Восток — дело тонкое: Исповедь разведчика

Сопряков Вадим Николаевич

Наши соотечественники, да и люди во всем мире, хорошо знают Зорге, Абеля, Филби. Рихард Зорге работал в Японии, был арестован и казнен. Звание Героя Советского Союза он получил гораздо позже своей смерти. Рудольф Абель работал в США, был арестован, а затем его обменяли, и он вернулся на Родину. Ким Филби был англичанином, активно работал против США и Англии в интересах своей новой Родины, избежав ареста, выехал в Советский Союз. Мы знаем этих достойнейших людей лишь потому, что противник обнаружил их деятельность. И произошло это то ли в силу рокового стечения обстоятельств, то ли из-за предательства или риска, на который они пошли вполне сознательно, понимая, как

важны были для Центра добываемые ими сведения.

Таковы уже парадоксы профессии разведчика. Чтобы стать знаменитым, «надо» засветиться. О других, тех, кому с профессиональной точки зрения повезло больше, — они остались нераскрытыми, — как правило, мало кто знает и у нас и, естественно, у них за бугром.

О наших дорогих Анри и Аните знает узкий круг лиц, как правило связанных с нашей нелегальной разведкой.

А какие это замечательные, добрые и отзывчивые люди. Головы их уже припорошил иней седины, а глаза у них все те же — молодые и лучистые. Георгий Андреевич — по-настоящему героическая личность, а в жизни скромный, застенчивый и спокойный человек. Наши сограждане, встречая их на улицах Москвы, не обращают на них никакого внимания, а ведь они гордость нации. Живут бывшие нелегалы в небольшой московской квартире, тихо, спокойно, не ждут ни от кого никаких особых почестей. У них нет даже дачи под Москвой.

Как-то я, узнав, что Георгий Андреевич любит летом выезжать за город на природу, но не может делать этого часто из-за отсутствия личного транспорта, предложил ему содействие в приобретении автомашины. В те времена было еще очень трудно, даже имея честные деньги, купить автомашину. Георгий Андреевич стал отказываться, но я чувствовал, что идея ему понравилась. Я составил письмо в хозяйственное управление КГБ, подписал его у начальника нелегальной разведки и отправился в путь. В письме я указал, что мы просим выделить машину для Героя Советского Союза. В КГБ в те времена Героев было негусто, как говорится, раз-два, и обчелся. Я был уверен, что мое письмо произведет нужное впечатление на хозяйственников. Но меня подвела, как всегда, наивность. Заместитель начальника управления, равнодушно повертев бумагу в руках и зачем-то заглянув даже на обратную сторону листа, промолвил, что поставит на очередь. Делать ничего не оставалось, как ждать.

Прошел месяц, другой, сдвигов не было. И тогда я ринулся в бой. Я вновь появился в хозяйственном ведомстве и попросился на прием к начальнику управления. Меня стали уверять, что по этим вопросам принимает только заместитель, я же настаивал на встрече с начальником и добился своего. После этого вопрос решился быстрее.

И как было приятно видеть Георгия Андреевича за рулем своей «Волги». Довольна была и его жена. Теперь они были мобильны и могли наслаждаться прекрасными подмосковными местами.

Заканчивая эту главу, хотел бы еще раз подчеркнуть — кто же это такой нелегал-разведчик? Это человек, примеривший на себя чужую биографию, национальность, психологию, интеллект, образ жизни, язык, стиль мышления, культуру, привычки, историческую память, существующие законы, обычаи… и оставшийся тем, кем он был до этого часа, — верным солдатом Отечества, ради защиты которого он добровольно и бескорыстно взялся за тяжелую и опасную работу, равную подвигу.

У меня на всю жизнь осталось большое удовлетворение от работы в нелегальной разведке, громадное уважение ко всем товарищам и соратникам по этому тяжелому ремеслу и особенно, конечно, к нашим разведчикам-нелегалам — золотому фонду нашей разведки. Они и есть истинные герои Отечества нашего.

Сыны отечества

Николай

Кузнецов, Рихард Зорге, Дмитрий Быстролетов, Рудольф Абель — эти и не менее известные имена многих других наших разведчиков уже давно стали легендой. Выбрав однажды свою судьбу, они оставались верными своему делу до конца. Вся их жизнь — это постоянный риск, подчас риск смертельный, потому что работа их была героической. Несли все они свою неимоверно тяжелую ношу, не думая о наградах, почестях, славе, потому что принадлежали к совершенно особому роду людей — разведчикам, или, как с легкой руки журналистов их называют, солдатам «незримого» фронта.

Всем названным выше разведчикам, можно сказать, повезло. Они получили, кто после смерти, кто еще при жизни, всемирную известность и народное признание. И это справедливо. Высшая честь им и слава! Вечная память! Подвиг их во имя народов Советского Союза и всех миролюбивых стран неоценим. Но я хочу сказать о тех, чьи деяния во имя Отечества остались лишь в донесениях и сводках Центру. Их немало. Уверен, когда-нибудь и их имена будут произнесены вслух и молодежь будет знать — делать жизнь с кого. Моя книга посвящается недавно ушедшему из жизни советскому военному разведчику Ляхтерову Николаю Григорьевичу.

Мое знакомство с Николаем Григорьевичем состоялось зимой 1955 года, когда я находился в отпуске в Москве.

В его дом меня привел мой сокурсник по Ленинградскому военно-морскому училищу Николай Голубятников. В то время Николай Григорьевич Ляхтеров служил в Генеральном штабе Министерства обороны СССР. Уже много позже я более подробно узнал историю жизни этого замечательного человека — талантливого военного разведчика.

Родился Николай Григорьевич 22 апреля 1905 года в Белоруссии, в городе Могилеве, в русской крестьянской бедной семье. Отец его, Григорий Васильевич, часто болел и в мае 1918 года умер. Семья была большая. Мать работала прачкой. Старший брат в депо. На Рождество 1917 года он был схвачен жандармами и изувечен ими лишь за то, что в кругу ребят пустил сигнальную ракету. Его обвинили в шпионаже. Маленькому Николаю тоже не повезло.

Учась в реальном училище, он часто видел царя Николая II и наследника. Царская ставка в те дни размещалась в Могилеве, и учеников регулярно привлекали на официальные торжества по случаю встречи с царствующей семьей Романовых. В 1917 году в Крещение молодой Ляхтеров пострадал во время очередной встречи народа с Николаем Вторым. Конный жандарм, стремясь оттеснить толпу с пути следования царя, наехал на школьников, и конь задним копытом раздробил Николаю пальцы правой ноги.

Когда умер старший брат, Николаю — четырнадцатилетнему парнишке — пришлось работать в депо ремонтником по 12 часов в сутки. Затем его перевели в военизированную охрану железнодорожной станции Могилев.

Летом 1922 года он добровольно вступил в ряды Красной Армии и прослужил Отечеству более 40 лет, в партию он вступил в январе 1930 года.

В 1923 году Николай Григорьевич успешно окончил пехотные курсы и служил в 31-м стрелковом полку 1-й Ленинградской дивизии. В 1925 году окончил курсы нической маскировки при Инженерной академии и возвратился в свой полк. В 1926–1928 годах он учился и с отличием окончил Киевскую школу командиров, был направлен в 12-й стрелковый полк 4-й стрелковой дивизии командиром роты одногодичников. В 1930–1932 годах — курсовой командир и командир роты курсантов Ленинградской авиатехнической школы. Затем в 1936 году Николай Григорьевич окончил по первому разряду специальный факультет Военной академии имени Фрунзе. Изучал немецкий и французский языки.