Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы
Шрифт:
Боль преодолима, он знал это. Испробовал на себе муки адского пламени и выжил, а значит и это временное неудобство в силах вынести. Пережить.
Но мысли мыслями, а свистящий выдох сорвался с губ, когда рука прошлась по ребрам, ощутив пульсацию рассеченной кожи. Ладонь коснулись влажной повязки, пропитавшейся сукровицей за день, и в нос ударил гнилостный запах давнего нарыва. Мужчина скривился от вони, въевшейся в пальцах, и дергающего жала гнойника, терзающего его тело.
— Тебе плохо?
Расслабившись, он пропустил шум приближающихся
— Терпимо, — проскрежетал сквозь зубы, заставив себя выпрямиться.
— Я договорился. Комната на сутки, — обыденно молвил старец, чтобы не задеть гордость своего молодого сопровождающего.
— Пошли, — сдался он, тяжело опираясь на предложенную руку, чувствуя, что весь горит огнем. — Я устал.
Как и было заведено, первый этаж постоялого двора занимала харчевня, пока еще прибранная и пустующая. Грубо сколоченные деревянные столы и такие же лавки были отдраены до блеска, компенсируя топорность работы чистотой. Мужчин тут же окутало теплом. В нос ударил аромат печеного лука, жареных яиц, мяса, тушеных овощей и кислинка перестоявшей браги.
В животах у обоих заурчало.
— Тебе придется подняться по лестнице, — предупредил молодого человека старик, когда они перешагнули порог ночлежки.
— Догадался, — раздраженно проворчал раненый, которого излишняя забота друга нервировала, заставляя чувствовать себя ни на что негодным.
Его самолюбие и так пострадало, ведь в последние дни он сильно сдал, и уже не мог обеспечивать их пропитанием. Даже хилого зайца был не в состоянии изловить, так как сил почти не осталось. Только на то, чтобы идти.
Осознание этого разъедало его душу, не хуже раны, терзающей тело. Поэтому, когда старик начинал кудахтать, он заводился и начинал психовать.
С их появлением из кухни выскочила хозяйская дочь и, вытирая руки о фартук, предложила следовать за собой.
— Спасибо, дочка, — поблагодарил провожатую старец, когда они взобрались на второй этаж, и девушка гостеприимно распахнула для них дверь одной из комнат.
Совсем еще молоденькая, почти ребенок, она мило зарделась и пробормотала.
— Ну что вы.
В ее карих глазах страх смешался с любопытством, и старик вновь задался вопросом — что же тут происходит. Хотел поинтересоваться, но не стал, отложив на потом, ибо почувствовал, как напрягся его спутник, присаживаясь на стул.
"Упрямый дурак", — мысленно обругал он своего молодого друга, жалея, что не может отчитать вслух.
— Принесешь нам теплой воды и чистую тряпицу, — попросил он девушку, все еще стоящую возле двери.
— Конечно, — согласилась она, быстро отведя взгляд, спохватившись, что так глазеть на постояльцев нехорошо. — Я мигом.
— Сначала обработаем рану, а потом я принесу что-нибудь поесть, — обратился старик к своему товарищу.
— Хорошо.
Как всегда его ответ был односложен. Он вообще редко говорил больше десятка слов за раз, и старец уже привык. За
В дверь постучали, и почти сразу раздался скрип петель.
— Принесла.
Хозяйская дочь проскользнула в комнату, держа в руках кувшин с водой, полотенце и свернутые в рулон куски ткани.
— Я подумала, вам могут понадобиться… — она протянула самодельные бинты старику, явно смущаясь и нервничая, что взяла на себя слишком многое.
"Смышленая", — вынужден был признать старец, пристально вглядываясь в лицо девушки. Та хоть и чувствовала себя неловко, но глаз не отводила.
— Спасибо. Коль догадалась, может и подсобишь тогда? Рану обработать сможешь? — решился старик и добавил для своего друга. — Она лучше справится, чем я.
— Конечно, — согласилась девчушка. — Только батюшке не говорите. Не любит он, когда я с постояльцами путаюсь больше положенного.
— Договорились. Но и ты не рассказывай, что узнала.
Она энергично закивала, в то время как взгляд не отрывался от сидящего на стуле мужчины.
— Помоги, — старец махнул своей нежданной помощнице, подзывая поближе, а сам, ухватил друга за руку, чтобы помочь тому подняться.
— Сам, — тут же прорычал раненый, до этого молча слушавший их переговоры.
Старик благоразумно отступил, зная норов своего товарища, но только на шаг, чтобы в случае чего успеть поддержать, при этом мысленно ругая молодежь за непомерную гордость.
Девушка же, услышав этот рык, испуганно ойкнула и попятилась к двери, с явным намерением сбежать.
— Не бойся, не обижу, — уже спокойно проговорил мужчина, и в голосе его появились едва уловимые ласковые нотки.
Поднявшись, он покачнулся, но устоял, и только плотно сжатые губы выдавали, чего ему это стоило. Спустив капюшон с головы, раненный на ощупь распутал завязки плаща и, сняв его, передал старцу.
— Как зовут тебя, девочка?
— Риганала, — тихо отозвалась она, и тут же поправилась. — Нала. Лучше Нала.
— Хорошо, Нала. Поможешь мне раздеться? — попросил он, тем самым заглаживая вину, что невольно испугал ее.
— Да, конечно, — все еще чуток испуганно пролепетала девушка, но это не мешало ей во все глаза разглядывать мужчину.
Он был странный. Не обычный. Не такой, как все. И видимо слепой, так как темная повязка прикрывала глаза.
Его кожа была бронзовой, несмотря на бледность, щеки — гладкими, и кажется незнающими, что такое бритье. Волосы — совсем черными и длинными, Нала ни разу в своей жизни не встречала таких, хоть на отцовском подворье часто останавливались иноземцы, держащие путь в столицу. Его челюсть была крепкой и квадратной, а осанка — гордой и властной. Манерой держаться он походил на знатного человека, вот только старая, потрепанная одежда с латками, говорила об обратном.