Вот идет цивилизация
Шрифт:
И у нее не было прыщей.
Картера разозлило, как быстро ему пришлось опустить взгляд. Но смотреть на нее было все равно что на слепящий прожектор.
– Посмотри на меня, Дороти! – кричали дети. – Видишь? Я прыгаю! Видишь, как высоко я прыгаю?
– Давай поиграем в пятнашки, Дороти! – вопили они. – В пятнашки! Выбери, кому водить!
– Придумай новую игру, Дороти! Ты так здорово их придумываешь!
– Давай устроим пикник, эй, Дороти?
– Дороти, давай бегать наперегонки!
– Дороти,
– Дороти, давай прыгать через веревку!
– Дороти…
– Дороти…
– Дороти…
Как только она заговорила, все дети сразу же смолкли. Они перестали бегать, они перестали кричать, они перестали делать то, что делали до этого, и уставились на нее.
– Это славный человек, – сказала она. – Он поиграет с нами. Ведь поиграете, мистер?
– Нет, – сказал Картер. – Я бы не против, но боюсь, что…
– Он поиграет с нами в мяч, – невозмутимо продолжала она. – Смотрите, мистер. Вот мяч. Такой славный человек не откажется поиграть с нами.
Она зашагала к нему, держа в руках неизвестно откуда взявшийся мяч, и дети всей гурьбой бросились за ней.
Картер все еще подыскивал слова, с помощью которых мог бы объяснить, что в данный момент ему хочется не играть в мяч, а побеседовать с Дороти с глазу на глаз, разобраться, так сказать… Однако мяч вдруг полетел в его сторону, и он с удивлением обнаружил, что играет.
– Видишь ли, я обычно не… – бормотал он, ловя и бросая мяч, ловя и бросая его. – Сейчас мне не до того, но как-нибудь в другой раз…
В каком бы направлении он ни бросал мяч, сколько бы детских рук ни тянулось к нему, мяч всегда оказывался у Дороти, которая тут же швыряла его обратно Картеру.
– Эй, Дороти! – вопили дети. – Вот здорово!
– С удовольствием поиграю с вами, как только закончу свои… – Картеру приходилось нелегко, и он уже начал задыхаться.
– Эй, Дороти! Замечательная игра!
– Такой славный человек!
– Вот здорово!
Наконец Дороти забросила мяч вверх, и он исчез.
– Давайте поиграем в чехарду, – сказала она. – Вы ведь сыграете с нами в чехарду, мистер?
– Прошу прощения. – Тяжело дыша, Картер все же согнулся и уперся руками в колени, давая ей возможность перепрыгнуть через себя. – Я уже сто лет не играл в чехарду и не собираюсь… – Он побежал вперед, уперся руками в спину Дороти, перепрыгнул через нее и тут же снова наклонился в ожидании ее прыжка. – Мне чехарда никогда не нра…
Они играли в чехарду, пока у него не закружилась голова и при каждом вдохе не начало возникать ощущение, словно грудь рвут когтями.
Дороти грациозно уселась на землю; дети столпились вокруг, с обожанием глядя на нее.
– Теперь нам хочется послушать сказку. Пожалуйста, мистер, расскажите что-нибудь.
Картер яростно запротестовал, но его возражения
Где-то к концу последнего повествования Дороти исчезла. Однако дети остались, и Картер волей-неволей продолжил свой рассказ. Дети выглядели испуганными. Некоторые вздрагивали, другие вскрикивали и плакали.
За последние несколько минут заметно стемнело. Как только Картер закончил с Синей Бородой и без остановки протараторил: «Жил-поживал бедный, но честный дровосек, и было у него двое детей, которых звали Ганс и Гретель», по небу заскользило огромное черное облако и внезапно устремилось вниз, к ним.
Высунувшаяся оттуда ужасная ярко-красная рожа с огромным носом и блестящими белыми зубами взревела так громко, что земля задрожала. Потом рожа заскрежетала зубами – словно на складе с глиняной посудой загрохотал взрыв.
Дети вытаращили глаза, завопили и пустились бежать.
– Дороти! – кричали они. – Дороти, спаси нас! Это Злыдень! Спаси нас, Дороти, спаси нас! Дороти, где ты?
Картер рухнул на траву, наконец-то свободный от повинности сказочника, но полностью вымотавшийся. Он слишком устал, чтобы бежать; был слишком выбит из колеи, чтобы волноваться из-за того, что еще может с ним приключиться. Впервые за несколько последних часов тело, казалось, снова стало подчиняться его командам; однако в данный момент от этого было мало проку.
– Эй, Мак! – с нотками сочувствия произнес голос у него над головой. – Они тебя «достали», да?
Это была красная рожа из облака. Сейчас она выглядела вовсе не страшной, а просто озабоченной и даже пожалуй что дружелюбной. Затем она начала резко мельчать, пока не достигла обычных человеческих размеров. Теперь это было просто загорелое морщинистое лицо, с седой неопрятной отросшей за несколько дней щетиной, с носом в красных прожилках. Человек встал на корточки на краю облака и спрыгнул на землю с высоты около шести футов.
Он был далеко не молод, средней комплекции, в серых штанах из грубой ткани, коричневой рубашке навыпуск и поношенных, грязных брезентовых тапках на босу ногу, на одном из которых была дыра на подошве. В нем проглядывало что-то неуловимо знакомое; Картер подумал, что все бездельники похожи один на другого. Типичный тупой опустившийся отщепенец, из тех, кого принято называть «отбросами общества», но…
Это был взрослый человек.
Картер вскочил и с горячностью протянул ему руку. Рукопожатие было вялым, несмелым, с оттенком униженности; так, наверное, освободившийся из тюрьмы заключенный прощается со своим охранником.