Вовка из нашего класса

Третьяков Юрий Федорович

— Премии-то нет… Просто дадут звание «Лучшая газета»…

— Могу и так, — согласился Вовка. — Нельзя терпеть, чтоб наша газета была хуже. Мне раз один дядька сказал: «Вот энтузиаст!». Это когда мы снежную гору строили. И он верно сказал! Запасай листок побольше, а то больно он у тебя маленький! Не поместятся на нем все карикатуры, придется тебе внизу на отдельных листиках пририсовывать. Сколько будет всяких потешных случаев!

— Что ж ты — один все воюешь? — спросил Сашка.

— Я еще кого-нибудь подговорю! Ну,

я побежал!

— Только не болтай, — крикнул ему вслед Сашка, — а то смеяться будут!

— Ладно!

Мы с Сашкой еще немного поговорили, и вдруг слышим — во дворе шум и крики.

Мы выглянули в окно со своего второго этажа и увидели, что рядом с нами другое окно набито первачками из соседнего класса, а внизу у большого дерева молоденькая учительница держит за рукав Вовку. Тут же, на земле, лежит сломанный сухой сук.

Все первачки кричали разом:

— Анна Николаевна, он хотел к нам в окно влезть!

— Анна Николаевна, он нас пугал!

— Анна Николаевна, он кривлялся!

— Анна Николаевна…

Они заглушали слова учительницы, и только был слышен Вовкин пронзительный голос:

— … Нет, не нарочно!

— Физкультура…

— Укрепляет работоспособность…

— Физрук сказал…

— Не по деревьям, а вообще!..

— Я не кривлялся! Это вон тот кривлялся, вон — прячется! Мне так смешно стало, что сук обломился — и я упал!

— …Так обломился-то сухой! Если б зеленый, а то — сухой! Его все равно пилить! Я специально на такой и лез, думаю…

— Ерунда! Я не с таких падал… Я с колокольни…

— Нет, не вру! Когда там сыч пищал, я лазил по водосточной трубе его доставать.

— Чего ж хорошего? Даже тошнит, как больно!

— Конечно, не буду, особенно на сухие сучья…

Наконец учительница вернулась в класс, а Вовка подмигнул нам и, прихрамывая, вошел в подъезд.

— Вот тебе первый случай! — сказал он, заходя в класс. — Так и нарисуй: как залезал я на дерево, и как дразнил первачков, и как падал, и как вывихнул ногу… Это можно в нескольких карикатурах изобразить!

Сашка пожевал губами и помотал головой:

— Смешного тут мало…

— Как мало? — взвился Вовка. — Как мало? Разве этого мало? Чуть до смерти не убился, а ты говоришь — мало! В одном учебнике для старших классов есть даже картинка: орангутанг повис на дереве, зацепился передними руками и висит! Разве не смешно? Да любой художник, если б ему показать, как я летел с дерева, да как эти первачки с перепугу кричали и выли, он нарисовал бы такую картину, что все бы животы понадорвали!

— Нет, — качал головой Сашка, — Андрей Кондратьич скажет: человек упал, мог разбиться, это несчастный случай, над этим нельзя смеяться.

— А верно, — вдруг согласился Вовка. — Так он и скажет. Это я не додумал. Выходит, зря пострадал… Ну, ничего! Не горюй! Придется придумывать что-нибудь другое!

Весь следующий урок он думал, а как зазвенел

звонок, выскочил из класса и пропал. Вместе с ним пропал новенький ученик-верзила по кличке Емеля.

Уже начался урок, а их все не было. Минут через десять они открыли дверь и попросились войти.

— Вы где были?

— У директора. По случаю игры на рояле…

Я насилу дождался следующей перемены, и Вовка рассказал, что с ними случилось.

— Еще один случай прибавился! Самый сатирический! Первый сорт! Видел в общем зале рояль? Ну, вот. Я Емеле говорю: «Давай сейчас откроем крышку, я залезу внутрь, ты будешь играть, а я петь…» Как будто этот рояль играет и сам в то же время поет… Такой особый рояль! Вроде патефона! Емеля, хоть играть и не умеет, но как заиграл, а я запел «По долинам и по взгорьям…»

— Ну и что?

— Ну и все. А все остальное время мы у директора были. Поведение нам обоим снизят. Опять скажешь — не смешно? Вот Емеля свидетель, что даже сам директор, когда нас к нему привели, смеялся, И Андрей Кондратьич смеялся, а из первого класса учительница, которая на меня жаловаться пришла, даже журналом закрывалась. Да-а-а… Давно я уже у директора не был… С полгода.

— А здорово у него в кабинете, — ухмыльнулся Емеля. — Книги в шкафу! Я, пока там был, все заглавия через стекло перечитал… Все научные.

— Ну это что! — сказал Вовка. — Вот когда Клавдия Ивановна была директором, там аквариум стоял! А еще был директор до нее, у того — глобус громадный. Потому что он сам географию преподавал. Потом этот глобус… Глянь, сам Толька сюда плетется. Сейчас ко мне начнет придираться.

К нам подошел Толька, а с ним чемпион по всем видам спорта — Женька.

— Вот он! — сказал Толька. — И рад! Как будто подвиг какой совершил! Ты что, с ума, что ль, начал сходить?

— Может, и начал, — независимо сказал Вовка. — А тебе что?

— А то! — вмешался Женя. — Достукался? Поведение снизят?

— Подумаешь! Мне же снизят, не тебе. Ты-то чего страдаешь?

— А ты в чьем классе? — спросил Толик.

— Класс как был, так и останется. Никто не заболел и не помрет. Может, и спасибо скажут!

— За что?

— Ну, это тебе рано знать. Не полагается. Там увидим. За поведением есть Андрей Кондратьич следить… И ругать… Тебе за это зарплату, что ли, платят?

— Мы тебе покажем зарплату! — покраснел Толик. — Вот попробуй еще — узнаешь зарплату!

— Ничего ты не сделаешь, — упорствовал Вовка, — потому что получилось у меня в мозгу такое… затемнение… временное.

— Еще бы — постоянное! — засмеялся Женя. — Мы за тебя возьмемся. Сразу у тебя получится просветление! Будет твой мозг как стекло!

Вовка сразу пригорюнился, но продолжал стоять на своем:

— Дурацкое дело… оно, конечно! А все-таки придется мне еще две штуки сотворить. Уже продуманы, жалко, если пропадут.