Восставший против Неба
Шрифт:
Тильво в сопровождении стражника прошёл по внутреннему двору, поднялся по ступенькам и прошёл длинным коридором-галереей, стены которого покрывали выцветшие от времени знамёна и гобелены. Чем ближе они приближались к пиршественному залу, тем громче становились смех и голоса. Стражник остановился у входа в зал и сказал:
— Ну, входи, чего стоишь.
Зал был освещён множеством факелов. Отблески пламени переливались на развешанных по стенам доспехах и оружии. Когда певец вошёл в круг света, пирующие немного поутихли.
Тильво сразу распознал хозяина замка. Он сидел в конце длинного стола, заставленного огромным количеством блюд и кувшинов. Увидев такое обилие еды, певец сглотнул голодную слюну и обратился взором
— Можешь начинать, певец.
И Тильво заиграл. Он сразу почувствовал, что хотят услышать собравшиеся в зале. Сначала он спел несколько известных везде кабацких песен. Затем затянул длинную и очень нудную, как ему самому казалось, балладу «Рыцарь Освольд и волшебный кубок». Пирующие хорошо знали её и слушали вполуха, переговариваясь друг с другом. Наконец хозяин жестом остановил певца и, подозвав слугу, велел подать певцу чашу вина.
Тильво ничего не ел с самого утра, когда дожевал остатки краюхи хлеба и последнее яблоко, поэтому вино мгновенно ударило ему в голову. Осушив внушительных размеров серебряную чашу, он поклонился и по обычаю произнёс: «Спасибо хозяину за вино, за кров над головой и что не выгнал меня долой». Хозяин улыбнулся, что тоже было частью ритуала. А затем Тильво совершенно не к месту сказал: «И за чашу спасибо». Улыбка мгновенно пропала с лица хозяина, потому как после таких слов чашу он больше не увидит. Зал окутала тишина; пока чей-то пьяный голос не произнёс: «За щедрость хозяина пьём!»
Пирующие ответили восторженными возгласами, и лишь хозяин улыбался через силу, жалея о чаше.
Тильво счёл за лучшее убраться из замка. Господа такие шутки редко забывают. Так что пока не отняли подарок, нужно было искать ночлег в другом месте.
Уже почти стемнело, когда Тильво вышел из ворот замка и побрёл вдоль опушки леса куда глаза глядят. Неожиданно среди деревьев певец заметил отблески костра. Кто-то, так же как и он, не нашёл себе приюта в эту ночь.
У костра мог сидеть кто угодно, начиная от таких же, как Тильво, бродяг, циркачей или певцов и кончая разбойниками. Поэтому Тильво решил не идти к костру напрямик, а зайти со стороны и посмотреть на тех, кто сидит у огня. Он забрал влево, немного углубился в лес и, прячась среди деревьев, стал тихо подкрадываться к костру. У костра сидело двое. «Что ж, даже если это разбойники, то двое — это не так страшно», — подумал Тильво. Свет от костра освещал силуэты людей, и, судя по всему, между ними шла оживлённая дискуссия. Но до певца долетали лишь обрывки слов, и он решил подобраться совсем близко. Затаившись невдалеке, он разглядел двоих не молодых мужчин в просторных балахонах. При первом же взгляде Тильво стало ясно, что это посвящённые. Тут ему стало совсем интересно: никто, кроме самих посвящённых, не знал, о чём они говорят между собой. Тильво выпала поистине уникальная возможность. Он затаился за толстым стволом и стал слушать.
— …А ночь была тогда очень тёплая, не то что сегодня. И мы, прижимаясь к друг другу в страстных объятиях, пошли с ней на сеновал. Если бы ты знал, какие у неё… — Посвящённый от удовольствия пригладил свою роскошную бороду.
— Ну, продолжай, чего замолчал, — раздался нетерпеливый голос второго посвящённого.
Тильво зажал ладонью рот, едва сдерживаясь от смеха. «Так вот, оказывается, на какие философские темы беседуют самые мудрые этого мира». В этот момент тот посвящённый, что рассказывал о своих любовных похождениях, словно уловил мысли Тильво. Он насторожился и начал озираться по сторонам.
— Иеронимус, рассказывай дальше!
— Подожди, светлый, мне кажется, что мы здесь не одни и нашу, так сказать, конфиденциальную беседу кто-то подслушивает.
— Да что
— Нет, я явно чувствую чьё-то присутствие.
При этом Иеронимус сделал плавный жест рукой, и у него на ладони засветился маленький, но очень яркий белый огонёк Он слегка дунул на него, и огонёк легко, словно пушинка, полетел и остановился возле дерева, за которым стоял Тильво. Это был очень умный ход: огонёк расположился таким манером, что сразу стала видна тень певца.
— Вот видишь, а ты мне не верил. Выходи, кто бы ты ни был, незнакомец.
Тильво покорно, правда без лишней робости, вышел к костру. Про посвящённых в то время ходило множество всяких ужасных слухов. Кто-то утверждал, что они проводят жуткие опыты над детьми, а кто-то полушёпотом рассказывал своему собутыльнику, будто бы для того, чтобы стать одним из посвящённых, необходимо выпить кровь десяти девственниц. Но Тильво никогда серьёзно не воспринимал подобные разговоры. Как можно рассуждать о подобных вещах, когда у тебя над головой всё время висит чудовище? С другой стороны, посвящённые действительно были народом беспринципным и несколько вспыльчивым. И шуток, чужих, они тоже, как правило, не понимали. Поэтому Тильво постарался скорчить самую серьёзную мину, на которую только был способен, и почтительно поклонился.
— А! Певец! — улыбнулись оба, заметив на плече Тильво чехол с дайлой. — Это совсем другое дело.
— Музыка — это тоже своего рода Сила, только гораздо тоньше и прекраснее, — проговорил тот, что рассказывал о своих любовных похождениях. — Что ж, добро пожаловать в нашу компанию. Только зачем нужно было стоять и подслушивать наш философский диспут? Ты и так, наверное, ничего не понял, — сказал посвящённый и гордо задрал свой длинный нос.
— Отчего же, кое-что я понял, про сеновал, например. — При этих словах Тильво ехидно ухмыльнулся. Почему-то ему совершенно не было страшно.
Если бы был день, то Тильво без труда смог бы рассмотреть лёгкий румянец на щеках посвящённых.
— Но, простите, я вовсе не хотел подслушивать вашу сверхмудрую беседу. Просто я не знал, кто может меня ожидать у костра, и поэтому решил сначала приглядеться.
— Да что уж теперь. Ты ведь, наверное, не из того рода тёмной деревенщины, которая по кабакам распускает про нас всякие немыслимые слухи. Да, в не котором роде мы действительно странные люди. Хотя это все из-за нашего чрезмерного увлечения своим ремеслом. Не можем мы без Силы, как ты без музыки. Но иногда, признаться, и нам хочется поговорить о чем-нибудь совсем уж простом. Ведь мы такие же, как и все остальные, только с талантом, как ты, например, с музыкальным. А у нас талант — чувствовать и управлять Силой. А все человеческое, как и тебе, нам не чуждо. Однако пора представиться: меня зовут Иеронимус, я посвящённый круга тени, а мой молчаливый друг — Бротемериус — он, наоборот, посвящённый круга света. А как зовут тебя?
— Меня зовут Тильво. Просто Тильво. И больше ничего. Я бродячий певец.
Посвящённые почтительно закивали своими бородатыми головами. При ярком свете костра Тильво теперь смог гораздо лучше рассмотреть своих новых знакомых. Из-за длинных бород определить их возраст было достаточно сложно. Однако у Бротемериуса была основательно тронутая сединой борода, тогда как у Иеронимуса седина имелась только на самом кончике бороды. Хотя седина далеко не показатель, но всё же видно, что светлый старше. У него под глазами залегли целыми горстями морщины, а кожа на лице напоминала смятый кусок пергамента, так что тёмный казался по сравнению с ним моложе. У этого почти не было морщин, а глаза, в отличие от грустных и глубоких глаз Бротемериуса, будто бы всё время чему-то улыбались. Хотя возраст у посвящённых — не то, что у людей. С помощью Силы они могут поддерживать в себе жизнь аж до трехсот лет. По крайней мере так говорят обычные люди.