она страдала здесь, вдалеке от мужа.

Порыв ветра ударил в заднюю дверь на первом этаже. Джулия услышала, как та с шумом захлопнулась.

От грохота Рори отвлекся. Лезвие соскользнуло и глубоко вонзилось ему в большой палец на левой руке. Он вскрикнул, когда обильно потекла кровь. Стамеска упала на пол.

– Проклятье!!!

Джулия услышала крик, но ничего не сделала. Вынырнув на поверхность из меланхолического оцепенения, она слишком поздно поняла, что Рори уже поднимается по лестнице. Нашаривая ключ, пытаясь найти предлог, который бы оправдывал ее присутствие в комнате, она встала, но он уже подошел к двери, пересек порог и ринулся к ней, неуклюже зажимая левую руку правой. Кровь шла ручьем. Она скапливалась у него между пальцами, текла по предплечью, пятная голые доски внизу.

– Ты что наделал? – спросила она его.

– А на что это похоже? – ответил Рори, скрипя зубами. – Порезался.

Его лицо и шея стали цвета оконной замазки. Джулия уже видела такое: как-то Рори упал в обморок при виде собственной крови.

– Сделай что-нибудь, – слабо промямлил он.

– Порез глубокий?

– Я не знаю! – заорал Рори. – И смотреть не хочу.

Он так нелеп, подумала Джулия, но сейчас не время давать волю презрению, которое она чувствовала. Вместо этого она взяла его израненную руку в свою и, когда он отвернулся, убрала ладонь с пореза. Тот оказался внушительным и все еще обильно кровоточил. Кровь шла темная, глубинная.

– Похоже, лучше отвезти тебя в больницу, – сказала Джулия.

– Ты можешь прикрыть рану? – спросил он, в его голосе уже не слышалось гнева.

– Да, надо достать чистый бинт. Пошли…

– Нет, – он покачал головой, лицо у него уже было пепельного цвета. – Если я сделаю хоть шаг, то в обморок упаду.

– Тогда оставайся здесь, – успокоила мужа Джулия. – С тобой ничего не случится.

Не найдя в ванной бинтов, способных остановить кровотечение, она нашла пару чистых платков в ящике Рори и пошла обратно в комнату. Он уже прислонился к стене, его кожа блестела от пота. Рори весь перемазался в собственной крови; ее острый аромат висел в воздухе.

По-прежнему тихо убеждая мужа, что он не умрет от пятисантиметрового пореза, Джулия обернула платок вокруг его руки, перевязала вторым, а потом сопроводила Рори, дрожащего, как осиновый лист, вниз по лестнице (ступенька за ступенькой, как ребенка) и к машине.

В госпитале

они час прождали в очереди, прежде чем Рори осмотрели и зашили. Оглядываясь назад, Джулия с трудом могла понять, что было комичнее: его слабость или чрезмерность последующей признательности. Когда от него уже начало тошнить, она сказала, что ей не нужно благодарностей, и это было правдой.

Она не хотела ничего, чтобы он мог ей предложить, за исключением, возможно, его отсутствия.

4

– Это ты вымыл пол в сырой комнате? – спросила она Рори на следующий день. Они называли то помещение «сырой комнатой» с самого первого воскресенья, хотя не нашли и следа гнили от потолка до плинтуса.

Рори оторвался от журнала. Серые мешки набрякли у него под глазами. По его словам, он плохо спал. Порезанный палец и кошмары о смерти. Она же, с другой стороны, спала как ребенок.

– Что ты сказала? – спросил он.

– Пол… На полу была кровь. Ты ее вымыл.

Он покачал головой, спокойно ответив:

– Нет, – и вернулся к журналу.

– Ну, я тоже ничего не убирала.

Рори самодовольно улыбнулся:

– Ты – идеальная домохозяйка. Ты даже не знаешь, когда убираешься по дому.

Так вопрос и закрылся. Рори, по-видимому, обрадовался мысли, что она тихо сходит с ума.

У Джулии же, с другой стороны, появилось странное предчувствие, что вскоре она узнает ответ.

Четыре

1

Кирсти ненавидела вечеринки. Вечно приходилось лепить улыбку поверх паники; толковать чьи-то взгляды; и самое худшее, разговаривать. Она не могла сказать миру ничего интересного, в этом Кирсти уже давно убедилась. Уж слишком много видела остекленевших глаз и самых нелепых средств, известных человечеству, чтобы выбраться из скучной компании, от фраз вроде «Извините, мне надо повидаться с бухгалтером» до того, что один мужчина слишком много выпил и потерял сознание, рухнув ей под ноги.

Но Рори настоял, чтобы она пришла на новоселье. Всего несколько самых близких друзей, так он обещал. Кирсти сказала «да», прекрасно понимая, какой сценарий ее ждет, если она откажется. Останется киснуть дома, варится в самобичевании, проклинать собственную трусость и думать о милом лице Рори.

Впрочем, вечер оказался не такой уж мукой. Пришло девять гостей, всех она, пусть и отдаленно, знала, потому все пошло проще. Они не ждали, что она станет звездой вечеринки, а потому ей надо было лишь кивать и смеяться, когда нужно. А Рори – со все еще забинтованной рукой – был в ударе и кипел от простодушного дружелюбия. Она даже задумалась, не строит ли Нэвилл – один из коллег Рори по работе – ей глазки из-за очков, и позже это подозрение подтвердилось, когда в разгар вечера он подрулил к ней и поинтересовался, интересуется ли она разведением кошек. Кирсти сказала, что нет, но она не против нового опыта. Он, кажется, обрадовался, и под таким слабым предлогом всю ночь поил ее коктейлями. Уже к половине двенадцатого она опьянела, но чувствовала себя превосходно, срываясь на хихиканье от самых обычных замечаний.