Восточная война
Шрифт:
Это не согласие своих же боевых товарищей больше всего и тяготило личного посланника, который буквально во всём ощущал скрытое противоречие своим идеям и действиям. Конечно, будучи умным и дальновидным человеком, Ардатов по прибытию в Севастополь не стал заниматься таким глупым делом как перетягивание каната для выявления кто самый главный среди местных командиров. Он полностью отдал армию и флот на откуп князю Меньшикову и вице-адмиралу Корнилову, демонстративно не вмешиваясь в их дела с первого дня, своего пребывания в Севастополе.
Всё чем занимался Ардатов, это была подготовка главной базы русского флота к отражению
Поэтому, он всё свободное время внимательно изучал расположение бастионов и батарей города, а так же его окрестностей. Единственным человеком, на чьи плечи легла тяжесть по превращению фантазий приезжего сановника в реальность, был военный инженер Тотлебен присланный из Дунайской армии Горчаковым. Впрочем, Эдуард Иванович был только рад этому, так как в лице Ардатова он получил не только могучего союзника, но и горячего единомышленника.
Князь Меньшиков только скептически поморщился, когда Ардатов, потребовал начало немедленного строительства оборонительных укреплений не только на северной, но даже и на южной стороне Севастополя. Не будь граф личным посланником императора с особыми полномочиями, все предложения транш-майора Тотлебена так и остались бы на бумаге, в ожидании высадки вражеского десанта на крымской земле. Узнав, что государь придает особое значение обороне города, князь не посмел перечить Ардатову, что, впрочем, не помешало ему вдвое сократить требуемую помощь и в тот же день отписать царю бумагу, в которой выражал озабоченность действиями посланника. По твердому уверению Меньшикова, враг не посмеет высадиться в Крыму, а Ардатов развил ненужное строительство, только желая пустить пыль в глаза за счет казенных средств.
Другим поводом к столкновению со светлейшим князем, было требование Ардатова о выселении с побережья на время военных действий всех крымских татар как потенциальных сторонников противника, способных нанести удар в спину русским войскам.
С этим требованием Меньшиков был категорически не согласен, с пеной у рта доказывая Ардатову, что подобные действия только нанесут вред мирному сосуществованию в Крыму русских и татар.
– Вы, господин граф, плохо представляете себе к чему, приведет это выселение! Татары озлобятся на наше притеснение их прав и непременно ответят восстанием и жуткой резней в нашем тылу!
– пафосно вещал князь, давно привыкший к тому, что подчиненные должны относиться к его словам как к истине последней инстанции.
Светлейший князь не желал слушать ни одного возражения. И тогда последним аргументом в этом споре стал царский указ о принудительном выселении татар, которым Ардатов дальновидно запасся в Петербурге перед своим выездом и терпеливо держал под сукном. Против повеления императора, Меньшиков, конечно, не рискнул открыто выступать, но в отместку за это он спихнул его исполнение на самого Ардатова, который и без того был очень занят различными делами.
Главнокомандующий крымской армии очень надеялся, что петербургская выскочка сломает себе шею, угодив в им же вырытую яму, но Ардатов
Всем жителям побережья предписывалось в двухдневный срок покинуть свои жилища и переселиться к Бахчисараю и Перекопу. Ардатов специально подчеркнул, что отселение татар с побережья носит временный характер, и все они могут спокойно вернуться домой, как только военные действия закончатся.
– Всякий кто откажется выполнить волю государя, будет объявлен врагом и понесет наказание согласно законам военного времени - твердым голосом произнес Ардатов стоя перед татарами - Не в ваших интересах и не наших интересах доводить дело до крайностей и проливать кровь, тогда когда можно всё решить миром.
Собравшиеся в губернаторском доме посланники крымских поселений хмуро слушали статного московита, объявившего им волю белого царя. С какой радостью многие из них если бы не перерезали ему горло, то с радостью бы растоптали его ногами, как это делали их деды и прадеды в предыдущие века. Однако сегодня сила, как и правда, была не на их стороне. Глядя в решительное и твердое лицо царского вестника, они видели человека не привыкшего бросать слова на ветер и готового в любой момент доказать свои слова делом.
Будь сейчас у берегов Крыма англо-французская эскадра или был бы высажен на берег их десант, возможно бы татары повели себя совершенно иначе. Однако лорд Раглан со своей эскадрой был в далекой Варне, и старейшинам пришлось подчиниться силе русских штыков.
Переселение произошло без особых эксцессов к огромному разочарованию Меньшикова. Медленными вереницами, очищали татары прибрежную зону, уходя со своим скарбом к Бахчисараю, гоня впереди себя отары овец, верблюдов и лошадей. Отселение татар произошло по всему побережью Крыма, поскольку Ардатов видел два удобных места для высадки вражеского десанта, побережье Евпатории и Феодосии и граф не желал давать противнику ни одной лишней форы.
"Мера, предпринятая мною, государь, носит сугубо вынужденный характер. Очень даже может быть, что её положительные последствия проявятся не столь скоро и не в столь значимой степени, как того хотелось бы светлейшему князю Меньшикову. Однако, государь, все мои помыслы и усилия направлены не только на сохранение жизни русских солдат, а так же твоих мирных подданных, вне зависимости от веры исповедания. Ещё в Петербурге, настаивая на отселении крымчан, я полностью руководился утверждением великого римского императора Аврелиана, говорившего, что самые ужасные беды те, что с нами не случаются" - так писал Ардатов в одном из своих писем к Николаю, которые шли вслед за очередными гневными депешами Меньшикова.
В этом случае стоило отдать должное царю. Он полностью поддержал действия своего друга, написав князю всего три слова: "Я так желаю". Опытный паркетный лис моментально уловил всё недовольство императора и на некоторое время оставил Ардатова в покое. Он даже смолчал, когда Михаил Павлович приказал вывезти из Евпатории в Севастополь хранящиеся там хлебные запасы. Князь только записал это распоряжение Ардатова в особый кондуит, в котором он собирал все промахи и глупости, свершенные, по его мнению, посланником, для предъявления их государю в нужный момент.