Восторг
Шрифт:
Когда Эд, наконец, заговорил, его голос был хриплым, легкие другого ангела все еще были больше сосредоточены на восстановлении уровня кислорода от удара в яйца, чем на возможности спорить:
– Ты думаешь, Девина… это сделала, потому что это тебе поможет?
– Не в этом дело, – покачал головой Джим. – Ты не станешь вносить коррективы в эту игру…
– О, так я теперь мудила, потому что пытался помочь…
– Мне нужно знать, что она делает.
Эд уселся на задницу и потер лицо.
–
– Если я не могу тебе доверять, то не знаю, что будет со мной дальше.
– А если она заберется тебе в голову, мы лишимся и тебя, и Эдди.
Соревнование в логике вытянуло из воздуха последние следы эмоций, оставляя вездесущее истощение, которое, очевидно, было коллективным.
– Черт подери, – выдохнул Джим, садясь рядом с парнем.
– Хорошо описывает все происходящее.
Джим вытащил свои «Мальборо». Пачка была скомкана, пара сигарет сломана пополам и, таким образом, испорчена. Но Джим нашел, по крайней мере, одну достаточно целую, чтобы ее можно было прикурить.
Зажегши ее, он посмотрел туда, где трахались Эд с официанткой. Слабость, которую он почувствовал в те мгновения, была лишь еще одной причиной ненавидеть врага.
Эдриан осмотрелся.
– Эдди так же поступил бы с рунами.
– Нет, он бы этого не сделал.
Глаза Эда вновь стали суровыми:
– Ты знал его всего несколько недель. Поверь мне… он делал все необходимое при данных обстоятельствах, и все, связанное с Сисси Бартен, – твоя ахиллесова пята.
– Сокрытие информации…
– Давай уже бросим это…
– … приравнивается к преступлению для таких, как мы с тобой.
– … и вернемся к работе.
Когда терпение вновь подошло к концу, словно относительные кастрюльки вернулись на проклятые плиты, Джим выругался. Вот в чем проблема, когда Эдди нет рядом. Некому задавать тон, называть их дураками и возвращать к работе.
Нет голоса разума.
И Эд в чем-то был прав. Джим несколько одержим Сисси, и Девина достаточно умна, чтобы знать это. Но, проведя на поле боя годы, Джим научился ценить информацию не меньше своих способностей – информация всегда была лучшим оружием и сильнейшим щитом, которым можно укрыться от врага. Зная его мысли и действия, местоположение и приемы, можно составить стратегию.
– В этой игре немного твердой поверхности, – сказал Джим спустя какое-то время. – Я сражаюсь на песке против врага, каблуками утвердившегося на бетоне. Дерьмо уже кучей сложено вокруг нас, и если ты его отфильтровываешь, то это еще одна вещь, о которой я должен волноваться.
Эдриан посмотрел на него со смертельно серьезным выражением лица.
– Я не пытался обмануть тебя. Честно.
Джим выругался на выдохе.
– Я тебе верю.
– Больше
– Хорошо.
Впоследствии, хоть они и не обнялись, Джим решил, что они могут наградить себя золотыми медалями: этот спор прошел гораздо лучше того, что произошел у дороги. Тогда Эдди пришлось с трудом разнять их. Похоже, у них прогресс.
– Последний вопрос.
– Давай, – оглянулся Эдриан.
– Что там было написано?
Повисла тишина, и Джим не счел это хорошим знаком. Да уж… если кто-то вроде Эда действительно подбирал слова, это чертовски плохой знак.
– Ты хочешь выиграть? – требовательно спросил другой ангел. – Я говорю не только об этом раунде. А о всей проклятой войне.
Джим прищурился.
– Да. Хочу.
Иисусе, понял Джим, он на самом деле хотел победить.
– Тогда не проси меня переводить. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Повисла напряженная тишина, в течение которой Джим оценивал своего напарника: боже, Эдриан смотрел ему прямо в глаза без каких-либо увиливаний, все в этом большом теле неподвижно, будто он молился услышать верный ответ.
Дерьмо, жгучее желание узнать детали было худшим вариантом несварения желудка… но сложно спорить со смертельной серьезностью другого ангела.
– Ладно, – хрипло сказал Джим. – Справедливо.
***
Наверху, в номере Матиаса на шестом этаже, Мэлс вольготно лежала на кровати, руки расслаблены, ноги непроизвольно подергивались, а разум мало что соображал.
Она чувствовала себя как после лучшей тренировки в спортзале, за которой следовал невероятный сеанс йоги, который, в свою очередь, завершился посещением спа, специализировавшегося на глубоком внутримышечном массаже и гребаной рефлексотерапии.
О, а еще она словно просидела в баре с мороженным и самообслуживанием, где есть горячий шоколад, сделанный из трюфелей «Lindt».
Блаженство. Истинное блаженство. Лучший секс в ее жизни, хотя секса как такового и не было…
Матиас свернулся на боку рядом с ней, его голова лежала на единственной подушке, что осталась на кровати, под ней – рука, на его жестком лице – небольшая самодовольная улыбка. Мэлс смотрела на него, и слезы наворачивались на глаза. Он был так щедр, не просил ничего взамен, казалось, был удовлетворен тем, что доставлял ей удовольствие.
– Что не так? – тихо спросил Матиас, смахивая слезу указательным пальцем. – Я навредил тебе?
– Нет, Боже, нет… я просто… – Было сложно объяснить, чтобы не заставить его чувствовать себя неполноценным… и это последнее, чего ей хотелось после всего, что он сделал для нее. – Думаю, просто эмоции.
– Чушь. Ты знаешь, что это. – Его голос был ровным, руки уверенными, когда он убирал волосы с ее лица. – И ты можешь мне рассказать.
– Я не хочу разрушать момент, – ответила Мэлс, слегка хныкнув. – Все было идеально.