Вот такие дела
Шрифт:
Подруга наградила её очередным выразительным взглядом и больше ничего не сказала.
Вот только в Москве, как оказалось, Ксению никто особо и не ждал. Она ходила на собеседования, её с интересом выслушивали, даже кофе поили, но ничего не обещали.
В какой-то момент подступило отчаяние. Работы не было, сбережения таяли, а так никто и не звонил. Ксения даже начала подумывать, что у неё самомнение зашкаливает. Не там она работу ищет, не там. Надо быть скромнее. Не по компаниям
От этого "попроще" хотелось впасть в истерику.
И когда она успела стать такой отъявленной карьеристкой?
Они оба не ждали и не искали встречи друг с другом. Год с собой боролись, прошлое от себя гнали, а оно само их настигло. И как обухом по голове.
В первый момент растерялись, да ещё на виду у всех, не понятно куда спрятать глаза, куда деть руки, как не уронить чашку... А потом Андрей всё-таки подошёл и присел к ней за столик. Помолчали, даже не смотрели друг на друга, словно малознакомые люди, и только сами знали, насколько тяжело им даётся близкое присутствие другого рядом.
Ни о чём не расспрашивали, подбирали слова, боясь, что всплывёт какая-то опасная тема. И разговор вскоре затух сам собой. Ксения сумбурно поздравила Карпова с повышением, а потом, без всякой задней мысли, рассказала о сегодняшнем собеседовании. Которое снова провалилось.
– Почему провалилось? Они что, дураки?
– Не бери в голову. Всё устроится. А может, в Европу вернусь. Там работы много...
Кидали друг на друга испытывающие взгляды, украдкой, когда другой не мог видеть, а потом Ксения поторопилась проститься. А Карпов смотрел на неё глазами побитой собаки, и она в какой-то момент не выдержала:
– У меня всё хорошо, Андрей. Живая и невредимая.
Он кивнул с печальной улыбкой. А уже вечером вдруг позвонил, и Ксении даже неудобно стало, - словно это само собой разумелось, что она по-прежнему живёт у родителей. Совсем не изменилась и не повзрослела.
– На прежнюю работу вернёшься?
– Нет.
– Ксюш, не дури. Давай встретимся и обсудим.
– Не надо меня жалеть, - прошипела она в трубку, стараясь, чтобы родители ничего не услышали.
– Я найду работу, я же сказала...
– Я верю. Но зачем её искать, если она есть? А если ты на мой счёт беспокоишься... Давай встретимся и всё обговорим, - повторил Карпов.
Она пошла. И на встречу, и обговаривать стала, и почему-то поверила его заверениям в том, что они друг другу совершенно не помешают, наоборот помогут, и почему-то поверила самой себе, что сможет рядом с ним и не сойдёт с ума от волнения и колотящегося болезненными скачками сердца.
– Мы с тобой взрослые, между нами
– И мы прекрасно знаем, что переступить через это не сможем.
– На языке крутился вопрос: "Правда, ведь не сможем, Ксюш?", но Андрей промолчал, понимал, что прозвучит это слишком жалко и не к месту.
– Вот и давай будем взрослыми. Я хочу, чтобы ты вернулась на работу, ты мне нужна...
– не к месту сбился, не к месту.
– Давай станем друзьями.
Она вскинула на него глаза, а Карпов кивнул, подтверждая свои слова.
– Да, друзьями. Ведь между нами и хорошее было. Много всего... Давай постараемся. Ты согласна?
Она молчала. Нервно облизала губы, окинула взглядом зал ресторана, скомкала в руках салфетку.
– Если ты не захочешь, мы даже не увидимся... Ограничимся пока только этим. Только по работе.
– Ты не обязан это делать для меня.
– Ну, положим, я не только для тебя это делаю, но и для себя. Где я ещё такого специалиста найду?
Она покачала головой.
– Я не уверена, что получится...
Он долго на неё смотрел. Ксения встретила этот взгляд и поняла, что он означает. Странно, что не покраснела, зато затылок заломило со страшной силой. Папа всегда жалуется на боль в затылке, когда у него давление подскакивает. И у неё, что ли? Хотя, после таких разговоров и взглядов, ничего удивительного.
– Не смотри так, ты сам всё сказал. И ты прав, мы не сможем... через это...
– Ненавидишь меня?
– тихо спросил он.
– Если бы ненавидела, не сидела бы сейчас здесь.
– Тогда попробуем?
Медлила всего секунду, потом кивнула. И тут же добавила:
– Но только попробуем.
На этом и порешили.
Не получалось долго. Прятались друг от друга, сворачивали в ненужный коридор, когда слышали голос другого за дверью, учились не смотреть, говорить без намёков, не реагировать на пристальные взгляды окружающих. Учились не вспоминать и не чувствовать. Без обид, без надежд.
Не замирать, когда он поднимает руку в обычном жесте, а тебя прожигает насквозь, когда вспоминаешь, как эта рука прикасалась к твоему телу.
Не сбиваться на полуслове, когда она улыбается такой знакомой улыбкой, только предназначенной не тебе.
Сколько месяцев они так жили? Пока не поняли, что это сумасшествие.
Когда-то они были влюблены друг в друга. Или им так казалось. Слишком много неприятностей из-за этого, слишком много измученных этим их странным чувством людей. Несколько ночей, воспоминания о которых до сих пор будоражили кровь. А иногда вызывали снисходительную улыбку.