Восточное наследство
Шрифт:
— Я не виновата, — продолжала Соня. — Как я могу не пустить в квартиру его сына?
— Ну и что? — заинтересовался Ерожин.
— Эдик приперся пьяный. Клянчил денег.
А утром выяснилось, что он упер у отца золотой портсигар и часы. Швейцарские, муж их очень любил… Они и там стоят кучу денег…
— Понятно. Сейчас же дай мне пистолет.
Откуда он у тебя?
— Папа подарил…
— Зачем?
— На всякий случай, когда поздно возвращаюсь… И вообще, — ответила Соня, и слезы снова закапали из ее темных глаз.
— Давай дальше, по порядку. — Ерожин приготовился слушать, но решение уже созрело.
— Я днем
Я стою, он меня не видит. — Соня всхлипнула, Ерожин достал платок и вытер Соне нос и глаза.
— С кем говорил муж?
— С этой ленинградской певичкой. Я слышу — он ей квартиру обещает купить! Во мне все поднялось. Я в ванную, пистолет у меня там в шкафу. Ну и все…
Зазвонил телефон. Соня, всхлипывая, сняла трубку.
— Это тебя… Вас.
Звонили Ерожину связисты. Дежурила сегодня Галя. Ерожин не стал вспоминать свое знакомство, а строго выслушал информацию.
Кадков говорил с Ленинградом…
— Принял, — ответил Ерожин и набрал райотдел. — Всеволод Никанорович, вы меня слышите? Я дело распутал. — Соня побледнела и вжалась в стул. — Мне нужен ордер на обыск, — продолжал Ерожин. — Записывайте, Кадков Эдуард Михайлович. У него надо отыскать золотой портсигар, швейцарские часы и дамский пистолет, принадлежавший супруге убитого. Все эти вещи исчезли. Сына Кадкова супруга убитого видела, когда возвращалась из магазина. Все.
В тот же вечер Эдика арестовали. Часы он успел продать, а золотой портсигар сохранил.
Портсигар нашли. Нашли и покупателя швейцарских часов. Вот только дамский пистолет Эдик успел выбросить. На следующее утро Соня на «Волге» мужа уехала в Москву.
Через неделю Ерожина вызвали в обком партии. Секретарь вручил ему грамоту, а коллеги Ерожина поздравили с повышением. Еще через неделю из министерства пришел запрос.
Майора Ерожина переводили в столицу.
День перед отъездом на новое место службы Ерожин провел с Ларисой. Девушка была так же хороша, но меньше шутила. Прощание с возлюбленным наводило на нее грусть…
5
Фатима лежала в темной комнате с закрытыми глазами, но уснуть не могла. После того, как ей исполнилось пятнадцать, Фатима боялась спать дома. На другой вечер после дня рождения, в тот вечер, когда ее в подъезде зажал Колька Скворцов, она пришла в свою комнату, что-то буркнув отцу, разделась и легла на розовую курпачу. Проснулась от ужаса.
В проеме двери в темноте кто-то стоял. Она не видела, но чувствовала тяжелый, страшный взгляд. Фатима закричала, закуталась в курпачу. Этот кто-то исчез. Она встала, зажгла свет. Дрожа от страха, оделась, закрыла дверь.
Приперла ее стулом. Так и просидела до утра, забившись в стеганную шелком вату. Наутро отец спросил:
— Ты что ночью кричала?
— Кто-то в дверях стоял. Я испугалась.
— Ты, случайно, дрянь, курить не начала?
Галлюцинации у тебя, — ответил Вахид, надел китель и ушел на работу.
После того случая Фатима перед тем, как лечь спать, придвигала к двери стул. Понемногу страх ночи забылся А три дня назад повторилась та же история. Но Фатима подготовилась. Под подушку она припрятала большой нож из кухни. Увидев в проеме двери фигуру, выхватила нож и бросилась вперед. Дверь перед ее носом захлопнулась. Фатима несколько раз ударила в дверь клинком, потом снова привалила ее стулом и расплакалась. Нервы не выдержали.
Сегодня
Фатима строила ему глазки, но гулять с Хачиком отказывалась… Ночь прошла спокойно. Утром она заварила чай и позавтракала с отцом.
За завтраком Вахид не сказал ни слова, а только косо поглядывал, прихлебывая чай.
Фатима проводила Вахида на работу, но в школу не пошла, а отправилась на базар. Проехав на автобусе зайцем до старого города, Фатима купила в киоске жвачку, развернула, кинула в рот и зашагала по пыльному проходу между глиняными крепостями узбекских жилищ. Геометрия высушенных солнцем белесых стен привела к базарной площади. Еще не доходя до базара, стали попадаться продавцы сладостей. Старый узбек сидел на корточках с попугаем на плече. Попугай мог вытащить бумажку с предсказанием судьбы. Прямо в пыли валялась гора кокандских арбузов. Тихая высохшая женщина с закрытым до носа лицом сидела возле арбузов с видом безнадежной покорности. Покупателей не было. Сегодня не базарный день, народу мало. Вот в четверг тут не протолкнуться.
Фатима миновала торговцев зеленью, прошла через хлебные ряды. По дороге стянула лепешку, вынула изо рта жвачку, завернула ее в обертку и зашагала, ломая лепешку и забрасывая по кусочку в рот. Проходя фрукты, украла сочную грушу. Сухая лепешка застревала в горле. Старый узбек, заметив воровство, покачал головой:
— Зачем так делаешь… Попроси, я сам дам.
Такой красивый девочка, так нехорошо делаешь.
Узбек принял Фатиму за русскую. Ее все незнакомые принимали за русскую. Рыжие волосы, зеленые глаза, белая кожа — узбечки такие не бывают… Фатима оглянулась, показала старику язык и грязно ругнулась на чистом узбекском. Продавец вытаращил глаза…
Миновав площадь с провиантом, Фатима через узкий проход в глиняных стенах попала на рынок, где торговали вещами. Вещи начинались с сапожных рядов. Мягкие узбекские сапожки без каблука на тонкой подошве из конской кожи Фатиму не интересовали. Такие сапожки узбечки в аулах носят с калошами.
Войлочные ковры Фатима также оставила без внимания. Эти ковры, толстые, как валенки, с зигзагами красного, желтого и зеленого, несли в своем орнаменте вековой народный символ, европейцу неведомый. Фатима немного знала об этом, но народного творчества терпеть не могла. Она шла к месту, где торговали заграничными шмотками. Вдоль глинобитного забора в глубокую белую пыль колесами вросли грузовые лавки. В сплошь завешанных кофтами, плащами, юбками, джинсами возвышениях трудно разглядеть обыкновенный грузовой автомобиль. Фатима направилась к автолавке с обувью. Итальянскими моделями торговал молодой армянин со щеточкой усов под носом и маслеными глазами.
Фатима попросила померить светлые серые туфли на высоком узком каблуке. Армянин открыл коробку:
— Давай помогу. На такую ножку любой туфель сесть рад. — Армянин попробовал прихватить Фатиму за коленку, но девочка фыркнула, и армянин решил удовлетвориться только торговым интересом. Фатима померила и черные блестящие туфли на мощном каблуке, которые теперь начали входить в моду, потом зеленые…
— Может, у тебя денег мало, красавица? — спросил продавец, подавая следующую пару. — Ты скажи только слово, я тебе любые туфли подарю. Немного меня полюби и все…