Вой лишенного или Сорвать покровы с богов
Шрифт:
К тому же, если советники сумели изыскать возможность и провозгласить правителем Таирию, вероятно смогут сделать то же самое и для ее сына. Луани понимала, чтобы отвратить народ Тэлы от новоиспеченной руаниданы, требуется нечто посильнее желания бывшего вейнгара и притязаний его единокровной сестры. Нечто такое, что сможет заставить суеверных тэланцев усомниться в богоугодности правительницы пустынному тигру. Например, то, что столько лет обходило Тэлу стороной.
Война! Разрушительная, отнимающая силы и уверенность бойня! Питающаяся силами народа битва, что ставит под сомнение все и вся! Даже того,
"Или ее", - поправилась про себя Луани, мысленно поставив галочку. Не быть Таирии руаниданой! Только не при ней - той, что пророчит в вейнгары собственного сына! При ней ни за что!
Выждав некоторое время, Милуани задала главный вопрос, из-за ответа на который пожелал встретиться с братом.
– Посольство рианитов… Что они хотели от тебя? И насколько сильно?
Перекладина балюстрады за его спиной, изо дня в день выступающая перилами для всех желающих, в данный момент служила не столько опорой утомившемуся телу, сколько сдерживающим фактором. Сдерживающим потому, что Лутарг приковал себя к ней воображаемыми оковами. Иллюзорные цепи, опоясывающие балку и примыкающие в неразрывном зажиме к широким кольцам, сомкнувшимся на его запястьях, были призваны удержать на месте его самого и рьястора.
Рьястора в первую очередь! Духа, способного шокировать неожиданным появлением всех собравшихся во внутреннем дворе замка вейнгара.
Еще днем, наблюдая сквозь узкие прорези маски - их с матерью компромисс, скрывающий неестественную голубизну глазного белка - молодой человек едва сдерживал клокочущее внутри желание реализовать право собственности. И, конечно, объектом этих притязаний выступала Литаурэль.
Останься у него здравый смысл, Лутарг посмеялся бы над самим собой. Вот только сил практически не осталось. Они были до дыр изъедены не в меру требовательным чувством собственника и ревностью.
Причем ни то, ни другое не обладало, по его мнению, правом на существование. Отрицалось, но все же имело место.
Девушка притягивала взгляды диковинным, невиданным ранее цветком. Пробуждала интерес одним своим присутствием, нахождением в пределах касания. Лишь потянуться, и ты - обладатель прекрасного. Единственный владелец того, к чему каждый стремиться стать ближе.
Всеобщая жажда! Всепоглощающая! Непреодолимая!
Для самообладания Лутарга заинтересованных взглядов было слишком много! Чрезмерно! Больше, чем он мог смиренно вынести! Намного больше, чем его внутренний зверь мог стерпеть, не проявив себя!
Символизируя плодородную землю Тэлы, отдающую себя в руки нового правителя, в ярко зеленом платье Литаурэль была неотразима. Другие девушки меркли на ее фоне. Терялись, сливаясь с нарядами. Исчезали на фоне пышности и красочности действа.
Лита же сияла! Ярче небесных светил! Ярче всего, что он когда-либо видел!
Несмотря на морщинку, залегшую между бровей, и подрагивающие уголки губ, выдающие ее нервозность, девушка передвигалась с грацией небесной птицы, купающейся в детства знакомых и всем сердцем любимых воздушных потоках. С каждым шагом ныряя в ласкающий вихрь, она расправляла крылья, и их играющее цветами оперение,
Вот только боль эта была сладостной, и Лутарг, не противясь, признавался себе, что не согласен променять ее на былую пустоту. Абсолютное безразличие ко всему перестало быть его самоцелью. То, что проснулось в его душе - сыновней и мужской - теперь не собиралось отступать, а лишь набирало обороты, требуя беспрекословного подчинения.
Отказаться? Нет! Сейчас - нет. Сейчас все в нем жаждало взаимности!
Литаурэль… Имя, выворачивающее наизнанку его представления о страсти. Об удовлетворении потребностей, которыми он всегда без сожалений пренебрегал.
Отстоя от мук, недостатка, практически не испытывая неудобств, он был доволен собственным равнодушием. Даже радовался ему, находя в этом отличие от других, падких на имитацию страсти или жадных до боли.
Они не приемлели его, а он их - равноценный, не тревожащий суть обмен. Обоюдно радующий обмен, переступить через который не составляло труда.
Но Литаурэль… Она была столь прекрасна, настолько желанна для него, что молодой человек любые поползновения толпы относил на счет той, что занимала его мысли. Будь то свист или выкрик, раздавшийся откуда-то из скопления людей, или же мускусный аромат желания, принесенный ветром и дразнящий обоняние, от которого Повелитель стихий готов был проявиться во всей своей безудержной ярости.
В поисках самоконтроля, которым так гордился когда-то, Лутарг перевел взгляд на мать. Лураса стояла в окружении советников вейнгара. Всех их он знал поименно. Успел выучить за время, проведенное во дворце. Мужчины что-то говорили, перебивая друг друга, насколько мог судить молодой человек. Взгляд матери выражал благодарность. Он почти слышал ее ничего незначащие реплики, соответствующие случаю. Племянница стала руаниданой - событие, заслуживающие внимания и похвалы.
Лутарг так же, как и мать, радовался за Таирию. Мужчина верил, что девушка станет достойной правительницей Тэлы. Верил изначально, несмотря на сомнения кровной сестры. Ее колебания и неприятие.
И вера эта была сильна. Сильнее, чем он смог бы выразить словами! Намного сильнее его уверенности в собственных силах!
Понаблюдав некоторое время за матерью, поймав ее любящий взгляд, Лутарг почувствовал, что струна оков, звонкую песнь которой он слушал с тех пор, как благодать Траисары раскрасила небосвод, сменив лик Гардэрна нежным мерцанием звезд, ослабила свое натяжение.
Вся та нежность и тщательно скрываемая тоска, что сын вычленял во взглядах Лурасы, дарили ему ощущение нужности. Правильности бытия. Отрицали привычное одиночество.
Благодаря им, Лутарг чувствовал себя живым. Нужным! Необходимым ей и самому себе.
Позволив себе искупаться в материнской любви, молодой человек вернулся к тому месту, где оставил Литаурэль. Вода, Воздух и Огонь все также находились в центре мужского внимания, смеясь и кокетничая, а вот Землю молодой человек не увидел. Ее зеленый наряд не порадовал глаз. Рожденной с духом недоставало в неразрывном кругу четырех стихий. Цепи, удерживающие мужчину на месте, потеряли плотность, рассыпавшись под воздействием нахлынувшей паники.